– Надеюсь, у тебя было время успокоиться и собраться с мыслями, – сказал Аристон без всякого вступления.
– Да, у меня было время. Но мое решение осталось прежним. Я не выйду за тебя замуж, Аристон.
Он опустил глаза и тихо выругался. Когда он снова их поднял, его взгляд был почти огорченным.
– Я все же надеялся, что до этого не дойдет.
– Не дойдет до чего?
– Почему ты ничего не сказала о своей матери?
Кровь отлила от ее лица.
– А что я должна была сказать?
– Что она уже семь лет живет в хосписе.
Ее губы сжались. Кайли не могла позволить себе расплакаться и показать свою уязвимость человеку, который наверняка этим воспользуется.
– Как ты узнал?
Аристон пожал плечами:
– Собрать нужную информацию очень просто, если знать, кого спрашивать.
– Но к чему так утруждаться?
– Не будь наивной, Кайли. Ты мать моего ребенка. К тому же знание – сила, – добавил он, глядя на нее своими бездонными сапфировыми глазами. – Так что же произошло? Как женщина ее возраста могла оказаться среди тех, кому за восемьдесят? Не в состоянии узнать даже собственную дочь?
Кайли опустилась в кресло, не доверяя своим ногам.
– Неужели твои ищейки тебе не доложили? – хрипло спросила она. – Не хватило сноровки получить доступ к медкарте?
– Это было бы безнравственно.
– Я удивлена, что это слово есть в твоем лексиконе.
– Так что же случилось, Кайли? – повторил Аристон, не обращая внимания на ее сарказм.
Она хотела сказать, что это не его дело… впрочем, почему не его? Ее мать – бабушка его будущего ребенка, хотя вряд ли она сможет это когда-нибудь осознать. Кайли моргнула, желая прогнать подступившие к глазам слезы.
– Так что, собственно, ты хотел бы узнать? – спросила она.
– Все.
Все. Это была долгая история. Сидя в кресле, Кайли откинула назад голову. Прошло несколько минут, прежде чем ей удалось собраться с мыслями.
– Я уверена, тебе не нужно объяснять, – начала она, – что после известных событий на острове негромкую славу моей матери как актрисы довольно быстро затмила совсем другая слава.
Его губы сжались, но он не стал комментировать.
– Продолжай.
– Когда мы вернулись в Англию, ее атаковала целая стая репортеров из дюжины таблоидов. Они заявили, что хотят сделать из нее пример для женщин старшего возраста, желающих вести свободную сексуальную жизнь. Хотя на самом деле им нужно было всего лишь выбросить несколько дополнительных копий на пришедший в упадок рынок розничной торговли. – Кайли вздохнула. – Мать целыми днями была занята тем, что надиктовывала тексты о своих любовных похождениях. Она искренне верила, что борется за женскую свободу, не замечая, что над ней все просто смеются. А потом она начала очень резко стареть. Слишком много вина и солнца. Слишком много диет, сменяющих одна другую… – Она замолчала.
– Не останавливайся.
Его голос был почти мягким. Кайли захотелось крикнуть, чтобы он прекратил с ней так разговаривать. Однажды она уже ошиблась, неверно истолковав его слова. Ей проще было иметь с ним дело, когда он был груб и жесток.
Ничего этого Кайли, разумеется, не сказала.
– Тогда она обратилась к пластической хирургии, – продолжала она, – отрезать здесь, подтянуть там. Поднять брови, закачать что-то в губы. Она стала выглядеть…
Кайли закрыла глаза, вспоминая жестокость прессы, которая в свое время так истово обхаживала ее мать. Случайные фото, впрочем, были немногим хуже, чем те, которые она продолжала делать в студиях, одетая во что-то совершенно неподходящее для ее возраста – вроде кожаных брюк или прозрачных блузок. Очень скоро она стала посмешищем для всей нации. Ее лицо напоминало жестокую пародию на юность.
– Она начала выглядеть странно, – со вздохом продолжила Кайли. – Она познакомилась с каким-то хирургом, который предложил ей сделать круговую подтяжку лица, но не побеспокоилась проверить его сертификат профпригодности. Никто не мог точно сказать, что случилось во время операции, только после нее она уже никого не могла узнать – ни меня, ни знакомых. С тех пор она и живет в хосписе.
Аристон нахмурился:
– И даже при том, что она не узнает тебя, ты все равно регулярно ее навещаешь?
– Да, каждую неделю. Ведь она моя мать.
Аристон смотрел на сидящую перед ним женщину. Блестящие светлые волосы крупными волнами ниспадали ей на плечи. Свободное платье заменило бесформенные брюки и мешковатую толстовку. Она выглядела мягкой, женственной… и странно уязвимой.
– А почему ты не скажешь, чего бы хотела сама? – неожиданно спросил он.
Кайли насторожилась, словно подозревая подвох.
– Как и любая мать. Самого лучшего для своего ребенка.
– И ты думаешь, что, живя здесь… – Аристон обвел комнату выразительным взглядом, – он смог бы это получить?
– Люди растят детей в самых разных условиях.
– Только не того, кто носит имя Кавакос, – заметил он. – Как у тебя с деньгами? Ты все еще работаешь?
– В данный момент нет.
– И как же…
Кайли пожала плечами:
– Когда я вернулась, то нашла работу в другом супермаркете, но потом начала плохо себя чувствовать… Тогда я решила взять немного из тех денег, что ты мне заплатил, но…
– Так какого черта ты думаешь, что справишься?
Кайли судорожно сглотнула. Она справлялась раньше, справится и теперь.
– Как только этот период закончится, я снова смогу работать. Или переехать в более дешевый район.
– И еще дальше от своей матери.
Кайли бросила на него раздраженный взгляд. Зачем говорить очевидные вещи? У нее не было даже кроватки или коляски, как и места для них. А между тем Аристон предлагал то, от чего в ее ситуации вряд ли бы кто-то отказался. Он не старался уйти от ответственности. Наоборот, он предлагал жениться на ней.
Но вчера Аристон хотел забрать ребенка, напомнила она себе. Потому что он богат, и он может это сделать. Но если Кайли выйдет за него замуж, у нее будут определенные права. Разве это не более безопасный вариант?
Глядя на внимательно наблюдавшего за ней Аристона, Кайли подавила дрожь. Она поняла, что ей надо делать. Выбора все равно не было.
– Я могла бы согласиться выйти за тебя замуж, – сказала она, – но только на основе принципа равенства.
– Равенства? – повторил Аристон, словно никогда не слышал этого слова.
Кайли кивнула:
– Да. У меня есть условия.
– И что же это за условия, интересно?
