За дверью, в коридоре стояла довольно симпатичная девушка, в форме с погонами младшего лейтенанта, держа в руках перевязанный бечевкой тюк с их формой.
— Разрешите войти? — поинтересовалась она, не давая форму в руки Шатуну.
— Проходите, — сделав широкий жест рукой и уступив дорогу, ответил подполковник.
Девушка ни мало не смущаясь слегка не одетому виду постояльцев подошла к столу и, положив тюк, быстро развязала и под заинтересованными взглядами жильцов развесила выстиранную и выглаженную камуфляжную форму на спинки стульев у каждой занятой кровати. Причем она не только с интересом рассматривала подполковника Суворова, стреляя глазками, но при этом умудрилась не ошибиться в размерах и кому из них принадлежала форма.
Поправив складки, она подошла к двери, развернувшись и улыбнувшись, произнесла:
— Если что–то нужно, вызываете дежурного. Если это в наших силах все будет сделано.
Постояльцы переглянулись.
— Кхм, несколько неожиданно такое отношение к нам от вашего руководства, — удивленно приподняв бровь, сказал Шатун.
— А это не приказ командования… — девушка хитро улыбнулась: — Вы знаете, в прошлом году именно в этой комнате три дня жил трижды Герой Советского Союза, лучший поэт и певец нашей страны, сам, товарищ Суворов. За это время он успел со всеми тут познакомиться. Вчера поздно вечером Вячеслав Александрович позвонил нам, и попросил присмотреть за вами. Мы и присматриваем. Столовая по коридору направо, вниз по лестнице третья дверь слева. Приятного аппетита.
— Спасибо, — хором ответили они ей.
Как только дверь за местной служащей закрылась, Степка в восхищением пробормотал:
— Знаю как он тут знакомился… Ну надо же, все успел продумать.
— Все умылись? Тогда одеваемся и вниз, на прием ищи, — скомандовал Суворов–старший.
Когда они уже заканчивали завтракать, хотя по времени его можно было назвать поздним обедом, к ним в столовую с фуражкой на изгибе локтя, вошел невысокий капитан, в ладно сидевшей форме, явно шитой на заказ. Судя по протезу в черной перчатке и планкам орденов на груди, он успел уже отметиться на этой войне.
— Товарищи офицеры, — остановившись рядом, он резко кивнул головой в приветствии: — Капитан Ириидов, я назначен к вам в сопровождающие. Если возникнут какие вопросы обращайтесь ко мне.
Вытерев салфеткой губы, подполковник Васнецов со смешинкой в глазах, поинтересовался:
— Вам тоже звонил трижды Герой Советского Союза, подполковник Суворов?
— Простите, не понял сути вопроса? — слегка недоуменно поинтересовался капитан: — Меня закрепил за вами сам товарищ Берия.
— Не берите в голову, — отмахнулся Васнецов, и тут же спросил: — У вас уже составлен план нашего распорядка на сегодня?
— Да, мы ждем прилета ваших спутников, они как раз должны подлетать. Когда они приведут себя в порядок, у вас назначена общая встреча в Кремле с самим товарищем Сталиным на шесть часов вечера. Пока вы можете изучить последние новости по Советскому Союзу. Краткая аналитическая справка и выпуск газет за последний месяц уже доставлены к вам в комнату. Я понимаю вы достаточно долгое время отсутствовали на родине и вам нужно адаптироваться к последним переменам произошедшим в Союзе.
Видимо последнюю фразу он добавил от явно себя, одно это давало понять, что капитан не в курсе их попадания, считая их тайными агентами вернувшимися на родину. Неожиданная идея на эту тему Вячеслава неожиданно нашла отклик в верхах. Там посчитали это хорошей идеей, для легализации.
— Хорошо, мы ознакомимся. Спасибо, — вежливо наклонил голову Суворов–старший.
Когда они вернувшись к себе в комнату принялись изучать присланные документы и газеты, в коридоре раздался шум. Выглянувший в коридор подполковник Васнецов, ухмыльнулся и радостно воскликнул:
— Ну наконец–то, мы вас уже два часа ждем.
Уставшие Вячеслав, Евгений Геннадьевич и Толя, только отмахнулись, но тоже радостно усмехнулись. Встреча был ожидаема обеими сторонами, но все равно прошла с дружескими объятиями и похлопываниями по плечам.
Посмотрев на Вячеслава, Шатун спросил:
— А ты что тут делаешь? Я думал к жене сразу поедешь.
— Отпустят меня как же. Я теперь лицо страны, так что пока пару раз не отмечусь на радиовыступлениях, никакого дома. Сейчас мы в комнате устроимся и к вам зайдем, — ответил он.
Подполковник Суворов–младший. Москва.
Ведомственная гостиница наркомата МКГБ. 4 сентября. Четыре часа дня.
Когда я вернулся в комнату, все уже были готовы. Одеты в принесенную дежурным по этажу форму. У всех без знаков различия, это только я щеголял в парадном форме подполковника авиации со всеми заслуженными регалиями. Даже медаль «За Отвагу» велели прицепить. Хотя я это делал не всегда.
— Ты где был? — поинтересовался отец, изучающе рассматривая мою грудь.
— Звонил, чтобы мою машину приготовили, она в кремлевском гараже стоит. Вечером после встречи с товарищем Сталиным ко мне поедем, знакомиться будем.
— Разрешат? — спросил Шатун.
— Я спрашивал у товарища Берии, разрешили. Два дня дали на знакомство и отдых, потом уж извините, работать будем плотно. Ну, мы то со Степкой в Центр, у нас служба, а насчет вас вопрос проясниться через несколько часов, так что сейчас ничего конкретного сказать не могу.
— Я бы в институт поступил, конструкторский, — вздохнул Толик.
— Я же говорил, решим. Тут нам открыты все дороги, учитывайте это. Но только после принятия гражданства, до этого вы тут пока гости, и отношение соответствующее. За информацию, что мы привезли, нам конечно большое спасибо скажут, но не более.
— Не говори прописных истин, и так понятно, — махнул рукой Шатун, остальные кивнули.
Все разговоры за последние часы уже были рассказаны и обсуждены, поэтому включив радио, мы услышали музыкальное выступление одной певицы. После первых же аккордов, все как будто их дернули за верёвочки, посмотрели на меня:
— А что сразу я?!
В это время голос певицы разносил по комнате знакомые слова:
Над землей летели лебеди
Солнечным днем.
Было им светло и радостно
В небе вдвоем,
И земля казалась ласковой
Им в этот миг…
Вдруг по птицам кто–то выстрелил,
И вырвался крик:
Что с тобой, любимый мой?
Отзовись скорей.
Без любви твоей
Небо все грустней.
Где же ты, любимый мой?
Возвратись скорей,
Красоту мою нежную
Сердцем своим согрей…
(Дементьев А.)
После того как песня закончилась, мы продолжали сидеть на своих местах, пребывая еще там, в песнях.
