Выполнив задание, вертолеты возвращались на базу на большой высоте. Выйдя из опасной зоны и достигнув Баграмской авиабазы, они встали в круг и приступили к снижению.
«Ну, вот и закончилось очередное испытание, — размышлял Станислав. — Скоро вынырнем из облаков, в крайний раз развернемся и пойдем на посадку. «Вертушка» аккуратно коснется колесами бетона, резво побежит к родной стоянке. А там уже будут поджидать машины медицинской службы полка и обязательно кто-нибудь из начальства, политбратии и Особого отдела. Этим вечно не терпится выслушать доклад, узнать подробности… Не меньше получаса уйдет на общение с высокими чинами. Потом нам милостиво разрешат отправиться в свое расположение и отдыхать до завтра. А завтра опять письменные отчеты, работа с картами, выматывающие беседы с офицерами штаба и начальниками разведки полка и дивизии…»
Прокручивая в голове предстоящие события, Воротин не сразу заметил, как вертолет вывалился из облаков. Звено подлетало к аэродрому с юго-запада — строго против ветра. Внизу мелькали служебные постройки, асфальтированные дороги, на которых пыхтели грузовые «Уралы», и бегали юркие «уазики».
— Прибыли, — качнул он головой, когда вертолет покатился по рулежной дорожке.
Глава восемнадцатая
ДРА; Кабул; Центральный клинический военный госпиталь — штаб ВВС 40-й армии
Как правило, путь в Кабульский госпиталь начинался с местного аэродрома, куда с разных советских баз и мест проведения операций доставляли тех, кто получил ранения. Далее в зависимости от степени тяжести ранения солдат и офицеров либо ставили на ноги в здешнем госпитале, либо отправляли самолетом в Союз.
650-й Центральный клинический военный госпиталь (ЦКВГ) 40-й армии поражал своими контрастами. После скромного приемного отделения раненый военнослужащий попадал по направлению в одно из основных отделений, где ему предстояло пройти курс лечения. Каждое из таких отделений находилось на огромной госпитальной территории.
Все отделения также отличались внушительными размерами и поражали своим заброшенным состоянием. Носилки с тяжело раненными бойцами подчас заносили с улицы и ставили прямо на бетонный пол со щербатой керамической плиткой.
Такими же исполинскими размерами отличались и палаты, когда-то бывшие пристанищем для лошадей офицерской гвардии афганского короля Захир-шаха. Нынче в этих помещениях стояли в три ряда железные двухъярусные кровати. На первом ярусе обитали «тяжелые» — лишенные зрения или конечностей, после полостных операций, с ранениями позвоночника, с повреждением головного мозга. Второй ярус по праву занимали «легкие» или выздоравливающие.
Дефицит госпитальных коек в условиях непрерывного поступления раненых носил перманентный характер. Но иногда — в период масштабных войсковых операций или при сбое эвакуации в Союз — эта проблема становилась критической. И тогда командование госпиталя отдавало приказ использовать площади длинного коридора, являвшегося своеобразной «артерией» и соединявшего большинство отделений.
Особенными ранеными в госпитальной среде считались те, кого угораздило словить осколок или пулю в позвоночник. Физические боли при таких ранениях были невыносимые, и даже самые сильные обезболивающие препараты не могли облегчить участь этих несчастных. Не в силах перетерпеть ужасную боль, такие раненые ночи напролет кричали, наводя ужас на соседей.
Имелось в Центральном госпитале отделение и для старших офицеров. Находилось оно на некотором отдалении от остальных отделений и палат, поэтому страшные крики, запахи перенаселенных палат и прочие «прелести» военной медицины его почти не касались.
Чистенькие палаты на два-четыре человека, цивилизованные туалеты, душевая, своя кухня со столовой, комната отдыха с креслами, бильярдным столом и большим цветным телевизором. И даже маленький внутренний дворик с лавочками и зелеными насаждениями.
А по соседству с кабинетом начальника отделения имелась единственная генеральская палата. Именно в нее после реанимационных действий и поместили доставленного с аэродрома генерал-майора Воронова.
* * *
Одноместная генеральская палата ЦКВГ совсем не походила на палаты в других отделениях и даже на соседние, где лечились и выздоравливали майоры, подполковники и полковники.
В светлом хорошо отремонтированном помещении стояла специальная широкая кровать с изменяемым наклоном изголовья. В одном из двух окон торчал новенький кондиционер. Под вторым окном располагались журнальный столик и удобное кресло. В углу тихо урчал холодильник. Точно напротив кровати находился телевизор, а над изголовьем торчала кнопка вызова медицинского персонала.
По телевизору транслировалась запись выпуска новостей за вчерашний день.
— Сегодня в Женеве возобновился советско-американский политический диалог в формате саммита, — поставленным голосом говорила телеведущая Аза Лихитченко. — Встреча генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева и президента США Рональда Рейгана состоялась на вилле Fleurd’Eau в женевском пригороде Версуа…
В палате было жарко, но кондиционер не работал. На кровати перед телевизором под шерстяным одеялом лежал Воронов. В кресле, развернув к светлому окну стопку стандартных листов, сидел начальник штаба ВВС 40-й армии генерал-майор Афанасьев. Погрузившись в текст, он внимательно читал отчет Воронова.
Не считая приятного голоса диктора, в генеральской палате было удивительно тихо. Медперсонал данного отделения всегда старался сохранять здесь покой и тишину. Персонал разговаривал вполголоса, в день проводилось не более двух операций, уборку проводили не медбратья, а квалифицированные нянечки.
Андрей лежал на правом боку, так как тревожить спину после извлечения осколка доктор запретил. Глядя в светло-бежевую стену, он ждал, когда коллега ознакомится с его письменными трудами.
Настроение было отвратительным. Проведенные в госпитале трое суток тянулись так, словно он провел тут целую вечность. Лишь беспокойный и нервный сон на короткий срок отгонял мрачные мысли и возвращал организму порцию относительной свежести.
— Андрей Николаевич, вот здесь ты пишешь о колонне грузовиков, двигавшейся в попутном направлении на северо-восток.
— Да, был такой момент, — очнулся от невеселых дум Воронов.
— Скажи, а не могли с этих автомобилей выпустить по твоему самолету ракету?
— Не думаю.
— Почему?
— Она догнала бы меня точно над Рухой. А я до попадания ракеты успел выполнить над селением левый разворот более чем на двести градусов, уйти в южном направлении и набрать высоту.
Ответ удовлетворил начальника штаба, назначенного помощником председателя Комиссии по расследованию случая с генералом Вороновым. Основной состав Комиссии прибыл из Союза самолетом сутки назад; работа по расследованию шла полным ходом.
— А вот здесь… — указательный палец Афанасьева скользнул по тексту вниз. — Ты написал: «Я отыскал в скале разлом и, установив на входе гранату, спрятался в нем, что было не лучшим решением». Я не понял: о каком решении ты написал? Об установке гранаты?
