Элиас встал и дотронулся до полей своей потрепанной шляпы.
– Мне не нужны проблемы, сэр. Я просто хотел сыграть в карты.
Он вздрогнул от голоса за своей спиной еще до того, как тот прозвучал, но давление было слишком велико, а разум затуманился от слабости и жара. Какой- то игрок потерял свой заработок за целый сезон – он закричал и стал подниматься на ноги, ухватившись за край стола, готовый вот-вот перевернуть его от злости и жадности.
И тогда Элиас понял, что совершил ошибку, когда пошел на поводу у своих диких фантазий, и ошибка эта может стоить ему жизни. Поэтому он заглянул вперед, а вокруг него уже началась потасовка.
Вик Дидс поудобнее устроился на стуле и наблюдал за тем, как Элиас раз за разом избегает смерти. Он не видел ничего подобного за все свои двадцать шесть лет, а ведь он вырос в окружении воров и солдат, разница между которыми была иногда так туманна, что он не мог наверняка припомнить, кто из них есть кто. Разъяренные фермеры, брызжа слюной, махали друг на друга кулаками, но ни один из них не посмел атаковать Дидса. Сам Дидс неподвижно сидел, небрежно положив ладонь на длинный ствол револьвера, покоящегося у него на бедре. Один из смутьянов, споткнувшись о вытянутые ноги Дидса, даже дотронулся до своей шляпы в знак извинения, но стрелка удивило не это. Многие фермеры нутром чувствовали, что он убийца, подобно овцам, которые сбиваются в кучу при виде собаки, которой было бы только в радость разорвать им глотки.
Нет, расширить глаза от изумления его заставил тот невзрачный незнакомец, который рискнул, выставив большую ставку, и выиграл кучу монет за минуту до того, как его обвинили, будто он переносчик чумы.
Правда, последний факт не вызывал у Дидса беспокойства. Пару месяцев тому назад его руку обмазали неким снадобьем и велели выпить горькую настойку. На этом настоял главнокомандующий армии, снабдивший Дидса оружием.
Целебный сироп стоил целое состояние, какие уж тут шутки!
Вряд ли снадобье когда-нибудь появится в захолустных деревнях, где до сих пор торгуют отсыревшей шерстью. Что до самого Дидса, он считал, что немного проредить стадо никогда не помешает, особенно если речь идет о старых и немощных. Это лишь вопрос здравого смысла. И не ему рассуждать о том, на что следует или не следует тратить деньги Двенадцати Семьям Дариена. Хотя ночь пошла насмарку, он намеревался разжиться достаточным количеством монет, чтобы месяц, а то и два пожить на широкую ногу. Фермеры, не умеющие толком считать, были его любимым сортом соперников.
Дидс видел, как незнакомец развернулся и ринулся в толпу, со стороны казалось будто все дерущиеся заранее с ним сговорились. Закутанный в длинное пальто охотник осторожно шагал, замирая за секунду до того, как перед его лицом проносился кулак или дубинка завершала свое падение на чью-то физиономию. Изящно, как кошка, Элиас увернулся от перевернутого стола, слегка направив гладко отполированную деревянную столешницу ладонью вправо, чтобы ею не придавило упавшего мужчину. Это смахивало на танец, но Дидсу показалось, что, кроме него, никто ничего не замечал. Все были так заняты – кто ворчал, а кто радостно вопил, – что совершенно упустили из виду добрую дюжину случайностей, которые напрочь отрицали законы мироздания.
Дидс с детства не отличался сдержанностью и с годами этого свойства так и не приобрел. Приняв молниеносное решение, он вытащил револьвер и направил дуло на Элиаса, когда его отделяла всего пара шагов от двери, за которой шумела оживленная улица. Без малейших колебаний Дидс выстрелил дважды, и эхо в помещении оказалось таким оглушительным, что в ушах тотчас зазвенело. Но челюсть стрелка отвисла, едва он понял, что произошло.
Элиас посмотрел на него сквозь толпу еще до первого выстрела и лишь слегка повернулся, чтобы пуля прошла мимо. Второй выстрел компенсировал первый, Дидс, полагаясь на свои инстинкты, не целился и не медлил, а выстрелил на скорости, ожидая, что теперь-то старик точно будет ранен. На его глазах пуля прошла под рукой незнакомца, между его туловищем и изгибом локтя. Пролетев мимо Элиаса, пуля сбила с ног одного из дебоширов, и Дидсу ничего не оставалось, кроме как наблюдать за происходящим с разинутым ртом.
До мишени было двенадцать футов. Он никогда в жизни не промахивался с такого расстояния.
Возле выхода Элиас посмотрел на дерущихся со смесью злобы и печали. В воздухе витал пороховой дым. В таверне внезапно повисла тишина, Элиас распахнул и с треском захлопнул дверь и растворился в ночи.
Глава 2
Новичок
В свое время старик был солдатом: так говорили люди, когда знали наверняка, что он их не слышит. Если и так, то с тех пор прошло уже лет сорок. Когда-то грудь Теллиуса была широкой как бочка, но годы брали свое, и теперь его руки стали тонкими, как вороньи лапки – и почти такими же шершавыми. Так или иначе, но с мальчишками он не церемонился, и они это прекрасно знали. Если не заработаешь, то и кормить тебя никто не будет. А если тебя не накормят, то твоей единственной надеждой остается большая кирпичная печь на улице Фрит, где варят еду для бедняков. Должно быть, лишь по мрачному совпадению городской сиротский приют напоминал огромную печь, но что правда, то правда. Там почти не было окон, и слухи о том месте ходили весьма неприятные. Никто из подопечных Теллиуса, промышлявших воровством, даже не надеялся найти там чистую постель и возможность научиться грамоте.
Иногда парней Теллиуса ловили городские караульные, из новых – те, кого называли королевской стражей. В зале мальчишки изо всех сил пытались скрыть страх. Каким-то образом они умудрялись заранее умыться и пригладить волосы.
Своим они обещали, что при первой же возможности сбегут из тюрьмы, вернутся «домой» и расскажут, каково это. Никто из них так и не вернулся, и никого из них больше не видели. Нет, они воровали лишь потому, что все другие пути, которые только можно себе представить, были еще хуже. А старик ничего другого от них не требовал, и хотя опрятностью они похвастаться не могли, то хотя бы не голодали. Ходила среди них одна байка, которую они часто любили пересказывать друг другу: будто бы, когда им стукнет четырнадцать, старик Теллиус отправит их учиться кузнечному или гончарному ремеслу. Но никто никогда не спрашивал его самого, правда ли это, – на случай, если вдруг окажется, что нет. В таких вещах лучше неопределенность, с этим они были согласны. Мечта, если ее как следует холить и лелеять, может утешать и вселять надежду долгие годы.
Шаркая, Теллиус плелся вдоль колонны грязных, источающих зловоние мальчишек. В руках он держал войлочный мешок с затягивающимся шнурком, останавливался возле каждого мальчика и глядел, что тот принес. Когда в мешок падали монетки, или брошь, или серебряная заколка, в голове у старика словно щелкали костяшки счет. Ни разу его не заставали ни со счетной книгой, ни даже с клочком бумаги. Но иногда он протягивал свою длинную руку и хватал за ворот парнишку, который проедал больше, чем приносил. Пальцы другой руки Теллиус прижимал к своему виску, и, пока мальчишка пытался вывернуться, старик припоминал список всех вещей, принесенных им в «мастерскую», как будто все добро до сих пор лежало на столе. Порой он даже изображал, что берет в руку воображаемую вещицу, дабы рассмотреть ее поближе. А затем он выкидывал мальчика на улицу на денек-другой, чтобы тот поголодал как следует, даже не отлупив ремнем, хотя физического наказания и следовало ожидать. Уличная жизнь тяжела для тех, у кого нет ни единой родной души. Некоторые возвращались назад, худые и дрожащие, но хорошо усвоившие урок.
