— Все эти препараты останутся бесплатными, — сказала я. — С нового года включим в список еще десять наименований.
Торссон кивнул.
— Разумеется, фра Инга. — Он пошелестел бумагами и сказал: — Вам в очередной раз предлагают место министра здравоохранения.
Я задумчиво покрутила в руках дорогую ручку в золотом корпусе. Если бы в начале года кто-то сказал мне, кем я стану, я бы просто рассмеялась ему в лицо. А вот теперь сижу на вершине драконьей башни, веду дела и, надо сказать, справляюсь очень даже неплохо.
Самая богатая и влиятельная женщина планеты, вдова Кристиана Семеониди, глава драконьей семьи Финниган. Это все я. Когда драконы прислали мне свои когти, старый Бланк заметил:
— Как быстро все меняется. Не успеваем когти отращивать.
Топорная шутка, вполне в его духе. Драконы признали мои притязания, хотя кто-то ворчал, что я должна была отдать активы Финниганов Эдварду. Но я подумала и решила этого не делать, и Эдвард так до сих пор и не прислал мне когтя. Ну и бог с ним. Переживем.
— Из меня получится очень плохой министр, — улыбнулась я. Ребенок мягко толкнулся, я осторожно опустила руку на живот. — Буду делать то, что получается.
— Это правильно, фра Инга, — согласился Торссон. — Думаю, фро Кристиан одобрил бы.
Я покосилась на нашу свадебную фотографию, по-прежнему стоявшую на столе. Тот день был тяжелым и грустным, но фотограф смог уловить тот момент, когда мы с Кристианом все-таки улыбнулись друг другу. Я дотронулась до завитка рамки.
— Мне его не хватает. — Ну надо же было хоть что-то сказать.
Торссон вздохнул.
— Нам всем его не хватает, фра Инга. Он был великим человеком.
С этим я была вполне согласна.
Месяц назад мне прислали письмо от патриарха — святейший совет признал Кристиана новомучеником. Я не удивилась.
— Кто у нас еще на сегодня? — спросила я.
Метель усиливалась, и я подумала, что вряд ли вертолет теперь сможет взлететь. Что ж, ничего страшного: здесь все подготовлено для спокойного ночлега. Когда рабочий день закончится, я просто спущусь в личные апартаменты этажом ниже.
— Ваш деверь, — с неудовольствием сообщил Торссон, всем своим видом показывая, что Эдвард Финниган вызывает у него головную боль. Неудивительно, мой управляющий был предан Кристиану, как пес, и ненавидел братьев Финниганов.
— Давно ждет? — поинтересовалась я. Причина визита Эдварда не была для меня секретом, и мне хотелось немного помариновать его в коридоре.
— Полтора часа, — с удовольствием сообщил Торссон.
Я посмотрела на часы: с Эдвардом лучше побеседовать до обеда.
— Хорошо, зовите.
Торссон понимающе кивнул и вышел из кабинета.
Эдвард выглядел угрюмым, и я с удивлением отметила, что он не побрился. Впрочем, от этого он выглядел более брутальным. Неделю назад мы с Милли выбрались на выставку какого-то абстракциониста, чье имя я забыла сразу же, как только вышла из галереи, и фра Финниган рассказала, что живут они очень даже неплохо. Милли продолжала учебу, под своим, кстати, именем, и летом собиралась отправиться на южное побережье — там шли раскопки одного из античных городов. Я искренне порадовалась: Милли как никто другой была достойна счастья.
И уж совсем по секрету она рассказала, что Эдвард не отлынивает от супружеского долга. Это обрадовало меня еще больше.
— Что-то ты неважно выглядишь, — по-свойски заметила я, когда Эдвард развалился в кресле. Он до сих нор не мог смириться с тем, что после смерти Кристиана так и не вернулся в этот кабинет. Эдвард оставался председателем совета директоров и прекрасно понимал, что ему не следует рассчитывать на большее. И по человеческим законам, и по драконьим традициям все заберет мой сын, Кристиан-младший, наследник семьи.
— Ты ведь знаешь, зачем я пришел, — сказал он.
Разумеется, в дело пошло драконье обаяние, но я почему-то оставалась к нему равнодушной. То ли беременность помогала, то ли понимание того, что Эдвард просто пытается мною манипулировать.
— Разумеется, — очаровательно улыбнулась я. — А ты знаешь, что я отвечу.
— Разумеется, — в тон мне откликнулся Эдвард. — Ты мне откажешь.
— Совершенно верно. — Я знала, что очень скоро такой обмен любезностями начнет меня раздражать. — Активы Финниганов — мои по праву. Потом я передам их своему сыну, твоему племяннику.
— Они не твои, — отрезал Эдвард. — Ты просто вовремя вышла замуж за убийцу моего отца. Ты не внесла ни лиры на счета. Я не претендую на деньги твоего муженька, но все, что создали Финниганы, должно принадлежать только Финниганам.
— Так и будет, — заверила я. — Мой ребенок — внук твоего отца от старшего сына. Все правильно.
Во взгляде Эдварда появились недобрые огоньки.
— С тобой просто невозможно говорить спокойно, — выдохнул он.
Я понимающе прикрыла глаза.
— Эдвард, смирись, — посоветовала я. — Давай будем жить мирно и спокойно, я искренне симпатизирую и тебе, и Милли. Вы, насколько я знаю, не бедствуете и ни в чем себе не отказываете, и я обещаю, что так будет и дальше. Так в чем проблема?
Эдвард помолчал. Посмотрел на меня настолько выразительно, что еще весной я бы выпрыгнула из одежды ему навстречу. Но сейчас была зима, и моя жизнь успела измениться так, что я сама удивлялась тому, кем стала.
Еще один мягкий удар в животе.
— Неужели мы с тобой так и не договоримся? — задумчиво предположил Эдвард. — Я пробовал и мягко, и жестко, и в обход, и прямо…
В дверь постучали — заглянул секретарь и сказал:
— Фра Семеониди, вас ждут на внутреннем уровне.
На мгновение я замерла, закрыв глаза. Господи, помоги нам. Неужели?..
— Пойдем, — сухо бросила я Эдварду, поднимаясь из-за стола.
Серебряная пуля лифта перенесла нас на двадцать этажей ниже и распахнулась в стерильном белом холле. Помощники, ожидавшие нас, помогли облачиться в белые халаты, и подоспевший врач сообщил, едва не задыхаясь от возбуждения:
— Резкое усиление мозговой активности, фра Семеониди. Он выходит из комы.
Мы почти бегом бросились по длинному белому коридору, туда, где в огромном зале, набитом самой сложной и продвинутой аппаратурой, стояла большая прозрачная капсула регенерации. Вокруг нее суетились люди, на экранах быстро менялись показатели, и мне на миг показалось, что я вот-вот упаду от острого, почти неправдоподобного счастья.
Когда в тот день мы с Эдвардом выбежали из здания, то и Макс, и Кристиан были еще живы. Драконы могут гореть, но они не сгорают в итоге. Кристиан умер по дороге в больницу от падения с высоты на асфальт и ран от укусов, а Макса успели довезти до операционной. Помню, как передо мной захлопнулись прозрачные створки дверей, помню, как хирурги стали колдовать над черным куском плоти, который по всем физическим законам должен был умереть, но продолжал цепляться за жизнь.
