- Верни чужую вещь!
- У меня нет чужих вещей, - в испуге прошептала Ника.
- Ты лжешь.
- Нет, я не лгу, у меня ничего нет… - Ника почувствовала, что из глаз сами собой потекли слезы. Она закрыла их ладонями, чтобы не видеть узкого лица с синим румянцем, клубка спутанных волос и оскаленного беззубого рта.
- Синяя тетрадь, - призрак схватил ее за запястья и с силой оторвал ее руки от лица, - ты забрала синюю тетрадь.
Цепкие пальцы, державшие за руки, были сухими и очень холодными, почти ледяными. Ника почувствовала, как в эти пальцы уходит ее живое тепло, уступая место мертвенному оцепенению.
- Я не хотела, мне дети принесли, - зашептала Ника, даже не пытаясь освободиться, - я не хотела ее брать…
- Если не хотела брать, то зачем взяла? - огромные глаза гневно сверкнули.
- Я отдам, я отдам… Я хотела отдать… - шептала Ника. - Я сейчас отдам.
Призрак с отвращением откинул ее руки от себя. Она тут же повернулась к тумбочке и распахнула дверцу. Вот он, толстый синий ежедневник плотника, зачем она вообще прикасалась к нему? Для чего ей это понадобилось?
Как только тетрадь оказалась у Ники в руках, призрак вырвал ее, прижал к груди и отступил на шаг, тряхнув головой. По его плечам рассыпались черные густые волосы, а лицо на миг застыло, и Ника увидела, что перед ней женщина удивительной, неземной красоты. Тонкие черты, бледная фарфоровая кожа, глубокие глаза, совершенный изгиб рта - в лице не осталось ничего напоминавшего череп животного, как показалось Нике вначале. Голубая кровь… Вот что такое голубая кровь… Ника и не подозревала, что за этим выражением может скрываться какой-то буквальный смысл. Она сама на фоне женщины-призрака показалась себе выскочкой, тщетно пытающейся выдать себя за аристократку. Как, наверное, смешно и нелепо это выглядит…
Женщина глянула на Нику сверху вниз со снисходительным презрением.
- Ты хотела знать, кому хозяин написал последнее стихотворение? - она легко улыбнулась одними губами - так улыбается королева кухаркиной дочке, которую вдруг нашла забавной. - Он написал это для меня. И я бесконечно благодарна ему за это.
Она царственно кивнула, словно отдавая дань уважения плотнику. Хозяину. А через секунду лицо ее исказилось, снова приобретая звериные черты. Темные провалы глаз вновь напомнили пустые глазницы черепа, из которых струится фосфоресцирующий бледный свет. Женщина резко повернула голову в сторону и вверх, как будто выстрелила взглядом в дальний угол комнаты. Ника непроизвольно повернулась туда же и увидела, что бревна вспыхнули, как будто на них плеснули бензином.
Женщина быстро перевела взгляд на тумбочку перед зеркалом, и та тут же запылала ярким пламенем. Следом полыхнули занавески, стоило ей только коротко глянуть на них; со звоном разбилось бра, свет погас, и Ника почувствовала, что у нее над головой горит стена. Теперь призрака освещало только пламя пожара, широкими сполохами лизавшее стены спальни. В открытую балконную дверь влетел ветер, раздувая огонь, а Ника не могла шевельнуться, с пола глядя на хрупкую фигурку с развевавшимися от ветра волосами. Лицо призрака уже не казалось бледным - чернота тления проступила сквозь фарфоровую кожу, рот раскрылся в глумливом хохоте, в глазах металось оранжевое пламя. Привидение раскинуло руки в стороны, и белый саван захлопал на ветру, словно флаг. Едкий дым пополз на середину комнаты со всех сторон, и ветер закружил его, образуя вокруг призрака темную воронку.
Ника закричала и закашлялась, чувствуя спиной жар огня, лижущего стену. Она сгорит! Она сейчас потеряет сознание, задохнется и сгорит! Дети! Надо выводить из дома детей!
Воронка из черного дыма, вращавшегося перед глазами, вдруг развеялась, и Ника поняла, что призрак исчез, она одна в горящей комнате, и огонь воет вокруг нее, и дым наполняет комнату, несмотря на сквозняк. Она вскочила и кинулась к двери, и не подумав прихватить халат, - дверной косяк горел вовсю и грозил вот-вот рухнуть и перегородить ей выход из комнаты.
- Марта! Майя! - Ника зашлась кашлем - коридор заполнился дымом, в нем невозможно было дышать. А ведь дверь в детскую распахнута, значит, туда тоже добрался дым!
Она добежала до их дверей, и в этот миг ей на голову хлынула вода. Она вскрикнула от неожиданности, остановилась, накрывая руками голову, и только потом сообразила, что сработала пожарная сигнализация.
- Девочки! - крикнула она.
В детской дыма было немного, сквозняком его оттягивало в гостиную. Ника растормошила сперва Майю, а потом быструю и сообразительную Марту.
- Скорей, девочки, скорей! Держитесь за меня! - Ника поволокла их к выходу - все равно надо пройти через задымленный коридор, чтобы выбраться из дома, - не дышите, задержите дыхание!
Близняшки закашлялись, не очень-то вняв ее предупреждению. Вода хлестала из-под потолка, дым, смешанный с паром, из ее спальни валил горячей стеной - сигнализация сработала и там. Ника тащила детей в гостиную, они спотыкались, спросонья не понимая, что происходит, и, оказавшись на лестнице, обе зарыдали в голос.
В гостиной дыма тоже оказалось предостаточно, Ника не остановилась, стаскивая девчонок вниз, и надеялась, что никто из них не упадет и ног не переломает. Здесь хотя бы на голову не лилась вода. Нормально вздохнуть им удалось только в прихожей. Ника распахнула дверь на крыльцо и вытолкала детей на свежий воздух.
- Мама! Мамочка! - выли обе, продолжая кашлять. Пижамы их насквозь промокли, а на улице было хоть и не холодно, но и не жарко. Ника обняла обеих и усадила на ступеньки.
- Ничего страшного, - прошептала она, вытирая слезы, - сейчас все потухнет. У нас хороший дом, он не может сгореть. Видите, нам тоже не нужны пожарные. Мы проветрим и пойдем спать. Все будет хорошо.
Тишина, прерываемая только всхлипами близняшек, окружила их со всех сторон. Долина спокойно дремала в предрассветных сумерках. В лесу послышалась негромкая птичья трель - поднималось солнце.
Весь следующий день Илья «лечил» избушку. Нижние венцы служили ей фундаментом, но выгорел только верхний слой дерева, и Илья решил просто счистить уголь.
Конечно, свинцовый блеск после чистки пропал, цвет изменился, и, когда Илья закончил, вместо черных пятен низ избушки покрыли пятна намного светлей, чем бревна наверху. Он отшлифовал дерево и поразился: вместо мрачного свинца дерево сияло серебром. Что ж, стоило почистить все стены, снизу доверху, чтобы выровнять цвет.
День выдался жарким, что для начала июня было редкостью, и Илья решил, что Сережке можно искупаться. Вода, конечно, до конца не прогрелась, но одно дело лезть в холодную воду зябким вечером, и совсем другое - купаться в прохладной воде в полуденную жару.
Сережка обрадовался, а Мишка спасовал - он не жарился на солнце, а читал в прохладной спальне.
Они, как и в прошлый раз, благополучно перемахнули через забор, огораживающий пляж, и подошли к воде. Илья снял кроссовки и потрогал воду ногой - ребенку купаться можно. Он скинул футболку и, швырнув ее на песок, заметил за кустами какое-то движение.
