Он использует нас. Все еще. Но я понимаю почему. Я видел эту запись. И смутно подозреваю, что именно прячется за спокойным лицом и неизменной улыбкой Майка.
«Я хочу вырвать себе глаза на хрен, – говорил он мне, тяжело наваливаясь на меня, когда мы в ту ночь ковыляли обратно к себе. – Я хочу орать, пока меня не вырвет».
И всю ту ночь Майк улыбался такой же улыбкой.
9
Гвен
Когда мы оказываемся внутри ограждения, у меня возникает чувство, будто мы одни на всей планете, и я инстинктивно оглядываюсь по сторонам в поисках путей к отступлению. Плохо дело. Всего один выход – тот, через который мы вошли. Я предпочла бы, чтобы их было побольше. Но если понадобится, я перелезу через ограду, пожертвовав курткой, чтобы не напороться на острые колючки проволоки. «Что, если он здесь?..»
«Его здесь нет», – твердо возражаю я себе. Но, честно говоря, мог ли Мэлвин Ройял найти место лучше, чтобы спрятаться? Брошенный склад, куда его сообщники могут приносить ему еду, прочие вещи… и жертв. Это так до жути вероятно, что я замедляю шаг, почти останавливаюсь. Сэм бросает на меня взгляд. Он не понимает моих колебаний. Он сосредоточен на поиске улик.
А я боюсь, что мы найдем нечто намного более опасное.
Такое впечатление, что на этом дворе свершился зомби-апокалипсис. В небе над Атлантой сгустились тучи, настолько низкие, что я не вижу вездесущих самолетов, способных напомнить мне о существовании внешнего мира. Я не слышу ничего, кроме посвиста ветра в ограждении и дребезга пластикового мусора, неустанно перекатывающегося с места на место. Площадка, на которой мы стоим, некогда была парковкой, но она давным-давно сдалась под напором травы, сорняков и непогоды и стала похожа на минное поле: вспученный и расколотый асфальт, торчащие из трещин сухие и полусухие стебли. «Здесь легко оступиться. Бежать будет небезопасно».
Даже отсюда я вижу блестящий засов на задней двери. Висячий замо́к, который запирает его, выглядит новеньким.
– Гвен, ты в порядке? – спрашивает Сэм, возвращаясь назад и останавливаясь рядом со мной.
«Я не хочу этого делать», – просится мне на язык. Я бы напомнила ему о том, что относительно подвала хижины оказалась совершенно права. Но я понимаю разницу между подлинными предостережениями инстинкта и хаотичным порождением страха. Даже если Мэлвин затаился здесь – и что? Нас двое, мы оба хорошо стреляем, мы оба желаем ему смерти. Это означает, что мой кошмар может завершиться через считаные минуты, а не через дни, недели – или никогда.
– В порядке, – отвечаю я ему, заставляя себя кивнуть. Я все еще злюсь на него за то, что он посмотрел эту жуткую видеозапись без меня, потому что это выглядит так, словно Сэм, будучи мужчиной, покровительствует мне и принимает решения за меня. Но мы поговорим об этом позже, сейчас у нас есть дело. – Пойдем уже. Но внимательно смотри, куда ступаешь.
Мы обходим склад сбоку. Рифленые листы, некогда оторвавшиеся от каркаса, сейчас тщательно приколочены на место, и головки гвоздей все еще ярко блестят, на них ни следа ржавчины. Окна расположены высоко; они выбиты, но до них не добраться. Поблизости нет ни штабелей ящиков, ни брошенных лестниц, по которым мы могли бы вскарабкаться наверх, и даже если я встану на плечи Сэму, то все равно на несколько футов не дотянусь до окна. Это начинает выглядеть напрасной тратой времени. А потом я вижу боковую дверь. Как и на заднюю, кто-то привесил на нее новый замок; но, в отличие от задней двери, не потрудился заменить изначальную стальную петлю. Гвозди выглядят старыми, ржавыми.
Я указываю на нее Сэму. Он кивает, потом лезет в свой рюкзак и достает оттуда нож с кучей инструментов – такие сейчас не пропускают на досмотре в аэропортах. Выбрав самое толстое лезвие, отжимает им гвозди, и вскоре вся петля, на которой еще болтается запертый замок, свободно повисает на двери. Все происходит почти бесшумно.
Сэм останавливает меня и протягивает мне пару голубых пластиковых перчаток; вторую пару надевает сам. Правильно. Нам совсем не нужно оставлять там отпечатки пальцев. Чем меньше следов, тем лучше.
Открываю дверь и делаю шаг за порог, так осторожно и тихо, как только могу. Несмотря на весь свой самоконтроль и сосредоточенность, чувствую, как пот выступает у меня на лбу, под мышками, на спине. Дрожу от напора адреналина, выброшенного в кровь, и откровенно боюсь, что сейчас увижу бледное лицо Мэлвина, выступающего из тени и направляющегося к нам, его пустые, словно у куклы, глаза. Страх этот настолько реален, что я на секунду останавливаюсь и мысленно запираю это чувство за дверью, где оно может неистовствовать и ломиться, не причиняя мне вреда.
«Его здесь нет. Но если он здесь, я убью его».
Я твержу про себя эту мантру, и она помогает.
Под ногами у меня крошащийся, хрустящий бетон, но, по крайней мере, мне не нужен фонарик, чтобы видеть, куда я иду; в окна просачивается тусклый свет, в котором колышутся столбы пыли. Однако и этого достаточно, чтобы разглядеть: эта часть склада представляет собой просто открытое пространство, тут и там валяются ржавые детали, брошенный мотор, куча старого хлама.
– Смотри, куда ступаешь, – шепчет мне Сэм так тихо, что я едва различаю его слова. – Это место – просто рассадник столбняка.
Он прав. На нас обоих ботинки с толстой подошвой, и все же я стараюсь не напороться на гвоздь, осколок стекла или что-нибудь в этом роде. Бродяги, селящиеся в таких зданиях, часто используют битое стекло в качестве дешевой системы сигнализации, а еще они вбивают гвозди в доски и разбрасывают так, что острия торчат вверх – для защиты от незваных гостей. Менее всего мне хочется налететь на такую импровизированную ловушку.
Мы останавливаемся и прислушиваемся. Слышен лишь свист ветра, влетающего в окна и дергающего ржавые листы на крыше. Ни единого движения. Зато есть запах. Ржавчина. Кровь. Разложение. Такой знакомый, отвратительный смрад, что меня едва ли не тошнит.
Излюбленный «парфюм» Мэлвина.
Впереди – открытый дверной проем, и я осторожно подбираюсь к нему, держась вне поля зрения того, кто может оказаться по другую сторону двери. И резко останавливаюсь, когда вижу груду тряпья, лежащую у стены того помещения. Достаю пистолет, Сэм делает то же самое. Потом подбирается к двери с другой стороны и поднимает три пальца. Ведет отчет, и мы оба проскальзываем в дверь, тихо и плавно.
Я едва не натыкаюсь на свисающие сверху цепи. В последнюю секунду отшатываюсь и не могу удержать резкий выдох – по крайней мере, это не крик. Смотрю под ноги. Еще цепи, прикрепленные к новеньким, блестящим стальным кольцам, ввинченным в бетонный пол. Верхние цепи присоединены к системе блоков, и я прослеживаю взглядом канат, тянущийся к креплению высоко на стене позади меня.
Пол залит старой кровью, давно уже свернувшейся и высохшей, превратившейся в шершавую черную корку, которая рассыпается на хлопья при малейшем прикосновении. Тут все еще летают мухи, но их далеко не так много, как, вероятно, было тогда, когда эта кровь была свежей. Я пытаюсь ничего не чувствовать, но дверь, за которой я заперла свой страх, трещит под его напором. Я истекаю по́том и дрожу, мне кажется, что я вот-вот разучусь дышать. Считаные секунды отделяют меня от панической атаки, и я знаю, что мне нужно успокоиться.
