Что осталось прежним – это частое присутствие Вилли. Его лицо, обращенное к ней, маячило в каком-нибудь метре, не дальше. Нередко он молчал, положив голову на подлокотник кресла рядом с кроватью, где, поняла Кэй, она лежала, – но в другое время он говорил. Истории, стало ясно, рассказывал ей он. Когда он увидел, что она плачет, вначале он, кажется, подумал, что это от боли.
– Мы в безопасности сейчас, Кэй, – сказал он. – У тебя сотрясение и очень неглубокая рана плеча. Она заживает. Болеть с каждым днем будет все меньше.
Кэй не могла отыскать голоса, но покачать головой сумела – очень медленно, слабенько.
– Хочешь, расскажу тебе историю? – спросил Вилли.
Кэй вновь попыталась покачать головой.
– Хочешь узнать, что происходит?
Она попыталась напрячь все мышцы и подпихнуть себя вверх, заговорить. Элл. Папа. Сколько еще? Ее глаза кричали криком – молили, чтобы Вилли услышал.
– Шесть ночей, – сказал он. – Шесть ночей, Кэй.
Ее туловище, обессилев, упало обратно на кровать. Шесть ночей осталось. Она почувствовала у себя на руке ладонь Вилли, словно пришедшую из дальней дали.
– Ясно, что это был Гадд. Как он нашел Фантастеса, дом, библиотеку, мы точно не знаем.
Он ненадолго умолк, повернув лицо к потолку. Потом, не глядя на нее, снова заговорил. В комнате, она увидела, были простые белые стены и низкий потолок. Было светло – значит, имелось и окно.
– Мы с Флипом после того, как расстались с тобой в туннелях, поднялись в дом через заднюю трубу – так мы всегда делаем, чтобы нас не увидели на улице. Там встретили Фантастеса, он велел нам начать интеграцию – про остальное ты сама можешь догадаться. О том, что произошло после того, как я сел в фонтане, я мало что знаю. Когда ты в воде с настоем из листьев, в голове слегка мутится – так что ты, вероятно, больше моего увидела, лучше знаешь, как я выглядел и как все было. Но мне известно, что там были Рекс и Флип. И Каталепсис – она сюжетчица, но из наших. Она часто летала с Флипом.
Флип говорит, тут-то все и стряслось. Их было минимум четверо – этих убийц, головорезов Гадда: кто-то выбросил Эвмнестеса с верхнего этажа библиотеки, и почти в то же мгновение еще двое выбежали на террасу. Один из них всадил в тебя нож. – Кэй сжалась, услышав подтверждение того, что она предполагала. – Кэй, все будет хорошо. Фантастес многих знает в Александрии, и мы быстро доставили тебя в такое место, где о тебе позаботились как следует. Оказалось, у тебя все куда менее серьезно, чем мы боялись. У Флипа тоже легкая рана – в ногу. Он быстро поправляется. – Вилли посмотрел ей в глаза и улыбнулся. – Он в соседней комнате.
– В ту же ночь мы покинули Александрию, – продолжил он. – Фантастес настоял. Оставаться было слишком опасно. Рекс и Кат отправились первыми – сюда, в Грецию, – а мы следом на пароме, который нанял Фантастес. Прячемся тут, в Пилосе. Дом симпатичный, около главной площади – тебе понравится. Все улицы вымощены камнем. – Он замолчал, и долгую минуту Кэй слушала свое медленное, тихое дыхание. – Не волнуйся: мы отплыли из Александрии посреди ночи, и последовать за нами никто не мог. Мы пробудем тут сколько будет нужно, чтобы вы с Флипом получше выздоровели, а Фантастес между тем старается понять поточнее, что произошло, и планирует новую интеграцию. – Вилли снова посмотрел на нее. – Мы отыщем его, Кэй. И ее отыщем.
Вопросы стучали в ее голове, лежащей на подушке. Хоть что-нибудь бы услышать об Элл! Знают ли они, где она? Как ее отыскать? Что она, Кэй, скажет маме? Как она ей объяснит, что потеряла младшую сестру? Мускулы лица почти не работали, до того Кэй была обессилена, но все-таки она рыдала, и громадные слезы, которые не могли бежать по щекам, рвались куда-то сквозь тело.
Вилли много раз уходил и приходил – судя по всему, миновал целый длинный день. В комнате было окно с занавеской, но, похоже, ее вдобавок затеняло дерево или другое здание: прямого солнечного света Кэй не видела, вначале была сероватая пелена утра, потом, пока день набирал силу, медленно, но верно светлело, а темнота упала внезапно, разом. Кэй то спала, то бодрствовала, Вилли мягко поворачивал ее то на один бок, то на другой, и порой она нескончаемо долго глядела либо через комнату на окно, либо в другую сторону, на белую стену, у которой стояла кровать. Из-за окна, слегка, казалось ей, приоткрытого – хотя занавеска ни разу не колыхнулась от ветерка, – время от времени доносились обрывки чего-то похожего на детский плач. На второй день, когда к ней вернулась былая восприимчивость, она поняла, что это не дети, а чайки.
Вилли, войдя в комнату, широко улыбнулся.
– Кэй, я думаю, ты достаточно окрепла, чтобы сесть. И, если все будет нормально, мы хотим вывести тебя на улицу.
Кэй стиснула зубы и выпростала руки из-под одеяла, чувствуя, как скованность отступает из плеча в промежуток между лопатками, и ощущая тупую боль в верхней части спины.
– Вилли, – тихо спросила она, – где Элл?
– Мы работаем над этим, – ответил он, бережно сажая ее, перенося нагрузку на поясницу, подкладывая Кэй под спину подушки. Ее голова поплыла. – Попробовали найти выход из этой передряги с помощью фантазирования, но не получилось. Хотим еще раз попытаться построить сюжет.
Мелко мотая головой, словно чтобы вытрясти воду из ушей, Кэй силилась сообразить, почему она не знает, о чем говорит Вилли. Она с болью надавила руками на поднятые колени.
– Я не понимаю, – медленно проговорила она.
– Так, – сказал он, садясь у кровати. – Ты ведь, я думаю, неплохо понимаешь, как это делается – как разыгрываются сюжеты? – Кэй кивнула, скорее от нетерпения, чем в подтверждение его слов. – Почти все духи это умеют – одни лучше, другие хуже. И лишь немногим это совсем не дано – как Фантастесу. Он ни капельки не сюжетчик. – Глядя Кэй прямо в глаза, Вилли прошептал: – У него даже нет доски. – Кэй опять кивнула: после разговора с Фантастесом в храме Осириса это не могло ее удивить. – Дух, который не может разыгрывать сюжеты, не может этого делать по одной и только одной причине. Потому что он фантазер.
– А Фантастес последний из фантазеров, или почти последний, – тихо промолвила Кэй.
Вилли бросил на нее острый взгляд.
– Самый последний. Говорил он тебе про других?
Кэй покачала головой.
Вилли, хотя сидел молча, вдруг сильно взволновался, его молчание сделалось таким же громким, как звон в ее ушах, а то и громче.
– Всегда было три великих фантазера, – сказал он после паузы, – всегда, сколько существовали фантазеры, во все времена, какие ныне помнятся: Асклепий, Фантастес и Свободное Сиденье. Асклепия погубила его заносчивость – мы про это не говорим, и на церемониях его место занимает дух правой стороны низшего ранга; а Свободное Сиденье – называли и по-другому…
– Про Асклепия Фантастес мне рассказывал, но вот про Свободное…
– Ему больно об этом говорить. О ней. В отличие от других двух фантазеров, Свободное Сиденье – это вакантное место, его занимает, когда нужно, один из меньших духов правой стороны, но ни в коем случае не во время Тканья; тогда ее место неизменно пустует. Я говорил тебе, что рыцарей тысяча и один, но это не совсем так. Рассказывают, что первая из фантазеров покинула Достославное общество давным-давно и с тех пор ее не видели – покинула, когда меня еще не было, а почему и куда она отправилась, никто не знает. Фантастес стал занимать первое кресло из отведенных для духов правой стороны, а свое оставлять незанятым; отсюда и пошло – «Свободное Сиденье», эта вакансия так, по большому счету, и осталось незаполненной, потому что в глубине сердца Фантастес верит, что она еще вернется.
