Огонь камина, когда ее отец говорил, высвечивал все самые острые углы его лица и фигуры, на лице колыхались отсветы. Кэй содрогнулась, вспоминая это сейчас. Две ночи, думала она тогда.
И с новым содроганием вспомнила сейчас гонца, который явился в ту самую минуту, – подобострастного, трепещущего духа с письмом в руке. С личным распоряжением Гадда, требующим от Кат именно того, к чему Нед Д’Ос, уговаривая бросить вызов начальнику, только что ее склонял: прибыть на Тканьё самой и позвать в древнее гнездо всех рыскунов, которых насчитывались сотни. Каким изумленным, каким смятенным взглядом обвела их Кат! С каким страхом, с каким недоверием смотрел на них гонец! Как красноречиво говорили его глаза об ужасах, которые терпело Общество под властью Гадда!
И Кат сделала это. Всех позвала домой – сотни и сотни рыскунов, по каким бы тайным путям они ни ходили. А из горы по реке прибыл Гадд, и с ним его войско, его телохранители, его клерки, его личные слуги. Все были тут. Фантастес извлек из укрытий духов правой стороны – тех, кого смог найти, – а Рацио вызвал из Рима Ойдос, Онтоса и горстку духов-причин, которые каким-то чудом выжили в огне. В аэропорту Кэй и Элл тихо посидели с отцом, слушая истории, которыми их развлекал Флип, и вскоре их пригласили на стамбульский рейс. В самолете – он далеко не был заполнен – девочки всю дорогу проспали, а в турецком аэропорту Кэй, несмотря на головную боль и на дымный, тусклый свет, время от времени примечала то обгоняющую их высокую фигуру, то плащ или балахон среди костюмов и юбок в толпе пассажиров. Следующий день провели в сельской местности – девочки носились и играли в свежевыпавшем снегу, а остальные строили планы, просили об одолжениях, организовывали доставку необходимого и разговаривали, разговаривали… наутро снова в путь, на сей раз на машине – в Вифинию. Челнок лежал в мешочке на поясе у Вилли, рог – в заплечном мешке у Фантастеса. Флип и Рацио вели две машины по извилистым, изрытым колдобинами дорогам. И вот они здесь.
Здесь.
Пировать, плясать, веселиться никто особенно настроен не был. Приказ всем был собраться; духи, сидевшие сейчас в зале, – некоторые, Кэй видела, еще входили, по двое, по трое, по пятеро, – явились не на праздник, а для разговора. На иных лицах Кэй читала надежду, ожидание, затаенную радость – это, видимо, были духи правой стороны. Они явно успели обменяться слухами, рассказать друг другу кое-какие истории. Другие выглядели более нервными, испуганными, и таких было много – это, догадывалась Кэй, были слуги Гадда, духи левой стороны и меньшие из духов правой. Гадд пока еще не показывался, хотя для него было поставлено сиденье в центре нижней, общей части зала, напротив возвышения. Кэй сидела на табуреточке в середине вытянутого зала, но ближе к скамьям духов правой стороны, вплотную к ним. Напротив нее, на другой табуретке, устроилась Элл, она нервничала, держа на коленях мешок Фантастеса с рогом. Она знала свою роль: когда пойдет процессия – издать, дуя в рог, один долгий звук, а затем ждать. Она вдоволь потренировалась в машине, чуть не сведя всех с ума и чуть не устроив аварию; зато, с удовольствием думала сейчас Кэй, она справится отлично, можно не сомневаться.
Надо же, подумала она опять про себя, вот мы и в Вифинии.
Зал был мало чем украшен – всего по нескольку стягов с каждой стороны, – и во многих местах серьезные повреждения от сырости и мороза были видны невооруженным глазом. Стены тут и там были выщерблены, мозаика пола кое-где сильно потрескалась или просто отсутствовала. Потолок, однако, был цел, и, несмотря на сквозняки, в зале было тепло, сквозь толстое стекло витражных окон не проникал ни дождь, ни снег, ни ветер. Окна из-за тяжелых туч были сейчас довольно темные; погода за ними стала еще хуже – холод, порывистый ветер, снежная крупа. Ничего страшного. С несколькими студентами и помощниками из местных ее папа трудился тут, приезжая и уезжая, почти восемь месяцев, и они по крайней мере сделали чертог водонепроницаемым и остановили гниение. Придет время – и больше стягов будет висеть тут на древках, воткнутых в старинные гнезда в стенах. Придет время – и пол будет отреставрирован. Придет время – и массивные деревянные сиденья почувствуют на себе острые лезвия резчиков, недостающие бриллианты будут вставлены в дубовый каркас потолка. Придет время – и сюда переместят из горы гобелены.
Но есть одно, подумала Кэй с простой радостью, когда развели огромные шторы у входа в нижнюю часть зала, – есть одно, чего не нужно дожидаться. То, что духи, по шестеро с каждой стороны, внесли сейчас на горизонтальных шестах, водруженное на платформу, пронесли к возвышению и поставили. Кто соорудил его заново, как он был сюда доставлен – этого не знал никто. Нед Д’Ос подозревал, что тут приложил руку его старший помощник, – он, однако, это отрицал; другие высказывали предположение, что сам Гадд в насмешку над ними велел его смастерить и подержать до поры в прихожей Челночного зала. Как бы он туда ни попал, кто бы его ни построил, вырезав детали, как велит традиция, из сплошного ясеня, теперь он стоял на возвышении – великий ткацкий станок Первого Духа, навощенный как следует, снабженный основой и утком, готовый к началу собрания.
Носильщики станка вынули из-под него шесты и заняли свои места. Тяжелые вышитые шторы, зеленые с золотом, пятнадцать футов в ширину и по меньшей мере столько же в высоту, снова развели, и Кэй вздрогнула, поняв, что вот она, процессия. Это простое, но величавое шествие через зал к тронам возглавлял Фантастес, а за ним следовал другой престарелый дух правой стороны – тот, кого он выбрал сегодня из числа вернувшихся из изгнания. На них были зеленые одеяния, шитые серебром, с крохотными бриллиантиками вокруг воротника; их головы не были покрыты. Дальше, на некотором расстоянии, шел Рацио, ведя за собой Ойдос и Онтоса, на всех были тяжелые балахоны и черные траурные плащи с пуговицами из гагата, на манжете каждого рукава виднелся одиночный камень цвета слоновой кости. Дальше, снова на небольшом расстоянии, – трое самых молодых духов правой стороны в голубых одеяниях с золотыми запонками вокруг воротника; и замыкали шествие трое младших из духов левой стороны в серых балахонах и плащах, с черными сюжетными камнями на манжетах рукавов. Каждый нес в руке железный посох, увенчанный извивающейся змеей и сюжетным камнем. Больше никаких украшений, и никаких церемониальных жестов – они шли через зал торжественным мерным шагом, и важность минуты была запечатлена на их лицах. Даже Фантастес, который еще утром, говоря о Тканье, только что не тараторил, охваченный радостным волнением, сейчас устремлял вперед до того строгий и решительный взгляд, что Кэй устыдилась своего восторга. Когда они приблизились, она опустила глаза, нахмурилась и перекрестила ноги.
И тут Элл вскочила со своей табуретки и, когда процессия, возглавляемая Фантастесом, чуть не доходя до нее, остановилась, сделала то, в чем практиковалась весь день: подняла рог к губам и протрубила. Кэй не первый раз слышала рог, но в этом зале он зазвучал по-особенному, его голос усилился и изменился, отдаваясь от деревянного потолка, стен и сидений. Завывание сирены, львиный рык, плач ребенка – все это послышалось тут разом, и задолго до того, как рог замолчал, Кэй почудилось, что у нее кровь может пойти из ушей от настойчивости этого целеустремленного сверления, идущего вглубь, к ее сознанию. Все ее мысли легли и съежились перед этим звуком. Она видела и осязала его как взрыв между ее ладонями.
