Он проворно вскочил на ноги, не жале пяток, молниеносно выглянул за дверь кибитки, дабы убедиться в том, что нет за ними лишних ушей и тут же занял прежнюю позу перед хозяином:
— Я жемчуг имею в виду!
И сделал решительный знак руками и ногой, изобразив, при этом собой удачливого, вошедшего в спортивный раж, профессионального футбольного вратаря, подающего мяч партнерам:
— Гоните в шею всех с ним связанных.
Далее более убедительные аргументы последовали для ушей, отдаленных опасливыми перспективами, почерпнутыми со сцены.
— Ни к чему нашей Отчизне эта морока, — уверенно донеслось снизу. — Одни неприятности.
После чего уже хозяину положения пришлось ломать голову под градом вопросов:
— Вот и Ваш предшественник честно и щедро дружил с Пахарями Заполярья. И где он теперь? Куда делись? Почему не вернули взятое?
Беседа, превратившаяся сначала в конкурс «Что? Где? Когда?» на этом этапе перешла в долгое молчание.
И так вообще бы иссякла, кабы вопрошающий сам не отыскал нужный выход. Убивая им всех зайцев, которые могли выбежать под ружейную пальбу в виде конкурента-призрака с развалин, как и саму причину неприятностей, поселившихся на Богатом Острове.
— Жемчуг — по боку! — Вождю не оставалось ничего иного, как удивляться прозорливости чиновника, продолжавшего в том же духе. — И заживём так хорошо, как никогда еще до этого не жили!
В другой бы раз говоривший прикрылся чем-либо и на всякий случай от тяжёлого скипетра-знака власти того, кому было адресовано амбициозное предложение. Но теперь он сам удивился той легкости, с которой семена его летучих доводов прорастали в удобренной лестью, почве понимания.
И долго еще удивлялся. Пока на явной вечере, по поводу кончины «Жемчужного проекта» нынешний Вождь так мотивировал свой отказ окунуть Богатый Остров в пучину драгоценного изобилия:
— Ну-ка их подальше, все эти самоцветы-минералы.
И дал всему объяснение, с первых же минут обреченное на то, чтобы его внесли в исторические скрижали Богатого Острова:
— Приснилось мне прошлой ночью, что явились к нам сущие людоеды.
Дальше рассказ велся во всех подробностях, включая вполне интимные черты:
— Пропахли все никотином.
Войдя в раж и поймав кураж в окружающей его аудитории, Вождь сделал вполне дальновидное предположение:
— Не то с «Казбека», не то с «Беломорканала».
После чего заставил подданных ужаснуться за свое возможное и неминуемое горе-злосчастье, избежать которое пока что удава лось лишь благодаря столь мудрому и заботливому руководству.
— Давай, мол, долю! — рассказал Вождь. — Не то съедим!
Упоминание о пище изменило, устремлённые на выступающего руководителя, взгляды подчиненных. С доброжелательных — на плотоядные. И вернуло ход событий в нужное русло. Когда вновь основным в обществе островитян становилась прежняя «пища ума». И она же — главное, блюдо всеобщего пиршества.
Официанты, обслуживавшие официальное мероприятие — традиционную явную вечерю, работали не так, как на следовавшей за ней вечерне «тайной». Потом — для узкого круга избранных и особо приближенных к Вождю особ, можно было подавать кое-что удобоваримое и годящее для употребления.
Ну а пока, для разместившихся в караван-сарае рядовых зрителей, подносы выносились под хлюпанье, работавших на износ, противогазов. Уж больно невыносимым для нормального обоняния духом смердила «жвачка». Та самая, что профессионально была замешана в равной пропорции из лжи и обмана, да еще на раздаче предлагаемая с густой брехоподливой. Все блюдо подавалось теперь вместо того, кого уже съели поедом — Прежнего Вождя.
Сам он отсутствовал на трапезе. Так как, игнорируя явную вечерю преемника, совершенно не боялся за это расправы. К тому же чувствовал за собой правоту и понимание островитян в будущем. А потому последователям преемника мыть его косточки пришлось заочно. До подачи на стол, сформованные из синтетического сырья, эти заменители натурального продукта дурно пахли еще при первом появлении на свет, а теперь же — и подавно.
Официанты, столовские работники, повара и прочая обслуга ничего не имевшая против основного блюда, вряд ли бы выдержала без защитных масок атмосферу схарчивания островитянина, неугодного для местного начальства. Зато остальным едокам противогазов не понадобилось. В точном соответствии с поговоркой, выдвинутой древними… Нет слаще запаха, чем труп гниющего врага!
Вот и они, не жалуясь ни на какие на проблемы с личным аппетитом, с воодушевлением употребляли, им поданные яства. Боясь больше, чем несварение желудка, одной даже мысли о возможном возвращении во власть Прежнего Вождя.
Лично поделив между едоками то, что было выдано за пищу, Нынешний Властитель Богатого Острова сам и проконтролировал процесс того, как употреблялось изделие его персональной кухни. По его непосредственной указке и для пущей верности достижения окончательного результата, обильно приправленное личными грешками. И теми, что уже свалили на предшественника, и намеченными на очередной сеанс.
Обычно, процесс шел по специальному графику, утверждённому раз и навсегда. Следуя соответствующему циркуляру, постоянные посетители пункта приема жвачки должны были, время от времени, удаляться к островитянам. Дабы тем, с их слов, тоже доставалось некоторое количество предназначенного обществу воспитания.
Так было всегда. Но теперь что-то испортилось в механизме правления. Один за другим, с похожим виноватым выражением лица, возвращались обратно, так и не успевшие пожевать до полной кондиции. Они, давясь и захлёбываясь, жаловались на, испугавшую их, то тут, то там — «Тень прошлого». Такие голодающие шли обратно и шли. Все никак не давая «Нынешнему Вождю» уединиться и повечерять без чужих глаз.
Нужен был выход. И он появился. Причем, принятий единогласно:
— Пусть новый шаман разберётся с предрассудками, — было заявлено во всеуслышание. — Делом докажет, что вовсе не зря когда-то получал поддержку, оспаривая бубен у других претендентов!
Сама последняя надежда победы над призраком существовала в отдалении от своих адептов. И совсем недаром Шаман проживал на расстоянии от острова, неутомимо занимаясь там своими личными делами без отрыва от общественных забот. Но если раньше и оттуда влияния шамана хватало на помощь правящему режиму Богатого Острова, то теперь лафа кончилась. Когда срок владения бубном оказался на исходе, заочная камлание — колдовство уже не проносило должных результатов.
Требовалось личное присутствие.
И тогда протяжно запели трубы — те самые, с изогнутым раструбом грозные трембиты. Нескончаемым грохотом заревели призывно тамтамы. Далеко выводя новую мелодию Бахбородинского, подсуетившегося на волне старых традиций. Он и ее назвал очень образно и все разъясняющее: — «Шаман — хорош, шаманочка — красивая! Где вы есть? Куда подавать весть?».
