Колдун уже поднял тяжелую крышку сундука и выкидывал на пол вещи - шкуру, бубен, пояс с оберегами.
- Да, случилось… - ответил он мрачно. - С юга идет поветрие. Мор.
- Ты хочешь… Ты будешь просить богов?
- Я буду просить у богов ясного неба. Если успею. Это страшный мор, я никогда не видел такого, только слышал от деда и читал в книгах. Пока он ползет медленно, и умирают люди медленно, но через некоторое время он полетит по земле быстрей ветра, и смерть начнет выкашивать всех без разбора.
Он сел на пол рядом со своими вещами и стукнул кулаком по коленке.
- Я ненавижу монастырь, я ненавижу их злого бога! Малыш, ты подумай, что они сделали! Они пришли в деревню, между прочим, не их деревню, и помогли местному иерею: собрали всех жителей, прошли вокруг деревни крестным ходом, вернулись в церковь и причастили всех, всех до единого! И здоровых, и больных!
- И что… теперь тем, кто умрет, придется идти к Юге? - не понял Лешек.
- Теперь они прямиком отправятся к Юге, все! Все, понимаешь? - колдун снова хлопнул себя по коленке. - Теперь заболеют и те, кто был здоров! Дикари! Невежды! И они смеют говорить, что несут с собой свет! Да еще наши прадеды знали, как останавливать мор! И никак не крестным ходом и причастием!
Он рывком поднялся на ноги:
- И это только первая деревня! Они как тараканы расползаются по земле!
Лешек раскрыл свой сундук и тоже начал собирать вещи:
- Я поеду с тобой.
Колдун вскинул глаза:
- Ты останешься дома.
- Почему? Охто! Я уже не ребенок, или ты забыл?
- Ты останешься дома, - твердо и мрачно повторил колдун.
- Но почему? Разве тебе не потребуется помощь? Зачем ты тогда учил меня столько лет?
- Малыш… Я не знаю, лечит ли эту болезнь крусталь… И если нет - я могу только говорить с людьми, только делать вид, что я прошу богов остановить мор, а на самом деле… Тебе там нечего делать.
- Ну и что? Я тоже могу говорить с людьми, я буду помогать тебе!
- Малыш, ты можешь заболеть, - коротко сообщил колдун, - поэтому ты останешься дома.
Лешеку вдруг стало очень страшно. Он сел на кровать и запинаясь спросил:
- Охто… А ты? Ты тоже можешь заболеть?
- Да.
- И что? Если крусталь не лечит этой болезни, ты умрешь?
- Возможно.
Лешек опустил голову и помолчал, а потом робко тронул колдуна за плечо:
- Охто… Можно я все-таки поеду с тобой?
- Нет, - резко ответил колдун.
- Я не могу отпустить тебя так просто…
- Можешь. Малыш, твое предназначение не в этом, как ты не понимаешь?
- А твое?
- А мое предназначение - лечить людей. Я всю жизнь учился этому, и, кто знает, может, это мой час?
Он упаковал вещи и кликнул матушку, чтобы она собрала ему еды в дорогу.
- Охто, но послушай… - Лешек ходил за ним по пятам. - А если монахи захотят помешать тебе?
- Пусть попробуют, - бросил колдун через плечо.
- Тебе не кажется, что ты… просто храбришься?
- Конечно храбрюсь. Но я все-таки колдун, ты не забыл? И я не позволю этим ловцам душ… - он со свистом втянул в себя воздух и не стал продолжать.
И в первый раз достал со дна сундука меч в красивых инкрустированных ножнах.
- Видал? - гордо спросил он и улыбнулся Лешеку. - Эту штуку мне подарил старый дружник в Удоге. Это случилось, когда на город напали свеи, они часто на нас нападали. Мне было лет пятнадцать, и я, по дурости, сунулся в бой, как все мужчины.
- И за это он подарил тебе меч?
- Нет, - хмыкнул колдун, на ходу прикрепляя меч к поясу. - Мое участие в бою закончилось бесславно, меня оглушили первым же ударом и хорошо, что не затоптали. После боя, когда я пришел в себя, мы с дедом лечили раненых, многих нам удалось спасти, в том числе этого старого воина. И тогда он отдал мне меч со словами: «Никогда не лезь в бой, жди своего часа, но если враг подойдет к тебе вплотную, защищайся». Мы вскоре ушли из Удоги, и больше мне не доводилось бывать в бою. А теперь… Вот я и дождался своего часа…
- Охто, но ты же не умеешь им пользоваться!
- Кто тебе сказал? Для меня пятнадцатилетнего это был такой подарок! Как же я мог не научиться? Тогда о боевой славе я мечтал гораздо больше, чем о лекарской стезе, во мне же течет варражская кровь, - он рассмеялся и вскочил на коня. - Я поехал, мне надо спешить. На всякий случай: серебро лежит в дупле раздвоенного дуба, помнишь? Где осиное гнездо.
Лешек растерялся - он не думал, что колдун уедет прямо сейчас! Ему так многое хотелось сказать ему на прощанье, так о многом расспросить! И эти его слова о каком-то дурацком серебре! Как будто он и вправду не собирается возвращаться!
- Охто, погоди! Я тебя хотя бы провожу! - крикнул он в отчаянье.
- Нет, не надо. Оставайся здесь и не уходи далеко от дома. На охоту не ходи, вообще в лес не суйся, сиди и читай Ибн Сину.
Он хотел тронуть коня с места, но Лешек вцепился ему в стремя:
- Охто! Охто, не уезжай! Пожалуйста, не уезжай!
- Да что ты, малыш? - глаза колдуна стали влажными. - Как же я могу не ехать?
Но Лешек припал щекой к его руке и взял ее в объятья.
- Не уезжай, Охто! Я прошу тебя! У меня никого больше нет, кроме тебя! Как я буду жить без тебя?
- Малыш… - колдун вздохнул. - Я, наверное, все-таки вернусь… Я ведь не умирать еду, а лечить людей. И потом…
Он погладил Лешека по голове, не торопясь вырывать руку из цепких объятий.
- И потом, знаешь… На краю света, за далекими непроходимыми лесами, меж кисельных берегов течет молочная река Смородина. Там, за Калиновым мостом, нас ждут наши прадеды. И… в случае чего… я буду ждать тебя там, хорошо? Хоть я и не твой отец, я все равно буду тебя там ждать. А сейчас мне надо спешить.
Лешек кивнул, не в силах ничего сказать, и медленно, неохотно выпустил руку колдуна. Тот тронул коня с места, и Лешек сел на землю, не удержав слез.
Колдун вернулся через три дня, в субботу на рассвете, - посеревший, с запавшими глазами, но живой. Лешек купался и увидел его издали, но тот крикнул ему:
- Не подходи ко мне! Уйди в дом!
Лешек не посмел его ослушаться и из окна смотрел, как колдун топит баню - топит по-черному, и, вместо того чтобы подождать на улице, купается в едком дыму, кашляет, вытирает слезы, выходит на воздух, чтобы отдышаться, и снова возвращается в дымную баню. Только через три часа, накалив печь докрасна, он наконец вымылся, даже не окунаясь в речку, и выбрался на воздух, сел в тенёк, тяжело дыша, с красным лицом и не менее красными, воспаленными глазами, которые разъел дым.