— Но ведь в любом случае они эту квартиру не на меня оформят! Это же понятно!
— Да, это понятно. Но это уже детали… Надо же с чего-то начинать!
— Мам, если бы нас кто сейчас послушал… Ведь это ужас, что мы сейчас говорим!
— Никакого ужаса, дочь. Это жизнь. Выживает не тот, кто в избытке имеет, а тот, кто способен этот избыток забрать. Не важно как — силой ли, хитростью… Ты ведь не просто так замуж пошла, чего передо мной-то теперь честную девушку изображать — ужас, не ужас… Тем более я прекрасно понимаю, каково тебе сейчас, иногда просто завыть хочется, правда? И кулачками застучать от отчаяния?
Марта ничего не ответила — вдруг слезы того самого отчаяния подступили к горлу, и пальцы сжались в те самые кулачки, которыми надо стучать…
А мама продолжила безжалостно:
— Все я прекрасно понимаю. Если совсем будет невмоготу — отдушину себе заведи. Без отдушины долго не продержишься, срываться начнешь. А срываться тебе нельзя.
— Мам, а ты когда с папой жила, находила себе отдушину?
— Конечно. Ведь я его не любила.
— А зачем жила?
— Зачем, зачем… Затем! Потому что в мои времена любая незамужняя женщина считалась асоциальным элементом! Все думала — вот встречу кого получше…
— Да, папа говорил, что ты все время поверх его головы смотрела. А он страдал.
— Ой, надо же, страдал он! Подумаешь! Зато, вон, страдание на пользу пошло — Марусю себе выстрадал, которая теперь с него пылинки сдувает. Нет худа без добра, запомни это, доча! И никогда не позволяй себе погрязнуть в чувстве вины! Потому что, если погрязнешь — не выкарабкаешься. Попал коготок — и птичке конец. Всегда думай только о себе, ищи варианты — только под себя… Поняла? Хотя чего я тебя учу, а? Ты и сама уже отправилась в путь за собственными вариантами. И успехов тебе на этом пути! А вот про отдушину — подумай на досуге… Чтобы идти легче было.
Вскоре за ней заехал Деничка, и мама суетилась гостеприимством, угощая его блинами, и шутила вполне жизнерадостно на тему «тещиных блинов». Деничка смеялся взахлеб, как умеют смеяться только наполненные счастьем люди.
А когда они с Деничкой возвращались домой, Марта вдруг произнесла тихо:
— А я тоже умею блины печь, они у меня лучше маминых получаются. И вообще, я готовить очень люблю.
— Да? — удивился Деничка, глядя на нее с восторгом.
— Да. Иногда так хочется, знаешь, что-нибудь приготовить… Прямо руки чешутся.
— Ой, так в чем дело-то? Готовь на здоровье!
— Ну, что ты, это сказать легко. Я же… Я же Ирину Ильиничну обидеть боюсь. Когда две хозяйки на одной кухне — ничего хорошего из этого не получается.
— Господи, Марта… Да какие проблемы-то! Я сегодня же с мамой поговорю!
— Нет, Деничка, не надо этого делать, прошу тебя.
— Но почему?!
— Потому. Она согласится, конечно, чтобы я тоже готовила, но ей это будет неприятно. Нет, виду она не подаст, даже обрадуется… Но я-то знаю, что ей будет неприятно! И мне бы неприятно было, если бы на мою территорию кто-то посягал! Ведь для женщины кухня — это священная территория, духовная и душевная собственность… Тебе не понять, потому что ты мужчина, но поверь мне.
— Я верю, Марта, верю! Какая же ты у меня умная. Но что же тогда делать в этой ситуации?
— Ну, что делать, что делать… Не всегда же мы будем все вместе, в одной квартире. Вот если бы у нас своя квартира была…
— Да, мы с тобой уже говорили об этом, я помню. Ты хочешь, чтобы мама разменяла свою квартиру… — проговорил Деничка с тихим ужасом в голосе. Таким тихим, что у Марты зазвенел в ушах упреждающий об осторожности колокольчик.
— Да бог с тобой, что ты! — проговорила она нарочито испуганно. — Как тебе такое в голову могло прийти! Нет, конечно! Мы сами должны купить себе квартиру! Заработать и купить! Скоро это будет возможно, не надо будет стоять в очередь на получение квартиры, ее можно будет просто купить! Или можно в кооператив вступить, например.
— Но как же мы заработаем? Нам еще столько учиться…
— Ну, не знаю. Придумаем что-нибудь. Главное, психологически для себя вопрос решить, правильно? Визуализировать для себя свое собственное пространство, где только ты и я… Где я сама хозяйничаю на своей кухне, кормлю тебя вкусным обедом. Согласен?
— Да, конечно! Конечно, согласен…
— Вот и давай будем мечтать! Мысленно представлять себе нашу семейную территорию!
— Давай!
И они действительно мечтали время от времени. Вернее, это Деничка мечтал, а Марта производила нужное действо, похожее на проведение гомеопатического лечения. Каждый день — по одной капле. В одно и то же место. В ожидании конечного результата. Потому что упорство в конце концов должно вознаграждаться результатом — в том и состоит смысл гомеопатии. И он таки проклюнулся, долгожданный результат.
— Ты знаешь, Марта, я ведь вчера маме сказал, что хотел бы жить в отдельной квартире, на своей территории.
— И что она? — с замиранием сердца спросила Марта.
— Даже не знаю, как сказать… По-моему, обиделась.
— Наверное, ты сказал неправильно! Нельзя было в лоб, надо было объяснить, мол, все молодые семьи об этом мечтают, что это вполне естественно.
— Да не расстраивайся, мама не умеет долго обижаться. Она просто должна как-то привыкнуть… Она поймет все правильно, вот увидишь! Она всегда меня хорошо понимала! И сейчас поймет.
То время, пока мама «понимала» и «привыкала», Марта вела себя безупречно. Безупречность ее заключалась в том, чтобы не забыться в одночасье и все время — в присутствии Ирины Ильиничны, разумеется, — смотреть на Деничку счастливым и безмятежным взором, и липнуть к нему как бы невзначай, и нахваливать его, не впрямую, конечно, а легким обиняком. Так, чтобы исключена была сама возможность подозревать ее в неискренности.
Но вся эта безупречность требовала огромного напряжения. Иногда Марте казалось, что сил больше не осталось, что она вот-вот сорвется. Но срываться было нельзя. Некуда было срываться. Некуда падать. Не было за спиной никакого тыла. Не к маме же возвращаться, в самом деле. Мама и без того ясно дала понять: если пошла — иди. Не останавливайся и не оборачивайся. И не падай. Соломки у меня в руках нет, чтобы подстелить… Сама. Сама. И еще раз сама.
Помощь пришла так неожиданно, что Марта поначалу и не поняла, какого рода эта помощь. То есть это была та самая отдушина, в которой произрастали и черпались новые силы для «трудной» семейной жизни — отдушина по имени Никита.
Они столкнулись в дверях, когда выходили после занятий на улицу. Высокий парень сначала чертыхнулся, потом улыбнулся во весь рот, произнес весело:
— Привет, инжучки! Простите, чуть вас не сшиб! Надеюсь, большой урон не нанес?
