И в городе многое переменилось. У Анны Васильевны при наступлении нового времени прислуга разбежалась; сама Анна Васильевна слегла: сердечная болезнь — от переживаний. Хорошо хоть, доктор Ростовцев, который ранее ее лечил, и при изменившихся обстоятельствах не отказывал в помощи. Перевозить больную в поместье он пока не велел.
— Оно бы и хорошо в деревне на воздухе, однако погодить надо, сейчас ей сотрясение вред принесет. Покой — самое главное и уход. А как лучше станет, тогда и в деревню повезете. Должна поправиться, — сказал он.
Лиза ухаживала за больной; она старалась не оставлять Анну Васильевну надолго. К Батуриной заходила редко. Про новые открывшиеся обстоятельства она, конечно, знала; главным образом это с Сашиной матерью и обсуждали. Ах, как ужасно сложились обстоятельства! Если б не начавшаяся война, наверно, телеграфист этот, Езовитов, все ж явился бы в следствие — засвидетельствовал, что видел. И все бы иначе повернулось. Горько было думать, что из-за такой случайности Саша на каторге три года мучается. А что этот Львов? Если он убил, то зачем? Женщины не понимали его мотивов. Ну да следствие, которое теперь, конечно, вновь назначат, разберется. И вернется Саша, и честное имя его будет восстановлено. Только бы прошение до Петербурга дошло!
Реже говорили о Пете. Так и не было от него вестей, полгода уже. Жив ли? На фронте сейчас тоже беспорядки, можно и от своих солдат пострадать… Нет-нет, лучше не думать о плохом. Даст Бог, вернется Петя.
Так шло лето. Наступил уже август. Состояние тетушки улучшалось. Через две недели должен был приехать Лизин отец, Григорий Васильевич, — забрать дочь и сестру в деревню.
Но однажды утром явился Степан, аргуновский староста, и стал под окном, в дом не входил. Увидев его, Лиза испугалась: он никогда к тетушке не приходил. Они вообще в городе не встречались.
Лиза вышла на крыльцо, и Степан бухнулся перед крыльцом на колени. В ноги ей, значит. Стояла середина августа, приближался Яблочный спас. Солнце грело мягко, нежарко, облака нежно вились по светлому небу. Свежий был воздух, голубиный. Степан валялся в пыли, елозил коленями в праздничных плисовых штанах перед крыльцом, волосьями по пыли бился, скинутую фуражку по грязи скрюченными пальцами перекатывал. И, увидев это, Лиза, как будто сказал он словами, все поняла, закричала страшно, повалилась на крыльцо, ударилась об перила и затихла.
Глава двадцать четвертая
Встреча возле Громовой башни
«Лукина, кажется, придется отпустить… — размышлял Полуэктов. — Рассыпаются улики. Левонин подтвердил, что видел, как он выходил из парикмахерской без бейсболки. Правда, никто не помнит, в ней ли он туда вошел… Все равно его слова хотя бы отчасти подтвердились. Надо отпускать».
Полуэктов опять начал чертить квадратики: ему это помогало.
«С самим Левониным еще более проблематично, — думал он. — Здесь главная улика — отпечатки пальцев. Но и она рассыпалась. Соседи подтвердили, что Аргуновская действительно часто продавала книги возле фонтана — где Левонин и указал. Некоторые даже вспомнили, что предлагала она именно эти: двухтомник Карамзина и собрание сочинений Ильфа и Петрова. Обыск, может, и стоит провести, но вряд ли он что-нибудь даст. Не такой дурак этот Левонин, чтобы дома улики хранить».
На Копылову не было вообще никакого компромата. Кроме того, конечно, что жилплощадь Аргуновской ей пригодилась бы. Полуэктов сам посмеялся собственной шутке. Тогда полстраны арестовать надо, включая его самого. После развода с женой он оставил ей квартиру и жил на съемной.
Похоже, он не раскроет это дело. Жарко сегодня. Голова стала противно ныть. В конторе душно, да и время обеденное. Полуэктов решил пройтись, купить… хоть мороженого, что ли. Он вышел из своего кабинета на Дзержинской. Солнце палило сильно. Перешел через дорогу — в парке прохладнее. Там, кстати, и мороженое продают, а потом можно будет более серьезно пообедать в кафе.
Во рву перед крепостной стеной плавали утки. Дети с мамой кормили их хлебом. Майора зрелище не умилило, он сегодня был всем недоволен. «Недисциплинированный у нас народ, — подумал майор. — Написано же русским языком: не кормить!»
Он даже поспешил уйти, так его все раздражало. Перешел через мостик и оказался вплотную к крепостной стене. Здесь никого не было, зато чуть подальше, возле Громовой башни, раздавался заливистый лай. Приглядевшись, Полуэктов увидел свидетельницу Ефименкову из того самого дома — возле фонтана. Ириной, кажется, ее зовут. Решил подойти: с ней надо провести беседу насчет ключей — не давала ли кому-нибудь; ведь у нее ключи от квартиры убитой Аргуновской были.
Ирина стояла прямо возле входа в музей (в Громовой башне давно уже музей флота, вспомнил майор) и успокаивала свою крохотную, но злобно лающую собаку.
— Добрый день. — Полуэктов приложил два пальца к козырьку.
Ирина оглянулась. Лицо у нее было недовольное, однако, увидев майора, она улыбнулась.
— Это не Данилкиных собака? — узнал Полуэктов.
— Данилкиных. Самого Данилкина в больницу положили — сердце шалит. Сына к бабушке отправил. А Жужу — мне.
Жужа между тем перестала лаять и даже слегка завиляла хвостом.
— Беспокойная? — сочувственно спросил майор.
— Да не то чтобы… Просто она ревнивая. Чтобы ко мне внимание проявляли, не любит, а мы как раз поклонника моего тут встретили, так она на него залаяла! — Девушка кокетничала, это опытный майор заметил. Она ему тоже была симпатична. — Но на вас, смотрите, не лает. Понравились вы ей. — И, уже откровенно заигрывая, добавила: — А что это вы в парке гуляете? Не при исполнении?
— У меня обеденный перерыв, — зачем-то объяснил Полуэктов. И неожиданно для себя предложил: — Давайте посидим, кофе выпьем!
На веранде было выставлено несколько столиков. Ирина с Жужей сразу заняли один, а Полуэктов принес из павильона кофе и пирожные. Мороженое тоже, конечно, захватил — зря он, что ли, мечтал о мороженом в душном кабинете? Жуже дали печенье, и она тихо грызла его под столиком, никому не мешала. Пока майор покупал кофе, Ирина вертела в руках какие-то бумажки.
— Проспекты из музея, — пояснила она. — Мы с Жужей музей в башне посетили!
— Интересуетесь флотом? — спросил Полуэктов из вежливости.
Ирина удивленно вскинула голову:
— Какой флот! В Громовой уже почти год музей Крепостной стены! Об истории стены документы, фото. Экскурсии даже водят.
Полуэктову стало немного стыдно: как же он пропустил, о новом музее не знает?!
— Ну ничего, — утешила его Ирина. — Я тоже первый раз сегодня там была.
После кофе они пошли на Блонье (Ира сказала, что Жуже в парке гулять вредно для нервов, у нее плохие воспоминания), гуляли там еще час, посидели и возле фонтана, и возле памятника Глинке, а в завершение пообедали в «Русском дворе». Жуже майор купил котлету. Собака ела ее жадно.
