— Ты думаешь только о сексе? — Не стоило ей поощрять этот разговор, но, похоже, ситуация вышла из‑под контроля. И не надо ей наклоняться к нему так близко…
— Ты смотрела на себя в зеркало? Какой мужчина сможет, глядя на тебя, не думать о сексе?
— Я — гораздо больше, чем просто мое тело.
— А я — гораздо больше, чем просто мое сексуальное влечение. Я хочу узнать тебя со всех сторон.
— Почему тогда ты так ненавидишь брак?
— Я не ненавижу брак. Просто никогда не хотел вступать в него. Но теперь, став женатым, я нахожу, что в браке есть свои преимущества. Например, каждую ночь спать рядом с тобой.
Он наклонился к ней совсем близко, так близко, что еще чуть‑чуть, и их губы слились бы в поцелуе… Но тут Ева с облегчением увидела в окне огни замка. Она мгновенно отпрянула от Даниеля.
Вот они уже почти дома. Пришла пора ложиться в постель.
Прежде чем забраться в огромную кровать с балдахином, которая стояла в замке испокон веков, Даниель разжег камин. Он уже заменил на окнах занавеси на более плотные и написал себе напоминание утром же позвонить своему подрядчику — ремонт в этом крыле замка надо начать немедленно, потому что холод терпеть стало совершенно невыносимо.
Все его мысли мгновенно улетучились, едва Ева вышла из ванной, закутанная в теплый халат. Спокойная и хладнокровная — как обычно. И лишь когда она подошла к кровати, Даниель заметил, как она вздрогнула. Скользнула под одеяло и, едва не стуча зубами, осведомилась:
— А нельзя было постель подогреть?
Нет, только не сегодня. Сегодня он строго‑настрого приказал прислуге оставить постель холодной. Это было необходимо. Хотя, конечно, крайне неприятно.
— Если ты замерзла, буду рад тебя согреть.
— Спасибо, я справлюсь без твоей помощи. — Ева с ехидцей улыбнулась. — Если оставлю халат поверх пижамы, согреюсь быстро.
— Пижамка сексуальная?
Лежа на боку, Даниель смотрел на ее рыжие волосы, рассыпавшиеся по подушке.
— Пока не будешь использовать грелку для постели, не узнаешь, — заверила его Ева. — Спокойной ночи, Даниель.
— И даже не поцелуешь на ночь своего новоиспеченного мужа?
— Нет.
— Это же наша первая брачная ночь!
— Счастливая первая брачная ночь.
Мягко рассмеявшись, Даниель выключил прикроватный светильник, и спальня погрузилась в темноту. Он придвинулся как можно ближе к середине кровати, не посягая однако на сторону Евы, и повернулся к ней лицом. Она же лежала к нему спиной. Когда его глаза привыкли к темноте, он смог различить очертания ее фигуры под одеялом. Он ощущал запах ее шампуня, мятные нотки зубной пасты и легкий аромат парфюма, который она выбрала на этот вечер. Ева чуть пошевелилась — так, словно никак не могла согреться.
— Все еще мерзнешь?
— Нет, мне тепло.
Они замолчали. Тишину нарушал лишь легкий шелест простыней, когда Ева ворочалась.
— Ты всегда такая беспокойная? — осведомился он.
— А ты всегда так много болтаешь?
— Я могу поделиться с тобой теплом.
— Мне и так хорошо.
— Тогда докажи это и перестань ворочаться.
— Я не собираюсь ничего доказывать, — фыркнула она, однако замерла. Она лежала не шевелясь почти целую минуту, потом снова заерзала.
Про себя усмехнувшись, Даниель придвинулся к ней чуть ближе.
— Что ты делаешь? — резко спросила она.
— Пытаюсь согреть тебя своим телом. Успокойся, ты в безопасности.
— Только тронь меня, где не надо, и ты в безопасности не будешь!
Пользуясь ее неохотным согласием, он осторожно обнял ее так, чтобы не коснуться никаких особо чувствительных участков тела, и легонько прижал к себе.
— Так лучше? — прошептал он ей в затылок, наслаждаясь прикосновением ее шелковистых волос к своему подбородку.
Ева что‑то невнятно пробормотала, однако попытки сбежать не предприняла. Он удивился, как приятно ему лежать вот так просто рядом с ней, чувствуя уютное тепло ее тела и вдыхая ее аромат. Хотя, конечно, он не возражал бы, если бы она повернулась к нему и проявила известную активность.
Разумеется, тело его отреагировало на эту близость соответствующим образом. Еще бы! Он столько раз представлял, как окажется с Евой в постели, что они будут делать… Она, конечно, почувствовала его реакцию и недовольно засопела.
— Расслабься, — пробормотал он. — Ты в безопасности.
Должно быть, она поверила ему, потому что лишь вздохнула, но не отодвинулась. Тогда он осторожно провел рукой по ее животу, нащупал узел пояса халата и ее руку. Когда он обхватил ладонью ее холодные пальцы, она не сопротивлялась и даже легонько ответила на его пожатие.
Даниелю вдруг стало стыдно за себя. Ева жила на Карибах… очень долго, он даже не знал сколько. И не спросил до сих пор. Но знал, что долго. Она привыкла к солнцу, к теплу. А он притащил ее жить в холодный замок. Да еще и зима выдалась куда суровее, чем обычно.
Но она не жаловалась. Терпела и пыталась греться тем, чем было возможно. Ему следовало бы предусмотреть, что она очень чувствительна к холоду, и получше подготовить апартаменты, а не заниматься работой вплоть до самой свадьбы. И постель надо было согреть.
Но вроде бы она согрелась. И расслабилась.
С тяжело бьющимся сердцем Даниель мысленно приказал расслабиться и себе.
Ох, как тяжело ему пришлось! Непросто держать себя в руках, когда от желанной женщины тебя отделяют только несколько слоев одежды.
— Можно задать вопрос? — прошептала вдруг Ева.
— Конечно.
— У тебя было так много… подруг. Любовниц. Неужели ни к одной из них ты ничего не чувствовал?
Ну вот опять она думает о его любовницах… Даниель не знал пока — хорошо это ли плохо. Он поразмыслит об этом позже.
— Были те, которые мне нравились больше других, — честно ответил он, вспомнив французскую модель, с которой встречался несколько лет назад. С ней можно было даже поговорить. Конечно, не так, как с Евой. Но по сравнению с другими его подружками она была просто Эйнштейном. С ней ему не было скучно, как с остальными. Они встречались уже несколько недель — рекордный срок для него, — и вот он повел ее на прием в посольство в Париже, куда был приглашен и его брат. Весь вечер она флиртовала с Пиетой, который даже не попытался остановить ее, а ведь он уже был помолвлен с Наташей, которой на том мероприятии не было. Даниель тогда и расстался с ней. Без объяснений. И всякий раз, вспоминая тот вечер, он думал не о ней, а о своем брате. Пиете Непогрешимом.
— Но ни на ком из них ты не женился бы вместо меня?
