И вот, на подлете к Богатому Острову, очистив слуховые проходы кожурой, только что выкушанного, а потому мягонькой и не уступающей ничему другому, банана, мсье воздухоплаватель явственно различил в раскатистом и зычном рокоте правительственных тамтамов упоминание друзей низвергнутого Правителя.
Остро захотелось ему повернуть обратно.
Но не успело раскаявшееся создание. Тонко заскулил Макароноухий, прикрыл глаза и опустившись на самое дно липового короба с соответствующими подарками. Потому что не мог не заметить, как прямо с горизонта, скрывавшего Богатый Остров, мчатся по волнам встречным курсом упряжки специалистов по созданию пенного следа на гребешках морской волны.
Это были самые настоящие лыжники — каюры. Собственное их начальство, сидя на загривках, прибавляло скорость движения всей кавалькады своими возгласами, направленными, как на ездовых, так и на дельфинов — предельно грозными и достаточно зычными, особенно для непривыкшего к этому, слуху, парителя коробчатого лайнера на четырех воздушных шарах.
Секрет и необходимость столь шумного прокладывания маршрута до конечной цели крылись в том, что старшие из «снежных пахарей» заботились о самом главном, что могло быть. О сохранении, угодного им самим, нравственного уровня своих разумных ездовых. Вот и мешали им впитывать новости и подробности прошлого с Богатого острова. Дабы те не разочаровались в островитянах под совершенно неоправданные и незаслуженные проклятия. Визирей в адрес Бывшего правителя, ничем не успевшего омрачить память о себе в северном народе.
И дело было вовсе не в существовавшем остром нежелании у бригадиров лыжников-каюров предъявлять несуществующие претензии по надуманному вопросу к тем, кто вопил полную нелепицу. На самом деле руководящие пахари сразу поняли роль, отводимую им все предыдущее время в гонениях настоящего друга — исторической личности, ставшей Тенью прошлой честной жизни. Ныне бродившей совершенно неприкаянно и вольно по пепелищу обсерватории, то и дело, спотыкаясь босыми ногами на обломках телескопов.
Вот потому и постарались уйти подальше от сомнительных заступников. Дабы не превратилось простая неосведомленность в праведный гнев. И, низко пролетавшего над ними, месье Макароноухова, столько клеветы вывалившего на голову ни в чем не повинного призрака Прошлого Вождя, морские путешественники на этот раз и пальцем не тронули, не говоря уже о сакральном скармливании своим ездовым разумным дельфинам.
Оставили его висящим в воздухе. Да еще и позаботились, чтобы не случилось как в старой доброй истине:
«Если не трогать гнилой банан — не придётся мыть после руки!».
В ту пору как, не ведавший о проносившемся под ним прощении, Шаман готовился к самому худшему, время работало на тех, кто с пользой для себя поглядывал на часы. Вся жизнь промелькнула перед его печальным взором, начиная с момента рокового падения, случившегося прямо с взлётной башни рейсовых ковров-самолётов.
Теперь-то уж, перед угрозой быть обиженным безжалостными и помнящими зло, ездовыми дельфинами, он не столь категорично назвал бы удачным свое собственное решением добираться до цели без опоры со стороны. Осуществить свою служебную командировку на Богатый остров с помощью подручных средств.
А тогда он воскликнул: «Эврика!», обнаружив на дне своего вместительного липового короба подарки не только для детей островитян — простодушных и готовых плодиться до бесконечности по своей любвеобильной сути, но и, адресованные исключительно взрослым, пакетики противозачаточных средств под брендовым названием «Анти-СПИД».
Повторив мысленный ход братьев Монгольфье, всегда считавшихся его кумирами из числа, так и не дарованных ему судьбой, сограждан, современный коробейник тут же принялся надувать самые вместительные счастливые шарики, помеченные еще сотрудниками ОТК особого резинового и технического предприятия в качестве товара предельного размера: «Изделие № 1».
Когда неожиданно кончились эти огромные «презервуары», пришлось использовать и гораздо меньшие по длине и толщине «резервативы».
Ну а затем, когда, развешанные по углам короба «резино-технические изделия № 1 и № 2» могли уже сами удерживать в воздухе нынешнюю обитель шамана, свалившегося с верхотуры стартовой вышки ковров-самолетов, дело оказалось почти сделанным. Мсье Макароноухому теперь вполне можно было изменять без боязни «вектор тяги» волшебного бубна, превосходящего своими возможностями все то, из сонма материалов столярной мастерской, что когда то по прихоти судьбы кружило беззастенчиво над Сменой с беспечно загоравшими на ее берегах легендарными нудистами с беззастенчивыми именами от Луи до Софи.
Так воздухоплаватель и поступил, направив реактивную струю первого изделия, он дал мощный импульс всему летательному аппарату. И не его вина была в том, что воздушного коробейника его изобретение принесло не сразу на Богатый остров, а сначала «на Зубок» к ездовым дельфинам…
Время шло. Шаман затих на дне корзины, лихорадочно проживая в воспоминаниях не только самые лучшие мгновения своего прошлого, но и те, которые сами по себе делали невыносимыми и страшными последние для него мгновения.
Но прошёл час, другой, третий. Внизу плескалась вода. Над головой горланили чайки. Ветерок шелестел, запутавшись в упругих нитях под надутой до отказа технической резиной.
Однако никто еще не пытался откушать от шаманского тела ни крошки. И это рождало надежду на более светлое, чем теперь, будущее.
Только нге всегда при ясном свете просыпаться и жить считается более уместным, чем в ту пору, когда никто не мог заметить случайные превратности, какими мог завершиться ночлег после переедания того же арбуза или несвежих огурцов.
Потому, имея на то весьма большой опыт, действовать более решительно он попытался чуть позже, когда вокруг наступила темнота.
Правда этот полный мрак радовал его еще и тем, что был не из разряда отсутствия освещения в желудке и остальных частях и сегментах органов пищеварения разумных ездовых дельфинов, а просто — ночная!
Поняв это и оценив по достоинству свое счастливое спасение от неминуемой расплаты, Шаман начал пользоваться новой половиной, оставленной ему жизни.
Поднявшись сначала на корточки со дна корзины, а потом, осмелев окончательно, выглянув наружу из-под многочисленной белоснежной гирлянды упругих шаров, он с радостью и полным душевным облегчением не нашел и следа присутствия оболганных им пахарей.
Окончательное спасение подтвердилось с наступлением рассвета, встретившего путешественника уже у самого Богатого острова.
Однако он не был единственным, кто в этот момент приземлялся по тревожному призыву тамтамов. Вместе с «воздушным коробом из липы с резино-мотором и воздушной тягой из пузырей», на посадку заходил и рейсовый пассажирский ковёр-самолёт с большим грузом гуманитарных «данайцев».
Там тоже был свой сюжет. За обладание бюджетной валюты уже сцепились, ни на законотворческую жизнь, а на политическую смерть, Жрец и дипломатический засланец маэстро Бахбородинский.
