Помотав головой, чтобы отогнать воспоминания, она достала из новой сумочки, которую ее заставила купить Франческа, карту Даниеля, чтобы добраться до своей комнаты. И от вида его почерка у нее в животе почему‑то снова запорхали бабочки.
Ей пришлось сделать три ходки, чтобы перенести все покупки в свою комнату. В замке было так тихо и пустынно, что она почувствовала себя ужасно одиноко.
Потом ей захотелось пить. Она вновь обратилась к карте и выяснила, что самый короткий путь в кухню пролегает через гостиную. Ей подумалось, что, возможно, она заодно и встретит кого‑нибудь.
Порхающие бабочки немедленно вернулись, когда Ева увидела Даниеля, сидящего за огромным обеденным столом. Он склонился над рулоном бумаги, перед ним были разложены карандаши и ручки.
Она застыла в дверях, внезапно почувствовав смущение, Даниель же был поглощен работой. Но едва Ева попыталась тихонько прошмыгнуть мимо, он повернул к ней голову.
Одарив ее долгим пристальным взглядом с каким‑то странным выражением, он вынул из ушей наушники от телефона.
— Прошу прощения. Я тебя не слышал. Я всегда слушаю музыку, когда работаю. Но тут нет аудиосистемы. Давно вернулась?
— Двадцать минут назад. Я вас… тебя потревожила?
— Вовсе нет. — Приподняв рукав темно‑синего свитера и чуть обнажив мускулистое предплечье, покрытое темными волосками, Даниель взглянул на часы. — Не думал, что уже так поздно. Как ваш шопинг?
— Все хорошо. — Ева заставила себя отвести глаза от его руки и тут же поймала его пристальный взгляд, от которого кровь быстрее потекла по ее жилам.
Стараясь не выдать внезапного волнения, она вздернула подбородок.
— Прости, я потратила несколько больше, чем собиралась.
Она не рассчитывала, что Франческа поведет ее исключительно по дизайнерским бутикам и будет убеждать не стесняться в расходах. В результате она, конечно, поддалась искушению, а теперь испытывала угрызения совести. Но Даниель лишь пожал плечами, а потом с удовольствием потянулся — он провел за рабочим столом около четырех часов и теперь у него заболела спина. Однако при виде преобразившейся Евы он взбодрился. В новой одежде она выглядела потрясающе. Если бы она еще распустила волосы, было бы и вовсе роскошно.
— Имеешь право, это часть нашей сделки. Ты получила неограниченный кредит, так что пользуйся.
— Твоя сестра завтра повезет меня в Пизу покупать свадебное платье. Потом мне долго ничего не понадобится.
— Нужда совсем не то, что желание. Я один из самых богатых людей в Европе. Покупай, что твоей душе угодно. Это часть нашей сделки.
— Если ты богат, это не значит, что правильно тратить деньги впустую.
Что еще за намеки? Он эти деньги зарабатывает тяжелым трудом. Так почему бы ему не наслаждаться плодами этого труда?
— Ты говоришь как пуританка.
Ее хорошенькое личико застыло и залилось краской.
— Для того чтобы считать, что тратить впустую деньги — неправильно, вовсе не надо быть пуританкой.
— Может, и так, — согласился он. — Но иметь деньги удобно и приятно. Это развязывает руки.
Она склонила голову, словно размышляя над его словами, затем вздернула носик, расправила плечи и решительно шагнула в комнату.
Даниель снова внимательно оглядел Еву с головы до ног. Черные джинсы облегали соблазнительные изгибы ее бедер. Господи, да она просто ожившая скульптура Бернини! Если бы не ее пылающие щеки, можно было бы подумать, что она изваяна из мрамора. Не удержавшись, он представил ее нагой и тут же ощутил прилив желания…
— Я не экономист, а просто женщина, которой довелось пожить и поработать среди беднейших людей на планете.
Даниель с трудом заставил себя отвлечься от волнующих мыслей. Скоро ему не надо будет представлять ее нагой…
— Выйдя за меня замуж, ты принесешь этим людям немало денег.
— Потому я и согласилась.
— Твой адвокат одобрил наш брачный контракт?
Она кивнула.
— Сказал, что я могу его подписать.
— Я не удивлен. — Даниель дал своему адвокату указание, чтобы брачный контракт был составлен максимально просто и четко. Он и сам терпеть не мог витиеватых расплывчатых формулировок.
— Единственное… — тихо произнесла Ева, уставившись в пол.
— Что?
— Там ничего не написано о том, что мы должны делить постель.
— А ты хочешь внести это в контракт? — удивился он.
— Нет, — торопливо ответила она, энергично замотав головой.
— Уверена? Можем прописать, что я обязуюсь делить с тобой постель каждую ночь.
Ева поспешно запахнула на груди новый кардиган, прикрыв шелковую блузку, которая, по ее мнению, слишком облегала ее грудь. А Даниель подумал, осознает ли она, насколько сексуальна? Что ж, женившись на ней, он, конечно, потеряет свободу, но зато получит возможность еженощно делить с ней постель — вполне достойная компенсация.
— Просто я была уверена, что ты внесешь это в документ, — пробормотала она.
— Это наше приватное соглашение. Не сомневаюсь, что могу доверять тебе. Или я ошибаюсь?
Впервые за все время знакомства Ева выглядела по‑настоящему взволнованной, но при этом она нашла в себе силы поднять на него глаза и выдержать его вызывающий взгляд.
— Я буду придерживаться этого соглашения.
— Тогда обсуждать эту тему больше не будем. Я вызову сюда своего адвоката, и мы сможем подписать наш контракт.
Ева кивнула, еще плотнее запахнула кардиган и быстро направилась мимо Даниеля к двери, ведущей в сторону кухни замка.
— А когда ты собиралась сказать мне, что уже была замужем? — поинтересовался он.
Она остановилась и медленно повернулась к нему с застывшим, словно маска, лицом.
— Ты сказал, что мое прошлое тебя не интересует.
Даниель принял безразличный вид, хотя мысленно признался себе, что ее ответ важен для него. О ее прежнем замужестве он размышлял почти все время, что она провела в магазинах. Ева была очень холодна по отношению к нему, и он самонадеянно решил, что точно так же она ведет себя со всеми. Открытие, что она уже была замужем, неприятно удивило его.
— О твоем первом замужестве мне следовало бы знать.
— Я не психолог. И не могу догадываться, что из моего прошлого тебя интересует, а что нет. Ты четко заявил, что не желаешь знать обо мне ничего.
Ее дерзость рассердила Даниеля. Но он сконцентрировался, пытаясь успокоиться, и, насколько мог, спокойно спросил:
— Есть в твоем прошлом что‑то еще, о чем мне следует знать?
Теперь настала ее очередь сердиться, но, сохраняя хладнокровие, она осведомилась:
