– От сегодняшнего ей уже никогда не оправиться, – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь. Потом поворачиваюсь к Патрику: – Ты можешь хоть что-нибудь сделать? Можешь, например, поговорить с Карлом Корбином или с самим Майерсом?
Голос Патрика звучит тухло:
– И что мне им сказать?
– Господи. Не знаю. Ты же умный. А если ты скажешь, что во всем виноват Стивен? Что это он все начал, хотя Джулия говорила «нет», но он все-таки настаивал? Что они еще дети и просто запутались? Что на самом деле этого вовсе и не было? – Снова проклятое «это»! – Ну, что они по-настоящему никаким сексом не занимались. Можешь ты так сказать?
– Но это была бы ложь, – говорит Стивен, прежде чем Патрик успевает рот открыть.
– Мне все равно, ложь это или нет! – ору я. – Ты хоть понимаешь, что теперь будет с Джулией? Понимаешь?
И юная Джулия возникает у меня перед глазами, точно в старом семейном видеофильме; вот она катается на коньках или гоняет по нашей улице на велосипеде в своем вызывающе коротком топике, одновременно слушая музыку через наушники; вот она разговаривает со мной через ограду, когда я подрезаю посаженные миссис Рей розы; а вот она держит за руку Стивена… И почти сразу передо мной вспыхивает экран телевизора, и на нем совсем иная Джулия, одетая в серый балахон, испуганно моргающая под вспышками сотен камер и безмолвно застывшая рядом с преподобным Карлом, который, естественно, зачитывает вслух строки из своего «Манифеста Истинных»… Ладно, прокрутим еще немного вперед, и вот уже передо мной Джулия, усталая, согбенная, тощая, выдергивает из земли сорняки или разделывает рыбу…
И никто в этой комнате ничего с этим поделать не может.
Как я уже говорила: шалости мужчин у нас обычно прощаются.
Глава тридцать шестая
По пятницам, согласно моему контракту, у меня выходной, но в крови у меня бушует слишком много адреналина, чтобы спать, так что я встаю – пусть Патрик продолжает преспокойно сопеть носом – и иду на кухню. Именно там мне лучше всего думается.
Я хочу бороться, но не знаю как.
Если бы Джеки была здесь, уж она-то нашла бы, что мне посоветовать. Лучше всего я помню ее последние наставления – это было в конце апреля, и мы еще жили вместе в Джорджтауне в нашей квартирке с ковриками из «Икеи» и посудой из «Икеи», дополненной, пожалуй, несколькими кастрюлями и сковородками, купленными на уличной распродаже.
– Ты можешь начать с малого, Джини, – говорила Джеки. – Сходи на пару митингов, раздай листовки, обсуди с людьми кое-какие спорные вопросы. Ты ведь совершенно не обязана менять мир в одиночку, знаешь ли.
А еще я вспоминаю ее любимые выражения: народное движение, шаг за шагом, теория малых дел, надейся-на-перемены-и-да-мы-сможем! Патрик все посмеивался над этими словами, и я посмеивалась с ним вместе.
В шесть часов утра Стивен нехотя заглядывает на кухню, наливает стакан молока и уносит его к себе.
Ну и прекрасно. Я просто смотреть на него сейчас не могу.
Я поджариваю себе несколько очень сухих тостов и завариваю чай. Мой мозг требует кофе, но внутренности мои сразу взбунтовались, стоило мне открыть пакет с кофейными зернами и засыпать их в кофемолку. Мне кажется, что даже этот несчастный тост пахнет какой-то дрянью, словно вся еда, имеющаяся у меня дома, успела за ночь протухнуть. И все приобрело вкус и запах лежалой рыбы.
После Стивена встает Соня, у которой возникло множество вопросов насчет минувшей ночи. «Что случилось в доме у Кингов?», «А я пойду сегодня играть к миссис Кинг?», «Джулия заболела?». Господи, сколько же слов сразу она произносит! Для меня ее речь звучит как музыка, вот только слова совершенно не те.
– Все в порядке, детка, ничего особенного не случилось, – вру я, – но мне кажется, что миссис Кинг сегодня лучше немного передохнуть. – А сама думаю: но ведь это значит, что мне нужно срочно придумывать, с кем оставить Соню хотя бы на то время, пока я на работе.
И я в уме перебираю возможные кандидатуры из числа других наших соседей. Одна слишком стара, другая чересчур религиозна, третья вообще какая-то очень странная, четвертая излишне беззаботна… Я, разумеется, совсем не хочу, чтобы Соня свалилась с качелей или – что, на мой взгляд, было бы еще хуже – вернулась домой, с удовольствием повторяя наизусть целые куски из манифеста Истинных. Я отчаянно тру покрасневшие глаза, пытаясь прогнать сон, и копаюсь в мозгах в поисках решения.
И неожиданно его нахожу: только сейчас я наконец понимаю, что означало тройное подмигивание нашего почтальона. И сообщение о том, что у него три дочери.
Пока Соня хрустит хлопьями, я прикидываю, как мне построить день. Назначить встречу с врачом, дождаться почтальона, проверить, как там Оливия (сперва убедившись, что Эван отбыл на службу), затем заехать в лабораторию и как-то попытаться сообщить Лин о том, что́ я вчера обнаружила в кабинете Патрика. Вот чего я точно делать не намерена, так это смотреть, как Джулию Кинг будут подвергать публичному позору.
Эту новостную программу наверняка покажут сегодня и днем, и вечером, а также, скорее всего, ее будут повторять в течение всего следующего месяца, пока не появится новая жертва, и тогда уже ее отдадут на растерзание прессы. Они всегда так поступают: вставляют уже отснятый «полюбившийся» сюжет в наиболее популярное шоу, прекрасно зная, что люди будут это смотреть. Гадость! Хотя, конечно, никого силой смотреть подобные передачи не заставляют, однако единственная альтернатива этому – выключить телевизор. Но даже и тогда от бесконечного повторения этих сюжетов не спастись, потому что они еще долгое время появляются на экране, причем в такие моменты, когда меньше всего этого ожидаешь – например, во время кулинарного шоу, или передачи «Ваш старый дом», или посреди документального фильма о зебрах.
Стивен снова прокрадывается в кухню и говорит:
– Я что-то неважно себя чувствую. Пожалуй, даже в школу сегодня не пойду.
Ну, еще бы! А ведь сегодня главным героем шоу в их школе для Истинных мальчиков будет Джулия Кинг.
– Ты совершенно здоров, Стивен, – холодно замечаю я, – так что давай, буди младших братьев и одевайся. – Я смотрю на часы. – Автобус придет через час.
– Но, мам…
– Даже не начинай, деточка.
Нет уж, Стивену совершенно необходимо посмотреть эту передачу; если понадобится, его нужно попросту привязать ремнями и насильно заставить держать глаза открытыми, как того сукиного сына в фильме Стэнли Кубрика. Возможно, чтобы уж наверняка подействовало, в сюжетец вставят еще и несколько клипов из той жизни, которая теперь светит Джулии где-нибудь на ферме в диком краю или в рыборазделочном цеху.
Телефон звонит, когда я перемываю тарелки.
– Стивен, возьми, пожалуйста, трубку. А потом разбуди, наконец, Сэма и Лео. – Я поворачиваюсь к Соне. – А ты, может быть, сходишь и посмотришь, проснулся ли твой папочка? Можешь, кстати, отнести ему это, только осторожней, пожалуйста. – И я вручаю ей наполовину полную кружку с кофе, слегка морщась от противного запаха. Никогда раньше мне и в голову не приходило, до чего запах кофе способен напоминать запах дерьма.
