— Ну, тут я тебе не советчик, дочь. Смотри сама. Чтобы не сказала потом, что я тебя на неверный шаг толкнула. Может, и будут у тебя другие варианты, жизнь твоя только начинается. А может, и не будет больше вариантов, кто знает… Хотя ты красивая, в отца.
— Ты тоже красивая, мам!
— Нет, ты на отца больше похожа. Внешне. А характером в меня пошла, тебе тоже жизни наполовину не надо, тебе разом все подавай! А отец — он не такой… Как раз тот случай, когда красота мужику не на пользу.
— Ты совсем не любила его, мам?
— Да я теперь уж не помню, любила ли, нет ли… Наверное, на красоту его и купилась, когда замуж выходила. Да, он был красивый, но бесхарактерный. Тряпка тряпкой. Ждешь от него чего-то, а он… Ни эмоций, ни поступков… Таких долго не любят. Поэтому был муж, да сплыл.
— А почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? Будто он умер!
— Для меня да, умер. Как и не было. Ну, да бог с ним. А насчет Дениса я тебе вот что скажу, Марта. Да, все-таки скажу! Денис — это твой шанс, другого может и не быть, несмотря на всю твою красоту. Пусть он синица в руках, но ведь журавля в небе можно и не дождаться. Если тебе преподнесла жизнь такой подарок — бери, иначе она рассердится и больше подарков не будет. Прождешь зря, годы уйдут, красота завянет. Я смотрю, он хоть завтра готов тебе предложение сделать, только отмашку дай…
— Мам, я не знаю… Нет, я все понимаю, что ты хочешь мне сказать, но… Боюсь я чего-то.
— А вот это ты зря делаешь! Зря!
— Что я делаю?
— Ты зря позволяешь себе плавать в этом «не знаю», в этом «боюсь»! Нет у тебя возможности в этом дерьме плавать, Марта! Может, у кого и есть, а именно у тебя — нет!
— Но почему?
— Да потому! Оглянись, как мы живем, и сделай выводы! Вон у нас даже квартира, и то однокомнатная, жалкие квадратные метры, мы даже разъехаться с тобой никогда не сможем! И уж прости за жестокую правду, но эта квартира — моя! Потому что у меня в силу женского переспелого возраста меньше возможности получить от жизни хоть что-то! И потому… Давай-ка сама пробивайся, Марта. Сама всего добивайся, опять же в силу неспелого женского возраста. Что, грубо звучит, да? Что, жестоко? Зато это правда, дочь… Мы ведь с тобой договорились, что будем по правде жить, по справедливости и без ненужных нам сантиментов… И как иначе, если она такая, наша жизнь… А, да что говорить… Хочешь обижайся, хочешь — нет.
— Мам, я тебя поняла. И я не обижаюсь. Я поняла, да…
На следующем свидании они с Денисом впервые поцеловались. То есть Марта сама организовала этот поцелуй — когда зашли в темную аллею парка, развернулась к нему, обняв за шею, скользнула губами по щеке…
Губы у Дениса оказались на удивление холодными и неловкими. От испуга, наверное. А еще она чувствовала, как дрожат его ладони на ее плечах, как они взмокли… Тоже от испуга, наверное. Зато потом он с силой прижал ее к себе — откуда чего взялось, даже в спине что-то хрустнуло! — и заговорил тихо, задыхаясь на каждом слове:
— Я так тебя люблю, Марта… Я думать ни о чем не могу, будто меня вообще нет… Я жить без тебя не смогу больше… Если бы ты только согласилась… Если бы согласилась… Марта…
— На что согласилась, Денис? — произнесла она, с трудом выворачиваясь из его напряженного объятия.
— Если бы ты согласилась выйти за меня замуж… Но ведь ты никогда…
— Да отчего ж никогда? Почему ты так решил?
— А что… Разве…
— Я согласна выйти за тебя замуж, Денис!
— Что… правда?
— Ну да. Ты мне очень нравишься. Да, я хочу быть твоей женой!
— Марта… Но этого просто не может быть…
— Ой, Денис! Ну я же тебе ответила! Ну хватит уже.
— Да, я понял… Я просто поверить не могу. И что, мы завтра можем пойти подать заявление в загс?
— Отчего ж не завтра? Можно и завтра. Только надо маме твоей сказать.
— Да, маме… И твоей тоже…
— Ты когда своей маме скажешь?
— Сегодня и скажу! Мне кажется, она обрадуется!
— Ну, не знаю… Давай не будем загадывать…
— Да точно обрадуется! Точно! А почему ты дрожишь? Замерзла?
— Да… Похолодало, наверное… Проводи меня домой, пожалуйста, поздно уже… Или не надо домой, только до автобусной остановки. Мне к Оле еще надо зайти…
— Но заявление в загс мы ведь завтра подадим, да?
— Конечно, завтра.
— Прямо утром? Вдруг там только с утра принимают?
— Хорошо, давай утром.
— На первую лекцию не пойдем!
— Хорошо. Только давай уже пойдем отсюда, я и впрямь замерзла!
— Утром я буду стоять около твоего подъезда. Паспорт не забудь.
— Да не забуду… Пошли уже!
Через полчаса Марта, продрогшая то ли от холода, то ли от навалившегося страха, рыдала на плече у Оли, проговаривая вслух то, чего даже самой себе не хотела проговаривать:
— Я не могу, не могу, Оль… Я согласилась замуж за него выйти, а сама… Мне даже целоваться с ним неприятно… Что делать, Оль, я не знаю…
— Да ты что, Марта… — слушая ее, недоумевала Оля. — Что ты такое говоришь? Зачем ты согласилась, если тебе… Если неприятно… Я не понимаю, хоть убей! Зачем?!
— Затем, что так надо.
— Кому надо? Ты что говоришь? Я не понимаю, не понимаю!
— Да ты не поймешь! — вдруг резко оттолкнула ее от себя Марта, перестав плакать. — Поэтому и не спрашивай у меня больше ничего! Просто так надо. И все! Что тут непонятного? Так надо.
Умывшись в ванной холодной водой, Марта быстро надела пальто, шагнула к двери. Оля осталась стоять в прихожей в нелепой позе, разведя руки в стороны — не понимаю, не понимаю… Дверь за Мартой захлопнулась. Каблуки туфель дробно застучали по лестнице вниз. Оля постояла еще немного, потом подошла к телефону, собираясь позвонить Димке и сообщить неожиданную новость. И отчего-то передумала — может, Марта просто в очередной раз ее разыграла? А что, с нее станется, с этой Марты.
Утром они с Денисом подали заявление в загс. Монументальная тетенька оглядела парочку то ли брезгливо, то ли насмешливо, потом проговорила тихо:
— И куда так торопитесь, ненормальные. Едва по восемнадцать исполнилось, а туда же…
Но заявление приняла. И объявила дату бракосочетания — пятнадцатое января. Устраивает? Вот и хорошо, что устраивает… Идите, чувства свои проверяйте…
Ирина Ильинична тоже смотрела на них, как тетенька из загса. Правда, без брезгливости и насмешливости, но с большой долей оторопелого удивления. Потом заговорила, обращаясь почему-то к Марте:
— Нет, я вовсе не против, конечно… Но… Почему же так рано? Я думала, года через два… Или три… Что вы пока дружить будете, получше друг друга узнаете… Зачем же себе обязательствами студенческую жизнь портить?
