Вернемся к Джону Келли. Он появился в базовом лагере на высоте около 5300 метров с четырьмя шерпами. Один из них остался чем-то недоволен и отказался идти дальше. Остальные трое планировали двигаться к вершине. Одного звали Пемба, второго – Дава, а третьего – Ками. Я никогда не отличал шерпов друг от друга. Мне они казались и продолжают казаться одинаковыми, точно близнецы.
Вся эта компания выглядела совершенно обычно. Альпинист хочет взойти на гору, нанимает группу проводников-носильщиков, берет с собой приличный запас еды и кислорода – и вперед, наверх. Естественно, никто не собирается бить безумный рекорд Пембы Дордже, который умудрился подняться на вершину из базового лагеря за восемь часов. Девяносто девять процентов людей не выдержало бы такого темпа чисто физически. Нет, Келли собирался просто идти наверх – аккуратно, без лишнего экстрима, как получится.
Я не приглядывался к нему. Сколько их прошло мимо меня – разных, сильных и слабых, уверенных в себе и трусливых. Сколько их не вернулось обратно. Сколько сошло на середине маршрута, сдалось, сползло вниз, чтобы никогда больше не вернуться. Келли был одним из тысяч, и он не был мне интересен. Когда Пемба Дордже сочетался браком со своей девушкой на самой вершине – это было интересно. И когда Аппа Тенцинг «брал» гору в двадцать первый раз – тоже. А рядовое восхождение Келли первоначально не вызвало у меня азарта. Пусть он даже был моим соотечественником. Таких, как он, было слишком много.
Более того, по внешнему виду и подготовке Келли я сделал вывод, что он сдастся где-то на семи тысячах, вряд ли позже. Даже до штурмового лагеря не дойдет. Его свалит гипоксия. Он испугается того, что зрение внезапно ухудшилось примерно в два с половиной раза. Или того, что десять килограммов за плечами неожиданно превратились в сто. Он сойдет с дистанции.
Но он не сошел.
Вернемся в 1934 год. Четырнадцатого апреля мы с тремя шерпами добрались до монастыря Ронгбук, расположенного на высоте 4980 метров. По меркам тридцатых, его как раз можно было считать базовым лагерем. Настоятель встретил нас приветливо, гостеприимно. Он предлагал подождать хорошей погоды, пожить в монастыре хотя бы пару недель. Шерпы согласились, я – нет. Гора стояла передо мной, и я не мог ждать ни минуты. Я и теперь считаю, что был прав. Я ведь добрался до вершины, а что потом – не так уж и важно.
Моей первой ошибкой был отказ от оборудования Ратледжа. Ратледж был слишком грамотным, аккуратным и рассудительным для настоящего альпиниста. Он рассчитывал время по секундам, жизнь для него значила гораздо больше восхождения, и отказался от вершины в пользу благополучного возвращения. Ну что же, он получил свою золотую медаль от Королевского географического общества. Я получил свою вершину.
Ратледж готовился к экспедициям основательно. В тридцать третьем он не сдался – и оставил большую часть оборудования в монастыре, чтобы вернуться на гору тремя годами позже. Он вернулся – к тому времени я уже лежал в своей трещине и смотрел на него, неудачника, несколько свысока. Даже когда он проходил непосредственно надо мной.
Там были кошки, веревки, ледорубы – все необходимое для успешного восхождения. Я не понимал, зачем это нужно. У меня имелись руки и ноги, этого должно было хватить. Зачем нужна раскладная лестница? Может, я хочу превратить восхождение в загородную прогулку? Ни в коем случае. Так я думал тогда.
Теванг, Ринзинг и Церинг были, с моей точки зрения, ленивыми свиньями. Они, казалось, собирались поселиться в монастыре навсегда, прикарманив выплаченный им аванс. Они пытались отговориться плохой погодой (над нами в тот момент светило яркое солнце), усталостью и необходимостью акклиматизироваться. Мне было противно слушать эти глупости. Шестнадцатого апреля я собрал рюкзак и тронулся в путь. Черт с вами, подумал я, доберусь и без вас.
Я пошел наверх один.
Джон Келли и его шерпы почти не разговаривали. Зато в базовом лагере, помимо Келли, стояла экспедиция французов. Они были смешные, болтливые и смелые как черти. Их двигало наверх не стремление к личному достижению, а гордость за нацию. Они шушукались, переговаривались и обсуждали какие-то сторонние, не имеющие отношения к восхождению вещи. Среди них была девушка, Матильда, прекрасно знающая английский, и Джон Келли разговорился с ней, потому что его палатка оказалась по соседству с ее. Она спросила, нет ли у него сигарет, и он ответил, что есть.
Вообще-то при восхождении курить строго запрещено. Курение в определенной мере равно смерти. И не медленной, предполагаемой смерти от рака легких, а более быстрой, хотя и не менее мучительной кончине. Мембраногенному отеку легких, да. При этом в легких накапливается внесосудистая жидкость, выходящая из капилляров. Из-за давления, температуры и нехватки кислорода проницаемость капилляров изменяется, а дальше все зависит от организма. Есть люди, которые никогда не поднимутся на гору, потому что они предрасположены к подобным заболеваниям. Да, я был именно таким.
Любая легочная патология увеличивает вероятность отека в тысячу раз. Вы курите? Добро пожаловать в ад. Может, у вас хронический бронхит? До свидания. Вы недавно переболели ангиной? Удачной дороги. Если ваши легкие не идеальны, если их нельзя пластинировать и выставлять в музее фон Хагенса
[3] в качестве образца для подражания, лучше не ходите наверх. Скорее всего, вы не доберетесь. Я имею в виду не то, что вы погибнете, а то, что вам придется спуститься с половины пути.
Но Матильда попросила у Джона Келли сигарету, и он сказал, да, конечно, у него есть сигареты. Не проблема. Они были нарушителями, психами одного уровня, и это сблизило их. Сидя в базовом лагере, они обсуждали все на свете – от привычек родителей до любимых велосипедных фирм.
И только на шестой день, когда французы готовились к утреннему старту, а Келли думал, присоединяться к ним или идти позже, Матильда спросила: Джон, а зачем ты идешь на гору? Чего хочешь ты?
Мотиваций может быть множество. В последнее время наиболее распространенная – преодоление себя. Безногий Джон Инглис, слепой Эрик Вейхенмейер, старик Юичиро Миура, мальчишка Джордан Ромеро – мы сможем, говорили они, и они могли. Джону Келли было нечего доказывать. Ему было тридцать пять, он был здоров, силен, ловок, имел значительный опыт в скалолазании. Он не собирался ни выполнять программу «Семь вершин» – подъем на высочайшие горы всех частей света, – ни забираться на все четырнадцать восьмитысячников.
Предположим, что я хочу найти фотографию, ответил он. Какую фотографию? Фотографию Рут Тернер Мэллори. Это называется патриотизм, детка. Я хочу доказать всему миру, что Джордж Герберт Ли Мэллори, настоящий англичанин, первым поднялся на вершину, на двадцать девять лет раньше этого чертова новозеландца.
Глава 2. Рут
Швейцарский врач Эдуард Висс-Дюнан известен в первую очередь тем, что в 1952 году возглавил экспедицию на гору. Одним из сопровождавших его шерпов был тот самый Тенцинг Норгей, который годом позже все-таки станет первопроходцем горы. Рекорд той экспедиции составил 8595 метров – такой высоты достигли Норгей и швейцарец Раймон Ламбер. Или, по другим данным, 8611 метров, что в данном случае – одно и то же.
