– Здравствуйте, – произносит она. – Добро пожаловать в «Морнингсайд-Хаус». Вам нужна комната?
В ее голосе слышится легкий, резковатый акцент Среднего Запада, без малейших следов южной тягучести. За улыбкой прячется едва заметная тень, глаза смотрят чуть-чуть настороженно. Я гадаю, насколько тяжело ей жить здесь, почти в самой середине края реднеков
[9]. Наверняка очень тяжело.
– Да, спасибо, – отзывается Сэм и, подойдя к стойке, на которую женщина кладет книгу регистрации, совершенно неразборчивым почерком записывает «наши» имена. – Одна комната с двумя кроватями нам отлично подойдет.
Она окидывает нас быстрым взглядом, явно переоценивая свои прежние предположения в отношении нас – какими бы эти предположения ни были.
– А, хорошо… К сожалению, во всех наших однокомнатных номерах только одна кровать. Но у нас есть двухкомнатный номер. – Жестом указывает в сторону почти пустой стоянки и печально пожимает плечами: – Могу предложить вам значительную скидку.
Она называет нам потрясающе низкую цену, и мы расплачиваемся наличными, что, похоже, ее не особо удивляет. Она не просит нас показать документы, и я думаю, что эта женщина, наверное, до смерти устала от того, что от нее самой постоянно требуют того же самого. Повинуясь мгновенному порыву, я протягиваю ей руку. Она с удивлением смотрит на нее, потом берет и пожимает.
– Спасибо за теплый прием, – говорю я ей. – Это очень красивое место.
Лицо ее проясняется, на губах появляется улыбка, и женщина обводит взглядом тщательно обставленную и убранную комнату.
– Да, нам оно тоже нравится, – произносит она. – Мы с мужем купили его пять лет назад и потратили два года на ремонт. Я рада, что вам оно пришлось по душе.
– Очень, – подтверждаю я. – Кстати, меня зовут Кассандра. – Я выбираю это имя случайно, но от меня не ускользает, что взято оно из древнегреческой трагедии.
– Аиша, – представляется она. – Мой муж Киаан в наших…
Ей приходится прерваться, потому что дверь позади стойки распахивается, в вестибюль выбегает крохотная фигурка и резко останавливается, увидев нас. Это невыносимо милый мальчик с большими темными глазами и застенчивой улыбкой. Впрочем, он почти сразу же прячет лицо в складках материнского сари.
Женщина вздыхает и поднимает его ловким движением, свойственным всем матерям мира, потом переносит его вес на свое бедро.
– А это Арджуна, – говорит она. – Поздоровайся с гостями, Арджуна.
Он наотрез отказывается это делать, с упорством, характерным для четырехлеток, однако поворачивает голову и смотрит на меня и Сэма с неприкрытым любопытством. Я машу ему рукой, и он машет ручкой в ответ, прежде чем снова спрятать лицо, однако продолжает улыбаться. Я хорошо помню своих детей в этом возрасте, и эти воспоминания причиняют мне почти физическую боль. Неожиданно я ощущаю вес Коннора у себя на руках, знакомое давление на изгиб моего бедра, легкий карамельный запах его волос и кожи…
Дверь, в которую ворвался Арджуна, снова открывается, и в проеме появляется девочка лет четырнадцати, тонкая и гибкая, одетая в джинсы и светло-розовую рубашку. Ее длинные прямые волосы блестящей завесой ниспадают на спину, удерживаемые двумя заколками со сверкающими на свету камешками. Она с любопытством смотрит на нас, затем принимает из рук у матери Арджуну и говорит:
– Извини, мам. Он удрал от меня. – Лицо ее выражает скорее смирение, чем раздражение.
– Всё в порядке, – отзывается Аиша. – Скажи, пожалуйста, своему отцу, что у нас гости. И поставь печься сконы
[10].
Сэм смотрит на меня, одними губами произносит «сконы», подняв при этом брови, и я изо всех сил стараюсь не рассмеяться.
Мы ночевали в загаженных мотелях и во внедорожнике, и сейчас эта роскошная, пахнущая апельсинами гостиница кажется нам раем небесным.
Когда дочь хозяйки снова скрывается за дверью, Аиша ведет нас на два пролета вверх по сверкающей лестнице и останавливается у второй двери по коридору. Открыв эту дверь, передает нам с Сэмом одинаковые ключи, к которым прицеплены серебристые пластинки с надписью «Морнингсайд-Хаус».
– Скоро я пришлю вам сконы, – говорит Аиша. – Доброй ночи.
С этими словами она уходит, с тихим щелчком закрыв за собой дверь. Я автоматически закрываю засов – он старинный, прочный, – а потом поворачиваюсь взглянуть, за что же мы заплатили.
Это великолепно. В общей комнате стоят два удобных дивана, достаточно старых, чтобы соответствовать общему стилю, но без той жесткости, которая у меня обычно ассоциируется с антикварной мебелью. Еще здесь есть симпатичные маленькие столики и современный плоский телевизор, два рабочих стола (один побольше, с крышкой, меняющей наклон, второй поменьше, обычный), возле каждого стоят старомодные кресла на роликах. Под большим венецианским окном располагается кушетка с мягкой обивкой, и я уверена, что утром из этого окна открывается великолепный вид на горы. Но сейчас я слишком хорошо ощущаю темноту за окнами и тот факт, что при включенном в комнате свете нас через это окно можно рассмотреть едва ли не из космоса. Задергиваю шторы, потом с улыбкой поворачиваюсь к Сэму.
– Ну как? – широким жестом обвожу комнату.
Сэм изучает узоры на абажуре лампы в стиле «тиффани» – изящные пурпурно-зеленые гроздья, изображающие глицинию.
– Нам повезло, – отвечает он, потом выпрямляется. Вздрагивает. Сбрасывает свой рюкзак в кресло у камина. – Потрясающее место. И здесь есть сконы.
– Держу пари, завтрак тоже будет великолепный.
– Вероятно.
Мы в течение нескольких секунд смотрим друг на друга, потом я ставлю свой рюкзак на рабочий стол. Роюсь в бумагах, нахожу USB-накопитель и вытаскиваю свой ноутбук. На стене висит табличка со знаком Интернета и паролем от местного вай-фая, но я не присматриваюсь к ней. Я не хочу пока что выходить в Сеть. Воткнув в розетку шнур питания, продолжаю стоять и вертеть флешку в пальцах. Ноутбук включен и готов к работе, но я почему-то колеблюсь.
Ощущаю за спиной теплое присутствие Сэма. Он говорит:
– Мы должны знать. – Однако в его голосе звучит ничуть не больше готовности, чем я ощущаю в своей душе.
