Книга Эверест, страница 39. Автор книги Тим Скоренко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Эверест»

Cтраница 39

Иногда в Джоне пробуждалось сознание, точнее, голос разума, и он осознавал, что нужно как-то выбираться из той пропасти, в которую загнал то ли он сам себя, то ли Бог – его, тут он не был уверен, поскольку опровергать существование Бога больше не мог, слишком уж мистически все совпадало, но в любом случае к этому прилагался вывод о том, что Бог – жесток, Иегова Кана, ревнивец и злыдень, который не терпит счастья, достающегося в обход веры. Включаясь на минуту, разум говорил Джону: тебе снова нужно влюбиться, и единственная твоя любовь, которая не обязательно должна быть живой, – это Джордж Мэллори, вот и иди к нему, у тебя ведь есть только фотоаппарат, а тебе еще надо найти фотографию и тело Ирвина – в общем, работы невпроворот, а ты застыл на одном месте и топишь слезы в бутылке, как нехорошо. Но подобных кратких прозрений явно не хватало для того, чтобы встать и идти, тем более Джон не был слепым, хромым или глухим, ему не требовалось исцеления, ему требовалось что-то большее, но что – он уже не знал, потому что как минимум один раз ошибся, предположив, что это – Матильда. В результате, возвращаясь из магазина с авоськой, в которой звенели бутылки и тихо лежала соленая рыба и пицца для микроволновки, Джон зашел в церковь, мимо которой проходил каждый день и до того, но почему-то ни разу не замечал ее, не осознавал как храм, она оставалась для него просто зданием середины XIX века, среднего качества архитектурным творением без дополнительной духовной нагрузки. Теперь же он зашел внутрь и обвел взглядом белые стены, светлые окна, деревянные скамейки, и на каждой – Библию, толстую, в подозрительно кричащем мягком переплете; службы не было, церковь пустовала, что наполняло ее удивительным покоем, значительно более плотным и емким, чем, например, собственная квартира Джона, гостиная, диван перед телевизором. Этот покой был сродни покою вершины, на которой Келли никогда не был, но очень хорошо себе ее представлял: да, пусть на вершине – ветер, холод, шум, но абсолютный покой заключается вовсе не в замирании окружающего мира, а в отсутствии других эмоций, помимо возникающих при восприятии среды; здесь, в церкви, он понял, что мыслей в голове нет, причем никаких вообще, и можно просто безмятежно сидеть и смотреть на аккуратное минималистское распятие, не представляющее художественной ценности и потому вносящее свою лепту в общее упокоение.

Джону было немного стыдно, что он пришел в храм с бутылками, но этот стыд был совершенно новым чувством, первым за длительное время, не связанным с Эллен, горой или Матильдой, и Джон был благодарен белым стенам и высоким окнам за возможность ощутить что-то другое. Он не ждал, что к нему подойдет священник, да и не нуждался в этом, но тот подошел, потому что Джон был единственным посетителем, а отец Уайт слишком хорошо относился к людям, чтобы бросить одного из них в явной беде. Тебе нужна помощь, сын мой, участливо спросил он, выведя Келли из счастливого забвения; тот, встрепенувшись, помотал головой, потом осознал, что перед ним священник, и ответил вежливо – нет, не нужна, отец; если я понадоблюсь, я буду там, сказал отец Уайт и указал на небольшую дверь справа, и Келли кивнул. Священник пошел прочь, и вдруг Келли сказал ему вслед – мне нужно рассказать; в смысле – исповедаться? – уточнил священник; да, видимо так, Келли и сам не был уверен в том, что именно ему нужно, но здесь, в церкви, он почувствовал, что может найти какую-то лазейку, какой-то крошечный, невидимый из других мест выход из сложившейся ситуации. Конечно, сын мой, ответил священник, ты хочешь поговорить здесь или в отдельном кабинете; здесь, Келли не знал другого места и не хотел его, потому что высокие окна его успокаивали и наполняли светом, какой-то, пусть даже жалкой, но все-таки жизнью. Я слушаю тебя, присел рядом отец Уайт.

В этот момент Келли понял, что ему нечего сказать – в чем он мог бы признаться священнику? В том, что кого-то подвел? Но он никого не подводил, просто судьба сгущалась вокруг него и обрушивала свою темную сущность на окружающих людей, в частности и в особенности на любимых им, а он, Келли, тщетно пытался найти хотя бы одну причину, по которой мир оказался так неблагосклонен к нему и, что самое страшное, к другим – ведь ни Эллен, ни Матильда не были виноваты ни в чем, они просто были, и если Бог хотел его наказать – зачем же он наказал заодно и их, причем более страшно, более существенно? Келли понял, что ему нужна не исповедь, а ответ, и попытался неуклюже сформулировать вопрос – вот так и так, умирают те, кем я дорожу, почему они, если виноват я; а когда отец Уайт начал отвечать, Келли уже через несколько слов понял, что священник ничего не знает, что он находится в узких рамках своей веры, заданной то ли в духовном училище, то ли в семье, то ли еще где-то, и все ответы его – такая же пустота, как собственные измышления Джона. Но одну фразу Келли все-таки выхватил из контекста и позже не мог объяснить даже, что имел в виду отец Уайт – в искаженном сознании Келли она приобрела совершенно другое звучание и по-настоящему помогла ему, хотя в несколько ином ключе, нежели, вероятно, предполагал священник; Уайт сказал: Бог внутри тебя, и нужно просто найти его – вот так просто, расплывчато, но этой фразы хватило Келли, чтобы, почти в ночи бредя домой по пустынной улице, попытаться заглянуть внутрь себя и поискать там Бога, и, что самое удивительное, обнаружить его. Бог не был седым старцем с бородой, не был многоруким Кришной, не был даже туземным крокодилом – он был величественен, у его ног медленно двигались караваны яков, а на его вершине лежал вечный снег, подчеркивая возраст Бога, преклонный, как и самой Земли. Утром, проснувшись здоровым, трезвым и свежим, Келли слил в раковину все бутылки с алкоголем, даже несколько дорогих сортов виски, стоявших в баре и выполнявших декоративную функцию, а затем поставил мобильник на зарядку и сразу же позвонил знакомому, который организовывал путешествия в Гималаи, – собственно, этот же человек принимал непосредственное участие в подготовке первого крестового похода Келли.

Келли понял одну очень важную вещь – его цель, его поиск, его доказательство не имело особого смысла, пока он сам не осознает, каково это – быть на вершине, и теперь он чудовищно жалел лишь об одном – о том, что увлек Матильду за собой, а не отправился с ней. Теперь он должен был идти наверх, чтобы увидеть и почувствовать, а поиск фотографии при здравом размышлении оказался таким бредом, что стыдно даже было об этом вспоминать. Покорение Бога – что может быть сильнее и страшнее, что может быть величественнее для маленького человека, который значительно слабее горы, но тем не менее рвется на нее, чтобы доказать то ли самому себе, то ли окружающему миру, что он – сильнее.

Но в некоторые моменты его все-таки донимало отчаяние. Он сидел в кресле и смотрел на пустой бар, и благодарил сам себя, что догадался вылить абсолютно все, даже коллекционные сорта, потому что иначе снова бы начал пить, и все пошло бы прахом. С другой стороны, он чувствовал некоторую искусственность в этой новообразованной бодрости, что-то ненастоящее, пришедшее извне и поселившееся не в нем, а просто витающее где-то рядом; в такие моменты он извлекал из подсознания настоящую цель своего похода наверх – тот должен был стать извращенной формой самоубийства, сложносочиненным суицидом, потому что Джон Келли не собирался возвращаться обратно. Перед отъездом он планировал отослать камеру с комментариями специалисту, пусть тот все расшифрует, чтобы он, Келли, все-таки выполнил свою задачу, но сам никогда не узнал о результатах. Тем не менее Келли готовился к походу очень тщательно, потому что не мог допустить провала – пусть дорога предстояла только в одну сторону, но даже такое, одностороннее, восхождение могло не состояться при отсутствии должного оборудования и тренировок. Организм Келли расслабился за месяцы, прошедшие с предыдущего похода, и он снова отправился в спортзал, где ежедневно возвращал себя в хорошую спортивную форму; при этом он продолжал оставаться отшельником, общаясь с людьми только по мере крайней необходимости отрывочными, короткими фразами – делая заказ в аптеке, покупая билет на автобус или здороваясь с охранником тренажерного зала. Слова были излишними, основное место в его жизни занимало дело – и это дело, как ни странно, стало единственным наполнением его головы; как улитка, ползущая по склону, знает лишь то, что нужно ползти, так и Келли осознавал твердо только то, что впереди его ждет гора, ждет гора, ждет гора, и ничего, кроме горы. Телевизор он не просто выключил, а выбросил, вынес на помойку; возвращаясь домой, он обернулся и увидел, как какой-то нищий уже выволакивал огромный дорогой прибор наружу. Келли сложил в отдельный ящик все сувениры, привезенные из отдельных поездок, – не свалил в кучу, а аккуратно, экономя место, упаковал и поставил в кладовой, чтобы не мозолили глаза, также он убрал долой все книги – их он не пожалел, тоже вынес к мусорным ящикам, как телевизор; он не хотел никакой лишней информации, она сбивала и, что самое неприятное, пробуждала мысли и воспоминания, которые Келли были совершенно не нужны.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация