Подумаешь, цаца — поразвлекалась бы с драконом на камушках, никто бы не пострадал.
— Мне очень жаль, — искренне сказала я.
Макс застегнул сорочку и ответил:
— Ты ни в чем не виновата, Инга. Наоборот, я очень тебе благодарен. Ты могла бы соврать мне, но не стала.
Машина вырвалась за город, и вдоль дороги потянулись бесконечные поля и перелески. В кронах деревьев уже проглядывало первое золото. Осень была совсем рядом — осенью я получу деньги семьи Финниган и уеду. Мне хотелось надеяться, что так и будет.
— Моя беда в том, — вздохнула я, — что я всегда играю в открытую. А ты слишком хороший человек, чтоб тебя предавали.
— Но мой брат тебе нравится, — заметил Макс и добавил: — Он не может не нравиться.
Его голос прозвучал так, будто Макс признавал, что имеет право играть лишь вторые роли в тени великолепного старшего брата и не смеет претендовать на что-то большее.
— Если бы он мне нравился, — сказала я, — то я бы не стала морочить тебе голову. И не пошла бы с тобой в парк. — Я снова взяла планшет, где по-прежнему был включен ролик — девушки встали в ряд, и Эдвард готовился объявить победительниц. — Да и вообще, Макс, я не люблю зажравшихся бабников. Я, скажем так, брезгую.
Он вдруг рассмеялся — совершенно свободно и искренне.
— То есть тебе нравятся дурачки и простаки вроде меня? — поинтересовался он.
Я невольно задумалась над тем, как можно задавить человека чужим авторитетом, чтоб он окончательно перестал верить в себя.
— Сказала бы я, что ты нарываешься на комплимент, — вздохнула я. — Макс, я не собираюсь лечить твои комплексы, ты уже большой мальчик и сам с ними справишься. Лучше расскажи, как ты горел в первый раз.
Я хотела было добавить, что заслуживаю-таки узнать правду, но не стала. Макс оценивающе посмотрел на меня и ответил:
— Мне нравится, что ты не пытаешься меня жалеть.
— Как там Семеониди сказал? Слышу мужчину, а не ребенка?
Макс не ответил. Похоже, напоминание о походе в гости к врагу всех драконов до сих пор заставляло его вздрагивать.
— Все было просто, — ответил Макс. Вновь отвернулся от меня, уставился в окно. Я поставила ролик на паузу и приготовилась слушать. — Она была моей первой девушкой, потом решила уйти от меня. Мы сильно поссорились, у меня даже в глазах потемнело. А потом я вспыхнул. Не знаю, как это произошло, помню только, как мы горели, а я думал: «Вот и хорошо. Раз не можем жить вместе, так хотя бы вместе умрем».
Он умолк, видимо решив, что и без того сказал слишком много. Машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, и за окнами потянулись сосновые леса. Воздух стал чистым и сладким.
— Короче, я пришел в себя головешкой. Восстанавливался неделю. Ну а она… Там уже нечего было восстанавливать. Пепел. — Он устало усмехнулся и добавил: — Вот и вся история.
Значит, Макс невольно стал убийцей. Потому-то родные так его и берегли: жалели младшего и не хотели новых смертей. Вопрос в другом: почему об этом не знает Кристиан? Наверняка был суд и обвинение в убийстве по неосторожности.
— Отец смог все замять, — ответил Макс на мой незаданный вопрос. — Никто ни о чем не узнал. Но я с тех пор ни с кем не заводил отношений. Лучше ходить в Красный квартал, чем знать, что ты убийца.
Мне вдруг стало очень холодно. Я наконец-то осознала, чем рисковала, когда говорила с Максом в самолете. Машина снова вырвалась на шоссе, и я увидела закат. Солнце медленно уходило за кромку леса.
— Мне очень жаль, Макс, — сказала я. — Мне правда очень жаль. Ты не виноват, что так вышло.
Макс кивнул. Взял меня за руку. Я не знала, что делать дальше. Жить, надеясь, что Макс в один прекрасный момент не разозлится настолько, чтоб меня испепелить? Он-то восстановится — а я?
— Это тяжело слышать, — ответил Макс. — Я понимаю. Ты только не подумай, что я как-то тебя шантажирую или запугиваю. Отец велел мне держать язык за зубами, но я решил, что ты должна знать.
По крайней мере, это было честно. Эдвард сказал бы проще: раздевайся и ложись, а то сожгу. И было бы ясно, что он не шутит.
— Думаю, все будет хорошо, — сказала я с уверенностью, которой сама не испытывала, и снова включила ролик.
Эдвард неторопливо шел мимо девушек и протягивал каждой руку — стоило участнице дотронуться до его пальцев, как над ней вспыхивал лепесток огня. Сегодня проект покинули сразу три участницы.
Макс улыбнулся и сжал мою руку.
— Обязательно будет, — ответил он. — Я даже не сомневаюсь.
Мы приехали на базу в половине третьего ночи.
Я сразу же отправилась спать, мягко, но настойчиво убедив Макса, что лучше нам будет ночевать по соседству, а не в одной комнате. Отправившись к себе, разделась и рухнула в кровать — долгая дорога в машине обычно выматывает меня, и этот раз не стал исключением. По счастью, снов не снилось.
Меня разбудила негромкая вибрация смартфона. Звонивший был настойчив, и номер — золотой, из повторяющихся цифр — оказался незнакомым.
— Вернулась? — сварливо спросил папаша Финниган.
Остатки сна мигом улетучились. Я села на кровати и посмотрела на часы: половина шестого утра. Должно быть, возраст сказывается, вот старику и не спится.
— Да, — сухо ответила я. — Вернулась.
— Ну и славно, — ответил Финниган. — Буду платить тебе полтора миллиона ежемесячно, считай, что ты на зарплате. Веди себя хорошо, не расстраивай Макса.
Забавно получается: любящий отец покупает сыну живую куклу. Ну вот нравится Максу именно такая модель — значит, папа подсуетится. Мне захотелось взбунтоваться, и в то же время я прекрасно понимала, что не сделаю этого. Я действительно буду хорошо себя вести, потому что Макс мне нравится, да и гореть как-то не очень хочется. А еще с такой зарплатой можно вообще забыть о том, что такое работа, и больше не рисковать собой.
Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем мне станет скучно?
— Узнаю, что имеешь дело с Семеониди, — убью, — продолжал папаша Финниган, не дожидаясь моего ответа. Все было решено, и меня просто ставили в известность. — А я узнаю, и ты меня не обманешь. Я не одобряю выбор Макса, но раз уж он так влюблен, то пусть.
Что-то в последнее время слишком много народу хочет меня убить. Мне это, мягко говоря, не нравится.
— Думаю, через пару недель он дозреет до официального предложения, — продолжал папаша Финниган и наконец-то задал вопрос: — Что надо сказать?
— Двадцать миллионов, — ответила я, и старый дракон поперхнулся воздухом. Я представила выражение его покрасневшей физиономии и испытала прилив почти плотского удовольствия.
— Чт-то?! — взревел Финниган так, что смартфон вздрогнул. — Обалдела?! Место свое забыла?
