– Ну здравствуй, Фантом, – внезапно донеслось приглушенное из-под шлема. – Знал я, что от тебя будет много шуму, но никак не думал, что столько. Ты почему не отписал насчет Печатей, а?
Боже… да нет, не может быть!
Честное слово, у меня случился шок.
– Фаэс?!
– Я, демон ты безлицый, – усмехнулся «дядька» и неспешно снял шлем. – Сказал бы ты раньше, что именно задумал, я бы сразу с тобой напросился. Даже на ногу бы не посмотрел. А то что ж это получается: ты себе всю славу заберешь, хотя живешь тут без году неделя, а мы вроде как и ни при чем? Нехорошо получается, Фантом. Как-то нечестно, а?
Услышав такое, я тихо присвистнула, едва представила, в какой спешке эрдал собирался, чтобы успеть сюда раньше нас. И в какой дикой спешке собирал людей, когда узнал, что и другие Печати сорваны.
Сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули Нор? Неделя? Две? Гонец даже от Раги будет лететь сутки напролет. Да и Рог, наверное, не сразу сообразил, что происходит. А значит, всего неделя была у Фаэса, чтобы понять, что к чему, сорваться с места, оставив город на зама, кинуть клич своим парням и примчаться сюда на всех парах. И ведь подумал. Подмогу привел, ни на минуту не забыв об оставшемся где-то темном маге. Пришел на помощь. Молча. Безо всяких просьб. Просто потому, что решил: так надо, еще не зная о том, что мы как раз сегодня благополучно закончили.
Я почувствовала, как в горле встал тугой комок.
– Блин… Фаэс…
– Что, не рад? – Эрдал Нора пригладил седые волосы и, безошибочно опознав мою растерянность, усмехнулся шире. – Или боишься, что я тебя взгрею за недавние подвиги? Может, уже решаешь, как половчее сбежать, а?
– Нет, – наконец опомнилась я, уже без опаски выезжая вперед. – Просто не успел подсчитать все, что мы натворили, и всех, кого смогли прибить. А теперь всерьез опасаюсь, что ты нам мало заплатишь. Сам знаешь: я очень жадный. Продешевить бы не хотелось. Но ты как чувствовал, гад, – все-таки застал меня врасплох. И теперь я, наверное, уже никогда не узнаю: сколько же ты получаешь на самом деле?
Вот теперь пришло время Фаэсу ронять челюсть вниз.
А что? Только мне сегодня удивляться? Только ему можно заставлять меня смущаться при всем честном народе? Имидж свой расшатывать и подмачивать репутацию? Пусть-ка получает сторицей. Ведь ему намного хуже, чем мне: у него сейчас лицо открыто, так что все присутствующие имеют возможность полюбоваться, как он забавно хватает ртом воздух. И могут слышать, как медленно и постепенно зарождаются среди его людей первые понимающие смешки.
– Ну, Фантом… – наконец вернул себе дар речи эрдал.
– Да, я знаю, – притворно вздохнула я, чувствуя, как внутри разливается тепло от мысли, что и здесь у меня неожиданно появились друзья. – Дарн уже раза три в подробностях описал все мои достоинства и так же прочувствованно, как ты сейчас, сообщил о моих светских манерах. Хвалил, само собой. Долго так, выразительно. Веришь?
Кто-то из рейзеров все-таки не выдержал и громко заржал.
– Вот, – тут же ткнула я пальцем в весельчака. – Он уже знает, о чем речь. Сам, думается, испытал. Впрочем, ты, наверное, тоже успел приобщиться к чуду, потому что знаешь, Фаэс, этот милый и душевный кварт так много о тебе рассказывал… так красиво выражался и так обстоятельно расписывал, как, чем, в какие места и как долго будет тебя… кхм, любить, когда увидит… что я, честное слово, проникся. А проникнувшись, тут же понял, что никогда не стану мешать вашей давней, крепкой, настоящей мужской дружбе. О которой, я думаю, когда-нибудь сложат целую легенду.
На какое-то мгновение вокруг нас воцарилась такая тишина, что было слышно, как резвятся под землей дождевые черви. Но потом наконец на воротах грохнуло.
Ржали все: от караульных до показавшихся на стенах мальчишек, от пришедших вместе с эрдалом норцев до местных знатоков, у которых широкая душа Горлопана и его манера общаться давно уже стала притчей во языцах. Потом, припомнив наш последний визит и мои словесные пируэты касательно кузнеца, начали посмеиваться и оборотни. А следом за ними позволили себе сдержанные усмешки даже Тени.
Наконец Фаэс звучно сплюнул, сердито покосился на подчиненных, но понял, что бесполезно сейчас требовать от них дисциплины, и обреченно махнул рукой:
– Да чтоб тебя, Фантом!
И решительно развернулся к нам тылом. На что мне оставалось только укоризненно покачать головой и грустно обронить в пустоту:
– Вот так всегда: веришь человеку, веришь, а он потом тебе свинью на коне подкладывает. Как тебе не стыдно, Фаэс? Ну скажи: разве я заслужил такое великолепное зрелище? И разве заслужили мы все такую огромную честь – всю дорогу до трактира любоваться твоей широкой, могучей, мускулистой, крепкой и очень мозолистой… спиной?
Гм.
Кажется, я слегка перегнула палку.
Пожалуй, не буду озвучивать то, что ответил на это Фаэс.
Отступление 1
Пустота. Тишина. Мягко мерцающее в беззвездной темноте зеркало мира, возле которого стоят два крылатых гиганта.
– Ну, и что ты об этом думаешь?
– Хороший Ход. Сильный. Кажется, у нашего Игрока неплохой потенциал.
– У твоего Игрока, ты хочешь сказать?
– Игрок нейтрален. Не забывай.
– Что ты собираешься делать?
– О. Ты все узнаешь, брат. Пожалуй, настало время и нам вступить в Игру, как думаешь?
– Начинай. Твой Ход, как обычно, первый.
– Благодарю, – короткий и ехидный смешок. – Ты всегда так любезен…
Эпилог
На большой поляне, надежно затерявшейся в недрах пробуждающегося Харона, было очень светло, несмотря на то что на остальной лес давно опустилась ночь. Фосфоресцирующие травы, светящиеся по краям листья, мягко мерцающие в темноте стволы, опалесцирующий мох… вокруг было так красиво, что просто дух захватывало. Мое личное место с каждым днем все больше походило на волшебные кущи Эйирэ. И все больше притягивало своим неповторимым очарованием.
Но сегодня это очарование оказалось нарушено. Об этом мне сказали птицы, внезапно сорвавшиеся с веток. Они знали: я не люблю громких звуков, поэтому никогда не кричали, залетая в подвластные мне земли. А еще они знали, что иногда я люблю петь, накладывая слова известных мне песен на причудливые мелодии народа эаров, которые с некоторых пор стали мне близки. И каждый раз, когда я возвращалась, птицы мгновенно слетались со всех окрестностей, чтобы недвижимыми фигурками затаиться в светящихся кронах и восторженно замереть, слушая мой голос, обретший за последние месяцы непривычную мягкость и чистоту.
Когда маленькие слушатели слаженно вздохнули, я оборвала начатую песнь и повернула голову к лесу.
