Первое письмо было от его сестры Виктории. Второе – от его брата Траффорда, будущего главного маршала авиации Великобритании.
И третье письмо – от Рут. Оно не подписано, но почерк – явно женский, и автор письма обращается к Джорджу Мэллори с искренней дружбой и любовью, без сексуального подтекста, но в некотором роде чрезмерно откровенно, нежно. Члены поисковой группы не сомневались, что такое письмо могла написать только Рут Тернер, женщина, чью фотографию Мэллори обещал оставить на вершине в случае успешного восхождения.
Но когда они спустились вниз, и письмо было отправлено на анализ, оказалось, что Рут не имела к этим строкам никакого отношения. У нее был другой почерк.
В последние минуты своей жизни Джордж Мэллори прижимал к сердцу письмо неизвестной женщины.
Эту женщину звали Стелла Габриэлла Кобден-Сандерсон. Она родилась в 1886 году в семье знаменитого барристера, переплетчика и художника Томаса Джеймса Сандерсона, одного из основателей и идеолога «Движения искусств и ремесел», и Анны Кобден, британской социалистки и политической активистки. После замужества родители Стеллы взяли двойные фамилии. Сандерсон был очень эксцентричным человеком. Закрыв в 1916 году свою лондонскую типографию, он выбросил в Темзу все оборудование, в том числе уникальные литеры специально для него разработанного шрифта, восстановить который удалось лишь спустя много лет, уже в компьютерную эпоху. Дед Стеллы по материнской линии, Ричард Кобден, был членом палаты общин и лидером движения фритредеров, боровшихся за невмешательство государства в частное предпринимательство. Анна Кобден сражалась за права женщин, права детей, права, права, права – всю свою жизнь.
Какая девочка могла вырасти в подобной семье? Сильная, волевая, умная и интересная, суфражистка по убеждениям и железная леди по характеру. В Стелле не было ни капли присущей Рут Тернер нежности, Стелла была прямой противоположностью супруги Мэллори и, возможно, той женщиной, которую он искал, но не успел найти.
Они познакомились всего за год до смерти альпиниста, во время его визита в США в 1923 году, как раз когда он произнес свой знаменитый афоризм. В том году брак Джорджа и Рут начал постепенно давать трещину. Их детям было восемь лет, шесть лет и три года соответственно. В семье часто скандалили, но ни один из биографов Мэллори даже не заикается о том, что тот мог уйти из семьи. Скорее всего, они с Рут перевалили бы через этот кризис и продолжали бы жить дальше в мире и согласии. В какой-то мере роковая экспедиция Мэллори стала его реакцией на семейный раскол.
О дружеской переписке между Джорджем Мэллори и Стеллой Кобден-Сандерсон было известно. После смерти альпиниста все письма забрал себе Траффорд Мэллори – и унес их содержание в могилу. Он погиб в авиакатастрофе близ Гренобля 14 ноября 1944-го в возрасте пятидесяти двух лет.
Более загадочно исчезновение всех датированных 1924 годом писем от Рут Тернер к мужу. Письма Джорджа к Рут, которые он писал в начале года из Азии, а затем в каждом лагере на пути к вершине, сохранились, обратные – нет. Их местонахождение до сих пор остается тайной. Тем не менее Рут, несомненно, писала мужу – этому есть устные подтверждения Фрэнсис Клэр, старшей дочери альпиниста. Что такого содержали эти письма, что владелец предпочел их спрятать или уничтожить? Траффорд ли это был или кто-то иной? Еще одна загадка.
До наших дней дошли переплетные и художественные работы Стеллы – она унаследовала способности и интересы отца. Но эти работы никак не связаны с Джорджем Мэллори. Ничего, кроме письма, которое мертвец прижимал к сердцу, не связывает этих двоих.
Вернемся к Джону Келли. Он шел наверх уверенно, точно зная маршрут, иногда сверяясь с пометками, в суть которых он Матильду не посвящал. Идти было непросто, высота чувствовалась сильно, они уже перевалили за 8000 метров. Французы уже, вероятно, разбивали штурмовой лагерь, а Келли все шел в сторону от вершины, не пытаясь подняться выше, чем 8200. Он не собирался брать гору.
Матильда спросила у него: ты точно знаешь, что ищешь? И откуда у тебя информация? Целая поисковая экспедиция пришла сюда, чтобы найти Ирвина, и не нашла. Зато они нашли Мэллори, ответил Келли. И что? Они потратили море времени, тело нашли случайно, а второе вообще может оказаться совершенно в другом месте, может, оно на триста метров выше, ты думал об этом? Нет, ответил Келли, я знаю, где тело.
Погода стояла превосходная. Ветра почти – по меркам высокогорья – не было. Светило яркое солнце. Снег лежал участками, под ногами пересыпались мелкие камни. Кислорода хватало, усталость была, но легкая, естественная. Идеальные условия для поисков.
Они шли медленно, потому что Келли не хотел сбиться с дороги. Потом они разделились. Он что-то нашептал своим шерпам, и один пошел направо, второй – налево. Матильда молчала. Она ждала, что Келли приведет ее куда-то. Между ними был невидимый поводок.
Потом у Келли затрещала рация, и раздался голос шерпа. Келли повернулся к Матильде и сказал: есть. Нашли.
На склоне лежали тяжелые плоские камни, образуя бугор в форме человеческого тела. Могила была свободна от снежного покрова. Никаких надписей рядом не было – просто камни, обозначающие, что здесь лежит человек.
Матильда вспомнила этот вид. Он сильно изменился, но сомнений не было – это было то самое место, которое фигурировало в популярном фильме National Geographic.
Это же могила Мэллори, сказала она. Зачем мы пришли сюда?
Келли обернулся. Нет, покачал он головой. Здесь лежит не Джордж Мэллори. Здесь лежит Сэнди Ирвин.
Но ведь у него были письма Мэллори, и ярлыки на одежде, и личные вещи! – удивилась Матильда.
Да, кивнул Келли. Это я объясню тебе чуть позже.
Часть 2. Эндрю Комин Ирвин
Введение
Десятки исследователей посвятят часы, дни, месяцы изучению моей жизни, такой короткой и такой прекрасной. Я не могу передать вам и десятой части того, что чувствую, что вижу и слышу, потому что у меня не хватает слов и, что значительно серьезнее, катастрофически не хватает времени. У меня есть лишь блокнот и карандаш, но я боюсь не успеть заполнить даже эти считанные странички, потому что вынужден находиться в полной неподвижности, а температура падает, поскольку приближается темнота. Поэтому я буду писать, сколько смогу, а когда карандаш выпадет из моих ослабевших пальцев, стану просто говорить, а потом – думать про себя, покуда, как говорят священники, смерть не разлучит меня с этим миром. И хотя я не был наверху, хотя я так и не увидел самое близкое солнце из всех возможных на этой планете, я счастлив, потому что Джордж жив, он отправился наверх и, возможно, в эту самую минуту уже спускается обратно, чтобы рассказать всем: для человека нет никаких преград.
Никто не найдет моих записей, никто, скорее всего, не наткнется случайно на мое вмерзшее в гору тело, потому что я очень далеко от более или менее проходимых мест. Не знаю, сколько мне пришлось падать; если рассчитать угол, под которым лежат тени, и добавить к этому прошедшее с момента падения время, то, скорее всего, я пролетел порядка тысячи футов и нахожусь сейчас значительно ниже нашего последнего лагеря. С одной стороны, это неплохо, поскольку в этой области можно продержаться без кислорода практически неограниченное время. С другой стороны, Джордж никогда не найдет меня здесь. Стоит ли кричать? Видимо, не стоит. Этим я могу разбудить гору, приблизив свою кончину.
