Лешек хотел сказать, что Исусу наплевать на юного Ярыша и он бы ни за что не стал к нему спускаться, но снова промолчал - пусть думают, как хотят.
- А Лешек будет гореть в аду, потому что он язычник? - голос Ярыша был испуганным.
- Нет, Лешек же крещен, значит, уже принадлежит Господу, он просто заблуждается немного, но это пройдет. И сегодня… он ведь поступил так, как поступал Исус, недаром мне показалось, что я вижу Исуса… И, я думаю, Господь простит его. За его любовь к падшим, за его милосердие - Господь простит его. Знаешь, я ведь не сумел пожалеть тебя, пока он не вразумил меня своим поступком. Видишь, как трудно распознать грех в самом себе, - моя гордыня, как бы ни боролся я с ней, все равно владеет мной, а я и не подозревал об этом.
17
Рассвет был мутным, пасмурным, черный лес сбросил с себя снежные одежды - ветер обнажил гибкие ветви берез и темную хвою тонких елей, похожих на направленные в небо копья. И их чернота на снегу походила на пятна сажи, испачкавшей беленую печь, - неопрятная, неуютная, броская.
Два года назад они с колдуном ехали этой дорогой ночью и говорили и колдун смеялся, а Лешек даже не представлял себе, какое это было счастье. Верней, не так: он знал, что счастлив, но не думал об этом - счастье к тому времени стало воздухом, которым он дышал, счастье стало естественным, как солнечный свет, как чистая вода. И Лешек не замечал его. Если бы это время можно было вернуть! Он бы пил это счастье мелкими глотками, он бы дорожил каждой минутой, он бы не позволил ему так просто утекать сквозь пальцы!
Узкая Песчинка вилась меж берегов, будто ленточка в женских кудрях, и Лешек вспомнил Лелю, летние ночи, и сплетенные руки, и нежные прикосновения друг к другу, сладость тесных объятий. Вспомнил, как обрывается дыхание и душа, словно птица с широкими крыльями, парит над зеленью леса и блестящей гладью реки, а внизу тысячью самоцветных осколков на траве блестит роса, тронутая первыми лучами солнца.
И впервые Лешек подумал, что если Дамиан его убьет, на земле, кроме его песен, останутся два мальчика, дети Гореслава и всё же - правнуки Велемира.
Дом Невзора прятался за деревьями - с реки его нельзя было рассмотреть, и Лешек пытался вспомнить, где же нужно свернуть, чтобы не проехать мимо. Два года назад он не запоминал дороги, полагаясь на колдуна, да в темноте не очень-то и разглядел, куда они едут. Летом, наверное, волхва вообще нельзя отыскать, но на этот раз Лешек издали увидел тропу, ведущую наверх, а вскоре заметил и прорубь, затянутую тонким ледком.
Спешившись, он поднялся на крутой берег и сразу увидел редкую изгородь за деревьями - вокруг стояла тишина, словно в доме никто не жил. Но, подойдя поближе, Лешек расслышал, как в конюшне всхрапнула лошадь, и почувствовал запах дыма: наверняка Невзор был дома. Добрался? Лешек неожиданно подумал: а что будет, если волхв не захочет взять крусталь? Вдруг он побоится обладать вещью, за которую убили колдуна? Колдун говорил, что Невзор очень осторожен; вдруг из-за этой осторожности он не станет связываться с Лешеком и с крусталем, что тогда? Может быть, не стоило уповать на него, а сразу пробираться на Онгу, к родственникам колдуна, к матушке и Милуше? Но кто бы тогда помог ему отомстить за смерть колдуна? Кто, кроме Невзора, ненавидит Пустынь с той же силой, что и сам Лешек?
Подходя к крыльцу, он с каждой секундой все сильней убеждался, что его путь был напрасным. Это глупость, ребячество - надеяться на Невзора. Он просто привык во всем полагаться на кого-то, искать защиты у тех, кто его сильней и умней, он не умел быть один и рассчитывать только на собственные силы. Невзор - друг колдуна, но колдуна он не заменит. Да, он тоже облакогонитель, он тоже владеет Знанием, но кто сказал, что он станет помогать Лешеку в его стремлении отомстить? И потом, чего Лешек хочет добиться? Убить авву? На его место тут же встанет кто-то другой. Уничтожить монастырь, раскатать его по бревнышку, как когда-то мечтал колдун? Так ведь его отстроят заново, в камне, как это делается в Удоге. И даже если вместе с монастырем убить всех монахов, на их место придут другие, не сразу, но придут. Эта земля принадлежит церкви, и та никому ее так просто не отдаст. Дойти до Новограда? Разрушить собор святой Евдокии? Или сразу метить в Царьград, чего там - разрушать так разрушать! Лешек усмехнулся: он ничего не добьется. С Невзором или без - он ничего не добьется!
Он хотел уже повернуть назад, но теплые стены дома манили его - ничего не изменится, если он все же поговорит с волхвом. Во всяком случае, Невзор подскажет ему, что теперь делать, если сам не захочет взять крусталь.
Волхв открыл дверь, когда Лешек поднялся на крыльцо, и брови его удивленно поползли вверх:
- Лешек? Ты? Как ты тут оказался? А где Охто?
- Охто… - начал Лешек и осекся: он не мог произнести этого вслух. Будто вместе с его словами что-то исчезнет безвозвратно, словно он перережет какую-то невидимую нить, связывающую явь со сказкой, и эта сказка перестанет существовать.
- Проходи, проходи, раздевайся, ты, небось, замерз.
Лешек кивнул и шагнул внутрь: в доме волхва ничего не изменилось. Вот за этим столом когда-то сидел колдун, что-то доказывая Невзору, вот у этой печки Лешек грелся, слушая их разговоры, - все осталось прежним. И боль снова накатила на него, безысходная, нестерпимая. Он опустился на скамью у печки, стащив с головы малахай.
- Так что, расскажешь ты мне или нет, что случилось? Почему ты приехал один? - Невзор помог ему снять полушубок и поставил самовар.
- Охто… он больше не приедет, - смог выговорить Лешек, - Охто… он… его нет в живых.
Невзор медленно сел на стул и закрыл лицо руками, низко опустив голову. Он долго сидел молча, а потом поднял глаза - в них Лешек увидел странную, отрешенную твердость, уверенность. Словно волхв думал о чем-то, а потом сделал выбор и перестал сомневаться.
- Расскажи мне, как это случилось, - тихо сказал он.
Лешек отчаянно покачал головой. Нет. Никогда он не сможет выговорить этого, облечь в слова страшные воспоминания, которые, словно острые лезвия, резали сердце на кусочки.
- Я не смогу… Я… я не смогу, - выдохнул он.
- Сожгли? - коротко и зло спросил Невзор.
Лешек кивнул и почувствовал спазм в горле - такой тяжелый, что пришлось взяться за шею руками, словно стараясь освободиться от душившей веревки. Как это… просто. Одним словом, которое ставит точку, подводит итог. Необратимый итог. Будто никогда не было книги, которую колдун писал день и ночь, чувствуя приближение конца, будто ревущее пламя не сминало ее страниц. Будто не было тайны крусталя, которую в глазах колдуна перевесила жизнь Лешека. Будто не было песни силы, спетой навстречу страшной смерти. Это слово перечеркивает не только жизнь - оно перечеркивает ее смысл. И смерть тоже становится бессмысленной. Уничтожили, стерли! Наказали… Будто имели на это право. И жизнь, и смерть колдуна теперь можно обозначить одним коротким и страшным словом.
