– Сюда.
В коридоре пятого этажа пол покрыт плотным ворсистым ковром, точно это пятизвездочный отель, а не государственная научная лаборатория. Ковер, естественно, синий, и мои туфли ступают по нему абсолютно бесшумно. Я читаю на ходу фамилии на дверях кабинетов: генерал такой-то, адмирал такой-то, доктор такой-то. Имена сплошь мужские. Кое-кто из хозяев этих кабинетов изумленно поднимает голову, заметив меня в полуоткрытую дверь. А один весьма злобно хмурится.
По стучится в одну из дверей, и из-за нее доносится негромкий голос Моргана: «Входите!» Он сидит за столом и явно пытается изобразить из себя очень большого и очень занятого начальника. И мне тут же хочется ему сообщить, что на меня подобные уловки не действуют.
– Где вы были сегодня утром? – спрашивает он, не поднимая глаз от того, что якобы читает.
– У меня возникли непредвиденные семейные проблемы. Предполагалось, что одна моя соседка присмотрит за моей дочерью, пока я…
Он прерывает меня, громко хлопнув по столу толстой папкой для бумаг и положив сверху чистый лист бумаги, чтобы я никак не могла прочесть надпись на папке. Затем он снова садится поудобней и закладывает руки за голову, так что локти торчат вперед. Возможно, ему кажется, что так он выглядит более мощным и внушительным.
– Поймите, – говорит он, – именно по этой причине старый порядок не работал. Вечно находилось какое-то оправдание. То больной ребенок, то школьный спектакль, то критические дни, то необходимость в дополнительном отпуске по беременности или уходу за новорожденным. Какие-то проблемы возникали постоянно.
Я открываю рот, но не для того, чтобы что-то сказать. Просто от изумления. И рот мой открывается как бы сам собой.
Но Морган еще далеко не закончил. Размахивая в воздухе какой-то ручкой, он продолжает вещать:
– Вы, Джин, должны наконец вбить себе в голову, что на вас, женщин, никогда нельзя положиться. Система не будет нормально работать при тех условиях, какие существовали раньше. Возьмем 50-е годы. Все было прекрасно. Каждый имел хороший дом, машину в гараже и достаточно еды на столе. И все колесики очень даже неплохо крутились! Женщины не нужны нам в качестве рабочей силы. Вы и сами это поймете, когда преодолеете этот ваш нелепый гнев. Поймете, что наше общество стремится к лучшему будущему. Лучшему – для ваших детей. – Он перестает писать ручкой в воздухе и кладет ее на стол. – Так что давайте не будем на сей счет спорить. Будьте хорошей девочкой и отныне являйтесь на работу ровно в девять часов, а я не стану докладывать шефу о вашем сегодняшнем опоздании.
– В пятницу у меня выходной, – говорю я. – Это записано в моем контракте. – Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно и прячу дрожащие руки.
– Что ж, я внес изменения в ваш контракт, – говорит он, барабаня пальцами по той толстой папке, что прячется за его компьютером. Между прочим, он так и не предложил мне сесть. – Причем еще до того, как вы его подписали. Кстати, мы передвинули крайний срок завершения работ на третью неделю июня.
– Почему?
Теперь он меняет тон: теперь это учитель, что-то внушающий непонятливому малышу.
– Джин, Джин, Джин. Вам об этом знать вовсе не обязательно.
– Хорошо, Морган. Как вам будет угодно. Но, между прочим, нам придется работать и в эти выходные, а в понедельник или во вторник мы собираемся впервые ввести свою сыворотку реальному пациенту. – И я, не выдержав, сажусь на стул напротив него.
Он, похоже, потрясен моим сообщением.
– Вы удивлены?
– Ну, да. Я не предполагал…
– Чего вы не предполагали, Морган? Что Лоренцо, Лин и я действительно на что-то способны? Что мы смогли выполнить эту работу? Ну, говорите же. Ведь вы тоже работали в нашем отделе. И должны были бы прекрасно понимать, что Лин – настоящая звезда. – Я сдерживаюсь, хотя мне очень хочется сказать: Хотя, если вы зайдете в ее кабинет, вам, возможно, придется опустить лабораторный табурет пониже, а то вы просто до пола ногами не достанете. Ни к чему дразнить его и сбивать с толку, когда мне от него еще что-то может понадобиться.
Он изучает меня своими глазками-бусинками, яркими и живыми, как у терьера. Нет. Не как у терьера. Все-таки терьеры – умные маленькие собаки.
– Но, Джин, это же просто великолепно! Просто великолепно! – И он встает, давая понять, что аудиенция окончена. – Я же знал, что мы сумеем это сделать.
Я его не поправляю – насчет этого «мы». Зато я успешно роняю свою сумочку и наклоняюсь, чтобы ее поднять, благодаря чему оказываюсь в состоянии прочесть надпись на корешке той папки, которую Морган столь поспешно спрятал за листом бумаги. Надпись перевернута вверх ногами, но два слова видны совершенно отчетливо.
Синими печатными буквами на белом фоне написано: ПРОЕКТ ВЕРНИКЕ.
Глава сорок вторая
По, который, похоже, обязан следить за всеми, от офицера, отвечающего за внешнюю безопасность, до бебиситтеров и простых охранников, ждет за дверями кабинета Моргана, чтобы снова отвести меня в нашу лабораторию. Я послушно следую за ним по застланному синим ковром коридору, где на дверях кабинетов таблички с именами генералов, адмиралов и докторов наук. Войдя в кабину лифта, он снова использует свою электронную карту-ключ.
Должно быть, это единственный способ проникнуть на пятый этаж или покинуть его. Во всяком случае, мне, чтобы попасть в свою лабораторию на своем этаже, пользоваться картой не нужно. А сюда я в любом случае попасть не сумею. Думаю, что это именно так. Они же хотят точно знать, кто именно и когда покидает отведенное ему помещение.
А если захотят, то смогут любому помешать оттуда выйти.
Спускаясь в лифте, я думаю о той папке, которую видела у Моргана на столе. Интересно, что в ней? Хотя, например, для того, чтобы вместить все наши общие документы – мои, Лоренцо и Лин, – потребовалось бы несколько таких папок. Ведь в их количество входят справочные и статистические материалы, проекты экспериментов, заявления на гранты, отчеты о проделанной работе, да мало ли что еще – вся академическая кухня плюс раковина. А еще общеинститутские документы – отчеты об открытиях и неудачах, подписанные пациентами согласия на экспериментальное лечение и тому подобное. Все это мы тщательно собирали и хранили, чтобы наверняка обезопасить университет от любых скандальных разбирательств вроде «сифилитического скандала» в Таскиджи
[35], где опыты ставились над ничего не подозревавшими заключенными. В общем, все это могло бы заполнить целый шкаф, а не несколько папок.
