Кэй не сводила глаз с кожаной сумки, которую ей дал Фантастес; там, несомненно, покоился челнок, ожидая прикосновения хозяйской руки. Сумка лежала в ногах кровати – ничего не стоило протянуть руку, дать челнок Вилли и все переменить, пролить бальзам на его раны. Но что-то в ней не позволяло осмелиться. Может быть, то, что Фантастес велел ей подождать, предостерег ее, и она ему доверяла. Но было и нечто более глубокое: неправильно было бы доверить столь красивую вещь духу, который до сих пор так… так сломлен.
Говоря, Вилли неотрывно смотрел поверх колен на кисти своих рук, обесцвеченные возрастом и страданиями, на этот грубый горный ландшафт с белыми вершинами костяшек. Кэй тоже на них смотрела – и думала о горах, откуда они улетели без Элл, улетели, не зная, где она, как к ней приблизиться, как ее спасти, как вернуть ее домой. Кэй попыталась представить себе, что Элл может чувствовать, переживать: пустота, страх – но также и изумление, ощущение свободы. Бывало, Элл нравилось теряться – на морском берегу иной раз проходили часы, прежде чем она появлялась, пролежав все время в тени каких-нибудь кустиков у вершины низкого утеса, где она преспокойно играла с головками чертополоха. Смотрела себе на проходящих мимо людей, на плывущие по морю суда и не думала плакать или беспокоиться. Может быть, подумала Кэй, и сейчас что-нибудь в таком роде. Может быть, она в каком-нибудь тихом, спокойном месте. Может быть, они хорошо с ней обращаются. Другой вариант… О нем и подумать невозможно.
Она все еще смотрела на руки Вилли, когда в комнату энергично, большими шагами вошел Фантастес – вошел и заговорил, взволнованно жестикулируя:
– Друзья, Рекс вернулся с пристани. Нам надо найти Кат. Рекс, похоже, видел рыскунов там, у гавани. Он не думает, что они уже нас нашли, но они в городе. У нас мало времени. Надо двигаться дальше – вероятно, сегодня же вечером или ночью.
Вилли тут же выпрямил спину, взбодрился – никакой больше вялости.
– Постой. Как они могли узнать, что мы здесь? Как они могли вообще оказаться в Пилосе? Когда мы ночью плыли на пароме, за нами никто не мог следовать. И когда мы прибыли сюда в эту грозу, в ливень, никто не мог нас увидеть. – Резко поворачивая голову, он оглядел всех по очереди. – Нет. Слишком они близко, слишком все быстро. Они нашли нас здесь так же, как нашли в Александрии. Тут не построение сюжета, этого было бы мало. Тут что-то другое.
– Шпионаж? – предположил Фантастес.
– Утечка, – сказал Вилли.
– Но кто? – спросил Флип и, полностью войдя в маленькую комнату, где теперь стало тесно, закрыл за собой дверь. Они с Фантастесом сели в ногах кровати Кэй.
– Нужна какая-то зацепка, – сказал Вилли. – Надо как можно точнее вспомнить, что произошло в Александрии.
– Вилли, мы уже об этом думали, – промолвил Флип. – Обмозговали вдоль и поперек. Новой информации у нас нет.
– И тем не менее, – сказал Фантастес, – прежде, чем двигаться дальше, мы должны понять, что происходит. Если мы не будем действовать сообща, не может быть никаких надежд на восстановление.
– На восстановление чего? – вмешалась Кэй.
– Вифинии, конечно, – сказал Фантастес. – Поэтому еще раз вернитесь мысленно к тому, что было. Если они не могли проследить за вашим перелетом и не могли построить сюжет вашего перемещения до вылета, то как они нашли вас в Александрии?
– Но я не видел ничего необычного, – пробормотал Вилли. – Ни подозрительных лиц. Ни странных рисунков движения на улице. Никакие звуки нас не преследовали. А там, в доме и около него, были только Флип, Рекс, Кат, я – ну, и Кэй, конечно, и Эвмнестес, Анамнестес и ты.
– Кат… – Кэй приподнялась на локте. – Это такая, с красивыми волосами?
Вилли кивнул.
Из соседней комнаты послышались шаги, дверь приоткрылась, и показалась массивная голова Рекса – лицо в морщинах, как старый кожаный плащ, спутанные волосы сметены на один бок.
– Пойду поищу Кат у причалов, – сказал он хрипло, мрачно. – Буду очень осторожен.
– Будь, пожалуйста, – отозвался Фантастес. – Будь, пожалуйста.
Кэй вдруг подумала кое о чем.
– Рекс… – сказала она.
Он уже закрыл было за собой дверь, но теперь его голова опять возникла в проеме.
– Привет, дитя. Давненько не виделись. Я и не заметил, что ты очнулась и бодрствуешь.
– Здравствуйте. – Кэй было неловко, но она прикрыла это тем, что заговорила быстро: – Рекс, если Кат пойдет сюда от причалов, там же рыскуны – ну, они тогда последуют за ней. Она очень заметная с этими волосами.
– Она права, – сказал Фантастес. – Не возвращайтесь сюда – вы их прямо к нам приведете. Дождитесь темноты хотя бы.
Рекс кивнул и ушел в мгновение ока. Вилли передвинул свое кресло к окну и слегка отвел занавеску.
Фантастес встал и, подойдя к двери, в задумчивости принялся водить рассеянной рукой по дверной раме.
– Вы уверены, что она не сюжетчица? – тихо промолвил он, не обращаясь ни к кому по отдельности. Но взглянул на Кэй, и она поняла, что это он о ней. – Подробности, рисунок событий. – Он постоял неподвижно, обратив лицо к стене, а потом с досадой хлопнул по ней рукой. – Я не могу строить такие сюжеты, Вилли. Флип, подумай. Найди причины.
Несколько минут стояла тишина. Кэй боялась ее нарушить – до того глубоко и встревоженно они погрузились в свои воспоминания, в свой анализ. Пальцы Вилли и Флипа дергались, щипали невидимые нити сознания, которые вели к убийцам, к падению Эвмнестеса, к холодной стали в спине у Кэй. Она почти видела, как ветвятся, как разворачиваются в воздухе сети их мысли, и ей хотелось самой пройтись по ним пальцами. А что, может, и у меня, кто знает, эта способность развивается?
Тишину нарушил Вилли.
– Нет, то же самое. Все то же. До фонтана я ничего не видел и не слышал хоть чуточку подозрительного; а потом – потом я был как опечатанный дом: ни войти, ни выйти. Ты, Флип, точно ни про что не забыл? – спросил он, отворачиваясь от окна.
Флип покачал головой. Как-то неуверенно, подумала Кэй, но покачал.
Вилли повернулся к ней.
– А ты, Кэй, ничего не приметила? На берегу, на улицах? Внизу, в канализации? В доме? Может быть, на другой террасе? Никто не подсматривал?
– Нет.
– Просто ужас, как все это угнетает, – сказал Вилли. – Быть под воздействием листьев так и так приятного мало – но эта интеграция была безумно трудная, страшно болезненная. Я ничего не воспринимал, кроме боли. И ведь выбрали момент: под конец, когда мы были особенно поглощены интеграцией, когда я был в полной отключке, – поразительно. Можно подумать, они сигнал какой получили.
Что-то будто похлопывало Кэй по плечу. Что-то полузабытое шевелилось в ее памяти, какая-то подробность. Что-то важное, чувствовала она.
Но если важное, то должно вспомниться, разве не так?
