Мужчина в синем костюме исчезает без малейших колебаний или вопросов, но охранник говорит:
– Сэр, не будет ли мне лучше остаться…
– Выйдите, мистер Догерти. Вы можете подождать за дверью. Со мной все будет в порядке. – Ривард чуть выпячивает челюсть, бледную кожу на его шее покрывает слабый румянец, хотя голос его остается спокойным и тягучим. Догерти бросает на нас последний недовольный взгляд и скрывается за дверью, закрыв ее за собой. – Что ж, теперь мы одни. И я могу отвечать на ваши вопросы, не выбирая слова. Скажите мне, каким образом вы нашли того человека?
– Вы имеете в виду мистера Сойера?
Его глаза на миг вспыхивают, но я не знаю, что это означает.
– Да. Где вы нашли его?
– На заброшенном складе, – отвечаю. Я хотела бы, чтобы разговор вел Сэм, но он лишь молчит и наблюдает, впитывая информацию. – Почему вы наняли его?
– Вы назвали имя «Авессалом». – Ривард переходит в контратаку. – Объясните, пожалуйста, откуда оно вам известно.
Я выдавливаю улыбку.
– Конечно. Но сначала вы должны пояснить мне, откуда оно известно вам.
– У меня были кое-какие… сложности. Я предпочту не вдаваться в подробности.
– Это имеет отношение к вашему сыну? – уточняет Сэм, и я с облегчением предоставляю ему вести диалог. В течение нескольких секунд мне кажется, что старик больше не будет с нами разговаривать, что сейчас он позовет своих людей и велит вывести нас вон… но Ривард лишь тяжело вздыхает и смотрит куда-то вдаль, на панораму кварталов Атланты.
– Да, это имеет отношение к нему. Вы же знаете, он покончил с собой несколько месяцев назад. Моя вина. Это нелегко – растить богатых деток, внушая им понимание того, что правильно, а что неправильно. Я должен был стараться лучше, но это мой грех, не его. У него годами были проблемы с наркотиками, и я полагаю, вы в курсе этого; желтая пресса постаралась осветить это со всех сторон. Он не раз побывал в реабилитационных клиниках… почти как вы, мистер Кейд. У вас в прошлом ведь тоже была госпитализация в подобном заведении, верно?
Сэм замыкается в себе. Я и прежде видела в нем подобные перемены, но они продолжают пугать меня: он словно весь становится стеклянным, и только его глаза остаются живыми. Потом эта оболочка лопается, и он отвечает:
– Было такое. После Афганистана.
– В этом нет позора, сынок. Многие хорошие люди вернулись с войны сломленными.
Сэм не покупается на подслащенную снисходительность Риварда. Взгляд его становится холодным и безэмоциональным.
– Меня лечили от сильной депрессии, и поскольку вы обсуждаете это только ради того, чтобы продемонстрировать, насколько глубоко копнули наше прошлое, почему бы вам просто не перейти к главному блюду и не заговорить о Мэлвине Ройяле?
Я рада, что Сэм сделал ответный выпад. То, что он произнес имя моего бывшего мужа, было для меня потрясением, однако достаточно умеренным. Мы только что взяли контроль над разговором. И по тому, как Ривард едва заметно сжимает тонкие губы, я понимаю, что его это не особо волнует.
– Отлично, – говорит он. – Давайте обсудим неуловимого серийного убийцу. Мэлвин Ройял на свободе, все бегут в ужасе, однако вы, Джина, не прячетесь. Хотя, казалось бы, именно вам следовало это сделать… разве что у вас есть веская причина не бояться его. И это заставляет меня предположить, что именно таким образом вы узнали об «Авессаломе».
– Да пошел ты, – говорю я, и моя невежливость заставляет его вздрогнуть. – Ты думаешь, я сотрудничаю с моим бывшим? Вот честно – пошел ты! – Я встаю, со стуком ставлю стакан на стол и направляюсь к двери. Ривард плавно выкатывается вперед на своем кресле, преграждая мне дорогу, а я еще не настолько зла, чтобы ударить старика, прикованного к инвалидному креслу. – Отвали.
– Я лишь хотел увидеть вашу реакцию, – спокойно говорит он мне. – Прошу прощения, если вас это оскорбило.
Я смотрю прямо ему в глаза.
– Если меня это оскорбило? Да пошел ты вместе со своей Башней из Слоновой Кости и со своими дерьмовыми играми во власть! Этот чокнутый ублюдок охотится на меня. Он охотится на моих детей. Или помоги мне, или отвали с дороги. Это достаточно прямо сказано?
Сэм тоже встает. Я слышу, как он ставит стакан на стол.
– Мы не нуждаемся в вас, – говорит он Риварду. – Катитесь к черту.
Это не совсем «пошел ты», но я согласна с этим. Сэм, вероятно, думает о Майке Люстиге и не хочет окончательно отрезать этот запасной путь, но у меня больше нет терпения. Я киплю от ярости. «Маленькая помощница Мэлвина» достаточно наскиталась по тюрьмам и судам, и будь я проклята, если позволю кому-либо снова назвать меня так в лицо.
Ривард моргает первым.
– Хорошо, – говорит он и откатывает кресло с моего пути. – Вы можете уйти, если хотите, я не стану вас останавливать. Но я действительно приношу вам свои извинения, мисс Проктор. С моей стороны это была непростительная грубость. Однако я должен был убедиться, что вы… не одна из них.
– Из группы «Авессалом», вы имеете в виду? – уточняю я, и он кивает. – Так вы охотитесь за «Авессаломом»? Это их выслеживал Сойер?
– Да. – Ривард протяжно вздыхает. – Мой сын страдал, как это сейчас принято называть, «болезнью богачей». Я бы просто назвал его избалованным. Это привело к алкогольной и наркотической зависимости, что вызвало разнообразные проблемы. До скуки предсказуемо. Стереотипно. – Он взмахивает рукой. – «Авессалом» избрал его своей целью, и они с невыразимой жестокостью терзали его через Интернет. Без какого бы то ни было повода. Просто потому, что он был легкой целью. Полагаю, это их развлекало.
– Каким образом они травили его? – спрашиваю я, но полагаю, что ответ мне уже известен.
Ривард отпивает еще глоток, потом ставит стакан на стол рядом с нашими. Думаю, это значит, что он сдает последнюю линию обороны.
– Это началось как посты в Сети. Знаете, как это называют в Интернете? Мемы, мемасики. В один далеко не прекрасный день он проснулся и обнаружил, что стал предметом тысяч шуток, и я могу лишь представить, как это терзало его. Он никогда не рассказывал мне об этом, пытался справиться с этим сам, но это лишь подливало масла в огонь. Они кидались на него, как стая бродячих собак. Размещали в Сети его личные данные. Выкладывали украденные врачебные записи. С каждым днем они заходили все дальше. У моего сына была трехлетняя дочь. Сначала они утверждали, что он домогается ее, потом сфальсифицировали документы, призванные доказать это. Фотографии. Они размещали эти… ужасные видеозаписи того, как… – Голос Риварда прерывается, и впервые я ощущаю к нему сострадание. Я знаю эту историю. Сама пережила такое.
Он откашливается.
– Хуже всего то, что люди поверили в это. Были созданы целые сайты, посвященные тому, чтобы травить его. Полиция расследовала заявления о домогательствах. Доносы оказались лживыми, и дело закрыли, но это не остановило травлю. Последовала целая лавина злобных писем. Факсов. Телефонных звонков. Ему… ему было некуда деваться от этого. Полагаю, через некоторое время он уже не видел смысла в том, чтобы что-то делать. – Взгляд водянистых глаз Риварда внезапно обращается на меня: – Вы понимаете. Я знаю, что вы понимаете, каково это, учитывая, как обошлись с вами.
