После включения немедленно появляется файл. Это видео; я достаю из кармана наушники и втыкаю в планшет. Фигура на экране облачена в черный плащ с капюшоном, лицо ее скрывает маска красного дьявола. Позади фигуры – ровная белая стена. Освещение плохое, звук ненамного лучше, но достаточно отчетливый.
– Если видишь это, ты знаешь, что мы предлагаем. Ты знаешь, кто это. Если придем к соглашению, мы укажем тебе место.
Это короткая заставка, сделанная так, что если кто-то посторонний случайно посмотрит ее, то не получит никакой информации… но мне понятен контекст.
Сцена резко меняется. Я немедленно узнаю́ Мэлвина Ройяла. Он стоит лицом к камере, однако понятно: он не знает о том, что его снимают. На нем бейсболка и очки, он отрастил клочковатую бороду. Среди других людей Ройял ничем не выделяется: джинсы, фланелевая рубашка, легкая куртка – точно такая же, как сейчас на мне. Он не похож на человека, находящегося в бегах, и выглядит если и не местным жителем, то человеком, который довольно часто бывает здесь.
Ройял стоит почти на углу, просматривая стойку с открытками; кажется, над головой у него солнцезащитный навес. Действие происходит в ясный день, так что снято оно, скорее всего, не здесь и не сегодня, однако и там достаточно холодно, чтобы все прохожие были облачены во что-то более теплое, чем просто свитера.
Мэлвин не покупает открытки. Он смотрит на людей. Я вижу, что мимо проходит девушка, и она привлекает его внимание. Ройял достает из стойки открытку и притворяется, будто внимательно разглядывает, однако под прикрытием солнечных очков следит за девушкой. Оценивает ее.
Потом вставляет открытку обратно в стойку и начинает преследование. Небрежно. Естественно. Охотник в своей среде обитания.
Смотреть на это дико страшно, и я не могу отогнать мысль: «Эта девушка сейчас мертва». Это возрождает в моей памяти жуткие кошмары о том, как моя сестра, ничего не подозревая, выходит на темную парковку – а потом пропадает навсегда. Оказывается в когтях хищника, быстрого и безжалостного, словно богомол.
По узкофокусной съемке я не могу понять, где он. Пытаюсь приблизить стойку с открытками, чтобы различить детали, но кадр слишком расплывчатый. Это может быть где угодно, где уже началась зима, но, скорее всего, где-нибудь к юго-западу отсюда: я не вижу на земле ни снега, ни льда.
Конечно, я не знаю, когда это было снято. Пытаюсь вывести данные файла, но они чисты. «Авессалом» знает толк в такого рода делах.
На экране планшета открывается окошко чата. Имя собеседника – Авс, сокращение от «Авессалом».
Я смотрю, как на экране возникает сообщение:
Мы скажем тебе местоположение, если ты отдашь нам Джину.
Как именно я могу ее отдать?
Я просто тяну время, пытаясь думать. Борюсь с приливной волной воспоминаний, тошноты и ощущения того, что, если я что-нибудь не сделаю, умрет еще больше девушек; это ясно как день.
Адрес мотеля и номер комнаты, – гласит следующее сообщение. – Не вмешивайся. Позволь нам забрать ее.
Что вы собираетесь с ней сделать?
Какая разница? – Ответ приходит быстро, и в следующую секунду открывается новое окно, в котором документы накладываются один на другой, быстрее и быстрее. Это скриншоты, и я испытываю новый приступ тошноты, осознав, что это такое.
Мои слова. Посты на форумах. Электронные письма, которые я посылал Джине Ройял. Письма, которые посылал на ее почтовый адрес всякий раз, когда она переезжала и старалась скрыться. Вся моя ненависть, выраженная в пикселях и страницах.
…помогала, когда мою сестру убивали, словно животное на бойне…
…никогда не прекращу преследовать тебя. Тебе нигде не спрятаться…
…виновна во всех грехах, и я никогда не забуду, никогда не прощу…
…надеюсь, ты будешь страдать так же, как страдала она…
Это я. Это моя слепая ярость зафиксирована и выставлена на обозрение. Кошмар стал реальностью. Это я написал всё это.
И именно это имел в виду.
Она виновна во всех грехах, – пишет «Авессалом», цитируя мои собственные слова. – Она заслуживает расплаты за всех умерших девушек.
Да пошли вы, – набираю я дрожащими пальцами. – Вы помогаете Мэлвину Ройялу.
Сейчас мы помогаем тебе. У всего есть цена. Она – твоя цена. Мы отдадим тебе Мэлвина. Ты отдашь нам Джину.
Несколько долгих секунд я молчу. Смотрю на свидетельства своего безумия и вижу, что это безумие никуда не делось; я все еще наполовину верю тем видеозаписям с Джиной Ройял. Но мне адски хотелось бы не верить. Я хочу выкорчевать эту часть себя, но не могу; это часть, которая хранит воспоминания о моей покойной младшей сестре. Эта часть может быть токсичной, но она необходима.
Я думаю. Мой нетронутый кофе остывает, по окнам шуршит ледяной дождь, ночь становится темнее. Я помню, как Джина Ройял утверждала, что никогда не помогала своему мужу. Клялась в этом под присягой. И помню видеозапись, фальшивую или нет, подразумевающую, что она лгала.
Помню Гвен, кричащую на холодном ветру, пока я держал ее, чтобы она не бросилась под машину.
А потом печатаю три слова:
Я в деле.
18
Коннор
Папа сказал, что Хавьер и Кеция ни за что не догадаются, что я сделал, – и оказался прав. Он прислал мне все инструкции: как скачать видео на его телефон, как перебросить на тот, что дала мне мама, как снять «родительский замок», который не давал мне выйти в Интернет, чтобы я мог притвориться, будто нашел файл на форуме. Он даже разместил поддельный пост, чтобы Хавьер смог найти битую ссылку, когда будет все выяснять. Я уже знаю мамин шифр для снятия замка. Его нетрудно вычислить.
Папа сказал мне сделать все это и спрятать его телефон, прежде чем я начну смотреть видео на том, что я получил от мамы.
Он знал, что это будет больно. Он так и сказал – и попросил прощения. Папа был прав во всем.
Он доказал это.
Я регулярно пишу ему сообщения, когда могу. Сейчас я сижу в своей спальне, заперев дверь на тот случай, если Ланни решит проверить, как я, и читаю последнюю папину эсэмэску:
Я писал тебе, сынок. Я посылал тебе письма, открытки, подарки. Ты получал их?
На это я могу ответить только одно: Нет.
Потому что она хотела настроить тебя против меня, сынок. Мне жаль. Мне следовало стараться сильнее.
Действительно ли были какие-то подарки? Открытки? Письма? Я не знаю, но помню, как Ланни говорила, что видела письмо, которое пришло маме. Не нам. Но в нем говорилась о нас. Мама никогда не показывала нам ни одно из этих писем.
