– Что с ним? Что с ним? – крикнула она. – Это я во всём виновата!
– Ни в чём ты не виновата, – успокоил я её. – Просто ему не следовало кидаться за тобой. Не зная броду – не суйся в воду, – так говорит старинная пословица. Ведь он плавать не умеет! А ты, чем попусту плакать, лучше окажи ему помощь.
Мы сняли с Андрея куртку и рубашку. Он не шевелился и не дышал, тело его было совсем бледное, и только у плеча синел небольшой шрам – след взорвавшейся золотой трубы, когда он производил опыты в Вольной лаборатории.
Мы стали делать ему искусственное дыхание, но он оставался недвижим. Поняв, что дело серьёзное, я решил вызвать Врача. Я никогда не снимал с запястья Личного Прибора, и теперь он пригодился. Я нажал кнопочку автокоординатора и кнопочку с красным крестом и восклицательным знаком – срочный вызов Врача.
– Нина, я буду делать ему искусственное дыхание, а ты беги вон на ту полянку и маши руками. Или, ещё лучше, сними свою блузку и размахивай ею. Тогда Врач из экстролета скорее обнаружит нас.
Я взглянул на Личный Прибор. Рядом с кнопкой вызова уже засветилась зелёная точка – знак, что вызов принят. Но я продолжал делать Андрею искусственное дыхание, хоть от этого и было мало толку.
Вдруг из лесу послышался хруст валежника, шум раздвигаемых веток – и на берег выбежал Человек. Вид у него был такой, будто он спрыгнул с ленты старинного фильма. Рукава его рубашки были засучены по локоть, в правой руке он держал опущенный дулом вниз старинный дуэльный пистолет. На запястье одной руки его блестел Личный Прибор, – что было вполне современно, – но на запястье другой виднелось нечто напоминающее ручные часы. «Болен потерей чувства времени, бедняга», – успел подумать я.
Человек бросил пистолет на песок и, подбежав к лежащему без движения Андрею, положил руку с приборчиком, который я принял за часы, ему на лоб. Тогда я догадался, что никакие это не часы, а просто ЭСКУЛАППП
[18]. Значит, Человек этот был Врач.
Едва Врач приложил ЭСКУЛАППП ко лбу Андрея, как на приборе засветилась тонкая зелёная чёрточка. Затем ЭСКУЛАППП негромко, но внятно заговорил:
– Семьдесят восемь болевых единиц по восходящей. Летальный исход предотвратим. Внутренних повреждений нет. Состояние, по Мюллеру и Борщенко, – альфа семь дробь восемь. Делать искусственное дыхание типа А три. Делать искусственное дыхание. Летальный исход предотвратим.
– Ну, это уж я сам знаю, – сказал Врач, обращаясь не то к прибору, не то к нам, не то к самому себе, – и стал делать Андрею искусственное дыхание по всем медицинским правилам.
Вскоре Андрей начал подавать признаки жизни. Врач снова приложил ЭСКУЛАППП к его лбу. Зелёная чёрточка на приборе теперь не дрожала, она стала шире. Прибор снова заговорил:
– Летальный исход предотвращён. Одиннадцать болевых единиц по нисходящей. Данные, по Степанову и Брозиусу, – бета один плюс зет семь. Больному нужен полный отдых четверо суток. Питание обычное. Летальный исход предотвращён.
Андрей тем временем совсем ожил. Он только был очень бледен после пережитого.
– Пусть он полежит ещё немного, – сказал Врач. – Потом отведите его в ту избушку, и пусть он отоспится. А затем его надо как следует накормить. Моя помощь больше не нужна. Сейчас мне предстоит куда более неприятное дело, пойду убивать зайца. Понимаете, я только прицелился – и вдруг ваш вызов…
– А вас-то за что наказали охотой? – спросил я Врача.
– Меня? А разве вы не слыхали об этом ужасном случае в районе Невского? Там умер Человек девяноста шести лет от роду. Не дожил до МИДЖа целых четырнадцать лет! А я – Врач-Профилактор, я отвечаю за длительность жизни Людей в этом районе. Я сам на собрании Врачей потребовал себе наказания.
– А почему вы избрали такое неудобное орудие убийства? – спросил я. – Ведь из ружья легче попасть.
– У меня есть друг – Смотритель Музея Старинных Предметов, он дал мне этот пистолет и научил из него стрелять. Пистолет легче носить.
Врач поднял своё оружие и направился в лес, а мы с Ниной остались возле Андрея. Вскоре он почувствовал себя настолько хорошо, что смог передвигаться. Я навьючил на себя рюкзак, затем мы с Ниной взяли моего друга под руки и речным берегом повели его к озеру, где среди валунов виднелась старинная деревянная избушка в одно окно.
– Постойте! – спохватился я и, быстро вернувшись к месту происшествия, разделся и нырнул в омут, где довольно быстро отыскал рюкзак Андрея.
Вскоре мы добрели до избушки. Она была очень старая. Внутри там были печь, стол, стул, а на полу толстым слоем лежало сено – оно здесь хранилось для зимней подкормки лосей. На чердак вела лестница. Там тоже лежало сено.
– Чур, я на чердаке ночую! – крикнула Нина. – Здесь так уютно.
– О ночлеге думать ещё рано, – резонно возразил я. – Прежде всего нам надо обсохнуть и поесть. Ты, Нина, иди на ту сторону избушки и раздевайся там, а мы расположимся по эту сторону.
Вскоре мы с Андреем уже лежали голышом на песке, а наша одежда была расстелена рядом. Я лежал на спине и смотрел на небо. Оно было светло-голубое, даже белесоватое, как всегда в жаркие безоблачные летние дни. Я думал о том, что это лёгкое, невесомое небо, как бы состоящее из ничего, всегда остаётся самим собой, а вот на прочной вещественной Земле всё меняется.
– Пока ты бегал вытаскивать мой рюкзак, Нина мне рассказала, как всё произошло, – прервал мои размышления Андрей. – Мне обязательно надо выучиться плавать…
Я знал, что Андрей благодарен мне, но в наше время выражать благодарность было уже не принято. Ведь если А благодарит Б за то, что тот поступил как должно, то этим самым А как бы предполагает, что Б мог поступить и иначе.
Из-за избушки послышался смех Нины. Потом она закричала:
– Он бежит к вам, он мой платочек утащил!
– Кто бежит? – крикнул я. – Никого тут нет.
– Ёжик! Подошёл и платочек унёс! Такой хитрый.
Действительно, из-за угла избушки показался ёж. На его иглы был наколот платочек. Я взял этот платочек, ёж сердито зафыркал.
Вскоре у всех у нас одежда просохла, и мы втроём принялись за еду. Рюкзак Андрея промок, но в нём, к счастью, лежали консервы, а им ничего не сделалось. Хлеб же и дорожная посуда находились в моём рюкзаке. Лесные птицы летали и прыгали возле нас, собирая крошки, которые мы им бросали.
Девушка у обрыва
Утром я проснулся поздно, очень хорошо было спать на сене. Когда я открыл глаза, то увидел, что Андрей сидит у окна за столом и что-то пишет. Он почувствовал мой взгляд и обернулся ко мне.
– Ничего, что я взял из твоего рюкзака тетрадь и разнял её на листы? – спросил он. – В моём рюкзаке была бумага, да она вся промокла.
