Лицо Макса нервно дрогнуло. Маска упала в траву. Он неторопливо подошел к нам, уверенно взял за руку, и вот тогда меня словно ледяной водой окатило: я опомнилась, вцепилась в запястье Макса и почти оттащила его на несколько шагов назад. Кристиан явно не в себе, и у него наверняка заготовлены опасные сюрпризы на такой вот случай.
— Инга, иди в дом, — сказал Макс почти ласково. — Все хорошо, не волнуйся. Просто иди.
Искр не было. Ни одной. То ли он так хорошо держал себя в руках, то ли огонь рос у него внутри. И Макс готовился сгореть и забрать с собой соперника.
«Мне невыносимо думать, что кто-то еще видел знак у тебя на спине. Что сейчас кто-то тебя любит».
— Двадцать миллионов лир, — задумчиво повторил Кристиан. — Инга, да брось ты это все… Полетели отсюда. Я дам тебе новую жизнь. Обещаю.
Запястье Макса вдруг стало таким горячим, что я невольно отдернула руку. Над его головой взвилась сиротливая искра, и ее тотчас же поглотил мрак.
— Никто никуда не полетит, — негромко, но отчетливо проговорил Макс. — Инга пойдет в дом. А тебя я вызываю на дуэль.
Меня бросило в холод, который сразу же сменился жаром. В былые времена драконы частенько бились между собой, и зрелище было впечатляющим, даже если судить о нем только по произведениям искусства. Перед глазами невольно появилась картинка: огромный золотистый ящер рядом с крошечной человеческой фигуркой. И почему-то становилось ясно, что дракон в этот раз проиграет.
Сейчас в Кристиане было что-то страшное и величественное. Должно быть, в нем росла та самая власть, которая позволяла Сальцхоффу рубить головы драконьим патриархам.
Он прикрыл глаза. Негромко рассмеялся.
— Я же тебя разорву, дурачок, — ласково произнес Кристиан. — Жаль, что ты не понимаешь…
— Нет, — твердо сказала я, и мир удержался от падения. Мир устоял, и я устояла тоже. — Нет, Кристиан. Я замужем и люблю своего мужа. Никуда я не полечу.
Макс обернулся в мою сторону, и я увидела, что его лицо, которое исказила мучительная гримаса ярости, снова становится прежним. Медленно, с трудом, но становится.
— Любишь? — переспросил Кристиан. Небрежно махнул в сторону Макса, словно хотел спросить, насколько надо спятить, чтобы любить этого человека. — Его?
— Да, — твердо сказала я и в эту короткую жестокую минуту действительно любила Макса всем сердцем.
Над головой Макса наконец-то закружились искры — огромное красно-золотое облако взвилось к ночному небу. Кристиан посмотрел на меня с какой-то глухой тяжелой тоской и ответил:
— Ну что ж, ну что ж…
В следующую минуту он исчез — вроде бы только что был тут, и уже нет. Чуть поодаль зашуршала трава; выглянув из-за плеча Макса, я увидела, как темная человеческая фигура движется от розария в сторону ворот. Вскоре она растворилась в темноте.
Мы стояли, не в силах пошевелиться. Потом Макс негромко спросил:
— Это правда? Отец дал тебе денег, чтоб ты вышла за меня замуж?
Я кивнула. Отпираться и врать смысла не было, Макс мог пойти к папеньке и припереть его к стенке.
— Да, он дал, — ответила я. — Вот только я их не взяла.
Перевод с общего счета семьи Финниган действительно был мной заблокирован и через сутки вернулся обратно. Не буду скрывать — я та еще дрянь, но бывают вещи, в которых нужна кристальная честность. Например, в семейных отношениях с хорошим человеком. Я ведь с самого начала просто хотела подпалить хвост папаше Финнигану, вот и все.
— Вот и отлично, — улыбнулся Макс. Напряжение прошедших минут окончательно покинуло его. — Пойдем отсюда.
Я не знала, радоваться мне сейчас или плакать.
— Анетт! Анегт!
Парень, стоявший возле ворот, вопил так, что его было слышно в доме. Бал закончился каких-то два часа назад, все спали крепким сном и не сильно обрадовались появлению незнакомца.
Сквозь сон я слышала, как Макс говорит с отцом по телефону. Со мной он был мягким и доброжелательным, и, когда я в подробностях рассказала о том, как папаша Финниган пытался взять меня на зарплату, выслушал все с благодарной улыбкой. А вот в беседе с отцом не церемонился. Я и предположить не могла, что тюфяк Макс знает настолько забористую брань и умеет использовать ее к месту.
— То есть ты считаешь, что я такое дерьмо, которое даже полюбить нельзя? — поинтересовался Макс и прибавил еще пару выразительных слов. — Что мне нужно покупать жену?
Пауза. Он стоял в ванной комнате, я лежала в кровати, уткнувшись лицом в одеяло, и старательно делала вид, что сплю.
— Нет, это ты послушай! Не смей лезть в нашу жизнь. Ни в мою, ни в ее. Вот просто не смей… — Он замолчал, видимо выслушивая слова отца, а затем сухо добавил: — Пусть. Я умею держать себя в руках, это раз. И я верю своей жене, это два. Она сделала свой выбор и без денег.
На душе кошки скребли. Макс решил, что говорит слишком громко, и прикрыл дверь. Теперь я слышала только невнятное «бу-бу-бу» и сама не заметила, как уснула по-настоящему. За окнами к тому времени уже маячил серый рассвет, съемки должны были начаться во второй половине дня, так что можно выспаться.
И вот пожаловал крикун.
Открыв глаза, я увидела, что Макс уже успел уйти. Пришлось одеваться и отправляться к воротам. Не сидится же людям дома. Сами не спят и другим не дают.
Возле входных дверей я обнаружила стайку участниц, окружавших Анетт. Весь наряд девицы составляла ночная сорочка, и Анетт переминалась с ноги на ногу, пребывая в самых что ни на есть растрепанных чувствах. Милли держала ее за руку, и было ясно, что юная Дварксон оказывает ей определенную поддержку.
— Что случилось-то? — спросила я, зевая и почесывая правый глаз.
Мой вопрос стал катализатором: Анетт прижала руки к груди и зарыдала:
— Нет! Нет! Я не пойду!
Чуть поодаль дежурный оператор уже приник к камере — почувствовал, что происходят события, от которых рейтинг снова устремится вверх. Милли решительно закивала.
— Правильно, Анетт! Правильно. Не хочешь — не ходи.
— Ну что значит «правильно»? Какое «правильно»? — возмущенно заголосили девицы. — Это же любовь! Он влюблен по уши!
И почти у всех лица сразу же обрели сладкое и мечтательное выражение. Зато Анетт тотчас же разрыдалась еще горше. Это была вполне пристойная игра на камеру. Вроде бы девушка хочет все бросить и побежать к крикуну и вроде бы желает остаться, потому что борьба за сердце Эдварда Финнигана в самом разгаре.
— Да он ей изменял! — воскликнула Милли. Вот она-то как раз и не играла и искренне возмущалась томными восторгами участниц. — Анетт, ты ведь рассказывала. И изменял, и не работал. Это сейчас он увидел куколку на экране, и она сразу же понадобилась. А раньше и думать не хотел.
