Синие глаза полыхнули гневом, и место первого полога занял второй. Его точно так же разорвало на клочки, но тут же возник третий, за ним четвертый, пятый, шестой и еще один…
Уттарн менял их с ловкостью опытного шулера, что раскладывает карты в колоде так, как надо ему, а не сидящим рядом профанам. Когтистые лапы двигались уверенно и быстро.
Харугот невольно ощутил что-то вроде зависти. Сам он не смог бы менять заклинания с такой скоростью. На восьмом пологе волны Тьмы угасли, снова развоплотились, покатились дальше, к пределам Алиона и за них, сквозь вечный мрак…
Дом рухнул, обвалился грудой уродливых обломков, открылась другая сторона улицы. Там пострадало несколько строений, у них выбило стекла и покрошило в пыль черепицу. Но уттарн уцелел и, судя по его уверенному виду, совершенно не пострадал. Первая сшибка закончилась вничью.
Харугот покачал головой – противник превосходил его умением и опытом…
Но как насчет того, кто сильнее?
Помимо отражений и теней, Тьма содержит памяти, обломки сознаний тех, кто угодил в нее. Нечто похожее на вечно стонущие, алчущие души населяет ее безмерные просторы. Они кружат вокруг миров, норовят проникнуть сквозь их прочные оболочки, чтобы дожить, довести до конца, доделать…
И только очень умелый и сильный чародей сумеет использовать их.
Харугот ухмыльнулся и напряжением воли чуть расширил незримую дырочку внутри себя, ту самую, что пропускает мертвящий холод, сочащийся из-за пределов Алиона. Едва не оглох от хлынувшего в уши многоголосого воя, переждал вспышку терзающей внутренности боли, и выпустил чужие души из себя, выплюнул, точно ядовитую слюну.
Он знал, как это выглядит снаружи.
Темный кокон вокруг мага расширяется, растет в высоту, затем раскалывается посередине. И из получившейся щели с истошным воем и потоками леденящего ветра начинают вылетать уродливые взлохмаченные тени с горящими глазами и провалами ртов.
Они рванулись к уттарну, закружились вокруг него в неистовом хороводе. Полог из Тьмы заколыхался и разорвался под яростным напором, и обладатель золотистой гривы не успел создать новый.
Зато он смог выхватить меч и принялся рубить им направо и налево, словно против него вышли противники из плоти и крови. Харугот собрался рассмеяться, но вовремя остановился – серебристый клинок кромсал плоть призраков легко, как нож мясника – вырезку.
– Проклятье… – прошипел консул, глядя, как рассеиваются вызванные им тени, тают в воздухе.
Призрачные бормочущие голоса, что способны свести с ума, затихали.
Осталось последнее средство – бросить в бой учеников, как он сделал в битве с армией императора. Использовать их как проводников собственной мощи, обратить на врага вихрь чистой силы в надежде, что он не устоит.
Он оглянулся и выругался про себя – учеников выжило пятеро, и лишь один уверенно держался на ногах; прочие шатались, ноги их дрожали, а сиреневые огоньки сознания мигали, показывая, что скоро их хозяева упадут без памяти или без жизни…
– Проклятье, – повторил Харугот, думая, что с уттарном нужно покончить немедленно, а затем взяться за рыжего выкормыша Лерака.
Последние тени еще мелькали вокруг гостя из другого мира, отвлекали его и не давали перейти в контратаку. Поэтому у консула было время, чтобы сосредоточиться и собраться с силами.
Придется обойтись без учеников.
Харугот задрожал, темный вихрь вокруг него уплотнился, почернел и распался на два. Затем тот, внутри которого оставался консул, с судорожным содроганием разделился еще раз, и еще, и еще…
Каждое деление сопровождалось чудовищной болью, сотрясавшей тело от макушки до лодыжек. Харугот чувствовал, что слабеет, становится призрачным и прозрачным. Перед глазами появлялась новая картинка Белой площади, немного, но отличающаяся от других.
Когда картинок стало семь, консул на мгновение замер, а потом словно бросил что-то вперед. Его жест повторили сотканные из частичек Тьмы двойники в темных вихрях, и вихри поплыли к уттарну.
Тот успел понять, что его атаковали, вскинул лапы и начал что-то рисовать в воздухе, точно обычный колдун, пользующийся силой Истинного Алфавита. Потом черные столбы накрыли его, прихлопнули, словно несколько тапочек обнаглевшего таракана.
Там сгустилась такая Тьма, что даже взор Харугота не смог проникнуть сквозь нее.
А когда она рассеялась, консул увидел оплавленную яму глубиной в дюжину локтей. И не ощутил никаких следов явившегося непонятно откуда мага из племени уттарнов.
– Я все же одолел его… – просипел он, услышал булькающий звук и обернулся.
Как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как падает наземь последний ученик, из горла у него идет кровь. Чернокрылых осталось совсем мало, едва два десятка, и они отступали, пятились под бешеным напором Олена Рендалла, чей меч лучился нестерпимо ярким синим огнем.
Левар, судя по всему, погиб.
«Пора мне вступить в дело», – подумал Харугот.
Мелькнула мысль, что разумнее будет отступить, восстановить растраченные силы, но он поспешно отогнал ее. Спрыгнул с седла и вытащил из ножен клинок.
Когда Чернокрылые перед ним начали расступаться, Олен поначалу решил, что это просто хитрый маневр, попытка выманить его из строя и ударить в открывшуюся прореху. Но затем увидел Харугота, облако Тьмы вокруг него, наливающуюся багрянцем кисть, и все понял.
Ледяной клинок и Сердце Пламени тоже почуяли опасность.
Из меча выросли две плоскости искристо-голубого сияния, завернулись, подобно крыльям, создали что-то похожее на щит, из перстня полетели искры цвета палой осенней листвы. Как тогда, в невообразимо глубоком подземелье под Домом Ничтожества, два могучих артефакта попытались объединить силы, чтобы спасти Олена.
Но он чувствовал, что на отражение этой атаки их могущества не хватит.
Поток алых и лиловых огоньков сорвался с руки Харугота, обрел очертания копья. Рендалл приготовился отбить его или уклониться, напряг мышцы.
Откуда-то справа, из-за спин Чернокрылых, выскочила высокая девушка. Взметнулись светлые, необычайно пушистые волосы. Сверкнул длинный, не по женской руке, прямой клинок…
Темно-огненное копье врезалось ей в плечо, и девушку отшвырнуло прямо к ногам Олена.
– Клянусь Селитой, – пробормотал он, вглядываясь в курносое лицо, в миндалевидные глаза, которые должны быть лиловыми. – Откуда она здесь взялась? Она же мертва, это невозможно…
Перед ним лежала Хельга, и левое плечо ее было сожжено до костей. Виднелась обугленная плоть, спекшаяся до каменной твердости кровь, ноздри терзала вонь жженого мяса.
Словно услышав слова Рендалла, лиафри подняла веки и посмотрела на него, спокойно и умиротворенно, точно лежала она не на залитой кровью мостовой, и не ее плоть разорвала уродливая рана.
