Макс был пьян. Когда я подошла ближе, в нос ударили алкогольные пары. Он по-прежнему хлопал себя по карманам, не видя меня, и почему-то весь облик его был настолько жутким, что я едва не споткнулась на ровном месте.
Мужчина, стоявший перед домом, был настолько не похож на Макса, что я едва не перестала дышать от страха.
— Макс… — негромко окликнула я.
Давным-давно, в прошлой жизни, которая уже не была моей, мой отец напивался каждый божий день, и, когда он возвращался домой, я чувствовала такой же озноб, как и сейчас.
«Тварь слепорылая», — процеживал он равнодушно. Потом я, как правило, получала крепкую затрещину. Такую, что вечная тьма, в которой я тогда плавала, расцветала пестрыми кругами.
— Инга. — Макс наконец-то увидел меня и попробовал улыбнуться. Его глаза косили, а волосы стояли дыбом. — А я смартфон в том кабаке про… — Макс икнул и добавил: — Потерял…
— Макс… — только и смогла повторить я.
Он шагнул вперед, обнял меня так крепко, что кости хрустнули, и я почувствовала, что Макса тоже знобит. Ему было больно и страшно.
— Все, я вернулся. — Горячий шепот обжег мой затылок. — Все, все…
— О чем вы говорили? — спросила я.
Макс рассмеялся, негромко и горько.
— Я спасал мир, — ответил он и икнул. — Папенька и остальные… умные сволочи… как всегда решили, что цель оправдывает средства. Ох, Инга, ты не представляешь…
Макс разжал руки и рухнул на дорожку — я резво отпрыгнула, чтоб он меня не задавил. На шум из дома выглянул один из помощников и, правильно оценив ситуацию, скрылся за дверями. Я присела на корточки рядом с Максом, погладила его по голове, пытаясь сдержать волны паники, что накатывали на меня, утекали и накатывали снова.
Мне казалось, что я тону.
— Макс, милый ты мой. — Он не потерял сознание, просто окончательно ослаб от выпитого и теперь смотрел на меня, но никак не мог сфокусировать взгляд. — Что случилось-то?
Из дома выбежал Эдвард — всю его одежду составляли пижамные брюки — и ему хватило одного взгляда на Макса, чтоб окончательно понять ситуацию. Он нагнулся над братом, легко и без малейших усилий поставил его на ноги и, мягко встряхнув за воротник сорочки, спросил:
— Так вы договорились?
Макс кивнул. Главы драконьих семей отрядили его переговорщиком к Кристиану. Макса, добряка и дурачка, которого никто и никогда не воспринимал всерьез и который мог бы добиться большего, чем все остальные, опытные и влиятельные. Бледное и осунувшееся лицо Эдварда залило румянцем — казалось, он сейчас бросится в пляс от облегчения.
— Войны не будет, — произнес Макс. Он наконец-то смог встать твердо. — Драконам ничего не угрожает. В президенты он не пойдет.
Я не могла сказать, что почувствовала в эту минуту. Мысли кружились перепуганными птицами, и я смогла поймать за хвост только одну: «Какую плату Кристиан потребовал за свой отказ?»
— О господи… — только и смог вымолвить Эдвард. Он прижал брата к себе, его лицо искривила нервная и очень счастливая гримаса. — Слава богу.
Драконьи башни устояли. Мир оставался прежним, спокойным, незыблемым, и драконы в этом мире по-прежнему могли ничего и никого не бояться. Они станут и дальше вести свою привычную жизнь, в которой их ждут дорогие машины, еда на золотой посуде и женщины на веницейском шелке.
Но Макс так напился не от радости. Он пытался залить спиртным мучительную боль.
— И что вы ему дали за отказ? — спросила я.
Слова были камнями, рухнувшими на драконью голову, — огромными, тяжелыми глыбами, из-под которых не спастись. Я уже догадывалась, что именно заставило Кристиана отступиться, но мне хотелось все-таки услышать ответ от Макса.
Драконы всегда предлагают самое ценное. Драконы способны отказаться от самых важных вещей, если того требует их выживание. Но сейчас, глядя на Макса, я очень сомневалась, что он сможет смириться с тем решением, которое его вынудили принять.
Макс повел плечами, освободившись из рук брата. Обернулся ко мне. Я смотрела в его лицо — мертвое, опустошенное болью — и не могла оторвать от него глаз.
— Инга… — промолвил Макс. По его щеке скользнула слеза, сорвалась и оставила влажное пятно на сорочке. Он смотрел так, словно я была не живым человеком, а призраком, и тоже не мог оторвать глаз. — Инга, пойдем в дом. Я… я все тебе расскажу.
Похоже, Эдвард тоже понял, какую именно плату Кристиан запросил за то, чтобы драконьи головы остались на плечах. Понял и, кивнув, сделал шаг в сторону, освобождая нам дорогу.
Я посмотрела в его потемневшее лицо и отвела взгляд.
— Мой отец и остальные главы семей договорились о переговорах с Семеониди, хотя поначалу даже не надеялись, что он согласится. А он согласился. Но сказал, что будет разговаривать только со мной. Ему, видите ли, так удобнее.
После контрастного душа Максу стало легче, а кружка крепчайшего угольно-черного кофе окончательно привела его в чувство. Мы расположились на кровати, голова Макса лежала у меня на коленях, и, глядя в потолок болезненным воспаленным взглядом, он не выпускал мою руку, словно она не давала ему окончательно утонуть во мраке.
— В общем, в «Экономисте» все написали правильно, — продолжил Макс и спросил: — Ты читала «Экономист»? Там экстренный выпуск задает жару.
— Читала, — кивнула я.
Макс по-прежнему смотрел в потолок, и меньше всего мне хотелось, чтоб он перевел взгляд на меня. Я беззвучно плакала, я ненавидела, когда меня видят в таком состоянии, я не хотела расставаться с Максом. Но меня сделали жертвенной коровой.
— Он все подтвердил, — сказал Макс. Провел ладонью по лицу, и этот спокойный, в сущности, жест едва не заставил меня закричать. — Драконов лишили бы всех гражданских прав, потом открыли бы на них охоту. Понятное дело, кто-то успел бы откупиться, кто-то — уехать из страны. Но ты сама понимаешь…
Я понимала. Драконы привыкли накапливать и сберегать, а не тратить, платя выкуп за собственные головы. И раз нужно было рискнуть сердцем одного дракона ради спасения всех остальных, то они рискнули. Что же до человеческого сердца, то драконов никогда не интересовали такие мелочи.
— Я назвал ему сумму. Треть капиталов от каждой драконьей семьи в стране будет переведена на его личный счет, — продолжал Макс, и я невольно присвистнула. Драконы проявили небывалую щедрость и показали, как сильно они боятся. Кристиана дважды пытались убить и не смогли — теперь с ним следовало договариваться, усмирив свой гонор и падая в ноги. — А он только рукой махнул: «Деньги меня не интересуют. Ты прекрасно знаешь, что именно меня устроит».
Ответ лежал на поверхности. Но я по-прежнему хотела услышать его от Макса. В груди застыл ледяной клубок, и ночь за окнами была беспросветной.
— И что он попросил? — поинтересовалась я.
