И тут ей стукнуло в голову: Кат. Кэй влезла в разговор до того энергично, что в спине стрельнула боль:
– Где вы берете листья для интеграции? И когда добавляете их в фонтан?
– Ты знаешь, где мы их берем, – ответил Фантастес. – Я тебе показал: они лежат на столе. Это весь мой запас, все, что осталось. Мы добавляем их в фонтан за час-два до интеграции, чтобы вода настоялась. Я подготовил фонтан, как только мы увидели самолет.
Кэй протяженно выдохнула.
– Тогда что Кат добавляла в фонтан – я сама видела, – пока Вилли… интегрировал? Я правильно это слово произнесла? – Она переводила взгляд с лица на лицо. – Когда я только пришла на террасу, я увидела, она вынимает что-то из кармана, а потом она уронила это в воду и посмотрела прямо на меня. Улыбнулась мне. – Фантастес поднял руку и хотел что-то сказать, но Кэй не дала ему. – Это было что-то маленькое, темное, блестящее – как шарик стеклянный или… сама не знаю. Мне не очень хорошо было видно, мешал бортик фонтана, так что я не знаю, что там с ним происходило в воде, но, когда она уронила, он упал как тяжелый. Это точно был не лист.
Фантастес посмотрел на Вилли. Вилли поднял глаза.
– Белладонна, – сказал он.
– Да, именно этот яд, без сомнения, – согласился Фантастес. Он как-то обмяк теперь, но все же заговорил – обращаясь к Кэй, но таким тоном, будто разговаривал с самим собой. – Симптомы отравления белладонной примерно такие же, как результат действия листьев: расширение зрачков, подергивание в кистях рук и ступнях, заторможенность и сонливость, потеря речи – но разница в том, что белладонна может убить. Мы и не заподозрили бы воду. Да, все сходится: Вилли жаловался потом – пока ты оправлялась от своей раны – на необычно сильные побочные эффекты интеграции. Апатия, потеря голоса, боли в суставах. Но еще важнее то, что мы знаем, как искусна Каталепсис в применении этого яда: увы, она занималась этим в прошлом по поручениям Гадда. Но мы и подумать не могли, что она поступит так с нами.
Фантастес резко повернулся перед дверью, уперся локтями в дверную раму и устремил презрительный взгляд на Флипа, сидевшего в ногах кровати Кэй. А Флип – тот просто уронил голову в ладони и безмолвствовал. Молчание нарушил Вилли, и его речь наполовину была стенанием.
– Флип, я не понимаю. – Вилли протянул к нему сведенные ладони. – Ведь Кат – твоя инициатива, твоя приятельница. Ты наверняка знал с самого начала, что она ведет двойную игру. Как ты мог позвать ее туда, позволить ей это сделать?
Он умолк. Кэй подумала было, что он выстраивает пальцами сюжет, но тут же поняла, что его руки не думают сейчас, что они просто дрожат. Он рыдал телом – а лицо было бесстрастно, пусто.
– Что тебе было известно, Флип? Про убийц? Про рыскунов? Про младшую сестру? Флип, что тебе было известно? Почему ты так с нами поступил?
Он сверлил Флипа взглядом, но казалось – не сердится. Кэй страшно было смотреть на его окаменелое лицо; она опасливо забилась в угол кровати, подтянула к себе колени под одеялом.
– Флип, мы могли погибнуть!
Флип поднял голову. Кэй бы не удивило, если бы она увидела слезы на его лице, – но нет, он весь был застывший, однако горя в нем не чувствовалось. Его лицо было на одном уровне с лицом Вилли, и обращался Флип только к нему.
– Разумеется, я не знал, что она так поступит. Разумеется, я не знал, что Гадд так поступит. Он дал мне слово… – Тут он осекся, и его веки опустились на секунду. – И я на его слово положился.
– Но нам, Филип, чьему слову верить? – Фантастес был разозлен, он почти кричал, он словно боксировал зубами с воздухом. – Нам – чьему? Какая правда в тебе? Как мы можем теперь называть тебя другом?
– Не можете, конечно, – промолвил Флип – ровно, негромко. – Я это знаю. И знал. Хотя, по-хорошему, называть меня другом вам следовало бы – как раз теперь в особенности. Я никогда не был тебе лучшим другом, Вилли, чем сейчас, чем в этом. – Вилли поднял глаза по настоянию глаз Флипа, и взгляды двух друзей надолго, непроницаемо встретились. – Ты не можешь этого знать сегодня, но потом поймешь. То, что я сделал – всё, – я сделал, чтобы защитить вас. Помни об этом, Вилли, – Флип не сводил с него немигающих глаз, – помни, что я тебе сейчас говорю; придет время – узнаешь, что́ я сделал и как. Помни.
Флип сидел скованно, жестко, неподвижно. Он походил на камень или древесный ствол. Двое духов продолжали смотреть друг на друга – ни одно веко не дергалось, пальцы не шевелились, дыхание было незаметно, выпрямленные руки были окостенело опущены. Между ними шел безмолвный обмен – обмен дружбой, подумала Кэй; но ей было все равно. Предатель.
Фантастес сделал два стремительных шага вперед, откинул голову и, щелкнув шейными позвонками, метнул плевок Флипу в лоб, которого тот не сдвинул ни на сантиметр.
– Если в тебе хоть капля дружбы еще есть, ты оставишь это место и нас, ты никогда не вернешься ни в горы, ни в Вифинию, ты навсегда покинешь сообщество духов. Если в тебе хоть капля дружбы еще есть, ты не отправишься с этим к Гадду, ты не посвятишь его ни в какие наши планы. А теперь – вон.
Флип с усилием, по-стариковски поднялся на ноги, как будто у него болели суставы. Расправил рукава балахона, разгладил его спереди – но лица не вытирал.
– А тебе, Фантастес, я вот что скажу, – проговорил он медленно. – Я никогда не давал тебе повода ненавидеть меня и сейчас не дам. Я понесу твое презрение, но не как знак моего позора. А как знак твоего.
И решительным, ровным шагом он вышел из белой, тихой комнаты, и стук его подошв постепенно замер.
Кэй внезапно, рывком села вертикально, не понимая еще вполне, что она скажет. Она искала слова.
Рекс.
– Вилли… Рекс… Площадь… Окно…
Вилли устало повернулся к ней, вся жесткость, вся сила противостояния улетучилась из него с уходом Флипа. Губы, язык едва его слушались.
– Что?.. Кэй?..
Она отыскала нить.
– Кат не знает, что я очнулась, верно? Если Рекс скажет Кат, что я разговариваю, бодрствую, она поймет, что она в опасности. Она видела, что я вижу ее, перед тем как они меня ножом… Вилли, ему грозит беда.
– Она права, – сказал Фантастес – но все трое уже ринулись к окну. Кэй поморщилась от боли и резко вздохнула; Вилли с шумом отдернул занавеску. Сквозь боль Кэй с высоты третьего или четвертого этажа увидела переулок и угол ближайшего дома на той стороне. Дальше, ярко освещенная солнцем, лежала главная площадь городка с ее каменной мостовой и приземистыми, видавшими виды зданиями. Кэй видела почти всю площадь, о которой ей говорил Вилли, и, фокусируясь, обретая зоркость после лихорадки и сна, ее глаза стали различать людей. В первый момент она подумала, что они танцуют: они все прыжками неслись к середине площади – двадцать или тридцать человек, со всех сторон.
– Клянусь музами… – прошептал Фантастес – словно ножом полоснул.
