25
Мы попытаемся обезоружить тебя… сделать безвредным.
Генрик Ибсен. Росмерсхольм
Сообщение от Страйка пришло к Робин без десяти девять, когда она уже подходила к офисам Иззи и Уинна. Ей так не терпелось узнать его содержание, что она остановилась как вкопанная посреди безлюдного коридора и стала читать.
– Черт!.. – пробормотала Робин, узнав, что «Сан» копает под Чизуэлла.
Прислонившись к стене с фигурными каменными наличниками и закрытыми дубовыми дверями, она собралась с духом для звонка Страйку.
Они не общались с того момента, когда Робин отказалась выйти на слежку за Джимми. А позвонив Страйку в понедельник, чтобы извиниться, она попала на Лорелею.
– Ой, Робин, привет, это я!
Ужасно было то, что Лорелея вызывала у нее симпатию. По разным причинам, в которые Робин предпочитала не углубляться, ей было бы легче видеть Лорелею какой-нибудь мымрой.
– Извини, он сейчас в ванной! Отлеживался у меня все выходные – жутко повредил колено во время слежки. В подробности меня не посвящал, но ты-то наверняка в курсе! Позвонил мне с улицы, это кошмар какой-то, он даже встать не мог. Ну, примчалась я за ним на такси, потом дала на лапу водителю, и мы общими усилиями взволокли Корма по лестнице ко мне в квартиру. Сейчас он даже протез не может надеть – на костылях передвигается.
– Передай ему, что я приступила к работе, – похолодев, сказала Робин. – У меня ничего срочного.
Она еще не раз возвращалась мыслями к этому разговору. Когда Лорелея рассказывала о Страйке, у нее в голосе безошибочно угадывались собственнические нотки. Именно ей он позвонил, оказавшись в безвыходном положении (Разумеется. А что ему оставалось – звонить тебе в Оксфордшир?); именно в ее квартире провел остаток выходных (Они ведь давно встречаются, куда ж ему было податься?), и выхаживала его тоже Лорелея, и успокаивала, и, скорее всего, поддакивала, когда он спускал всех собак на Робин – определенно, виновницу случившегося.
А теперь ей нужно было дозваниваться до Страйка лишь для того, чтобы сообщить об отсутствии каких-либо подвижек за последние пять дней. Офис Уинна, такой доступный две недели назад, когда она только начинала, теперь тщательно запирался перед уходом Герайнта и Аамира. Робин была уверена: это козни Аамира, который стал относиться к ней с подозрением в результате двух случаев: после оброненного браслета и после громогласного заявления Рафаэля, что она подслушала телефонный разговор Аамира.
– Почта.
Резко обернувшись, Робин увидела тележку, которую катил приветливый седой почтовый служащий.
– Я возьму корреспонденцию для Чизуэлла и Уинн. Сегодня у нас совещание, – услышала Робин свой голос.
Почтальон вручил ей пачку писем, а также коробку с прозрачным целлофановым окошком, сквозь которое виднелся очень реалистично выполненный пластмассовый эмбрион. Надпечатка по верхнему краю упаковки гласила: «Убей, это разрешено».
– Господи, ужас какой! – выдохнула Робин.
Старичок хмыкнул.
– Это еще что, им и похуже присылают, – беззлобно сообщил он. – Помните историю с белым порошком – в новостях передавали? Вроде споры сибирской язвы. Вот шуму-то было. Да! А еще однажды какашка пришла, в коробочке. Ладно хоть плотно была упакована, запах не чувствовался. Младенчик-то не Чизуэллу адресован, а Уинн. Это ведь она ратует за легализацию абортов. Как вам тут работается? Интересно? – Он явно был расположен поболтать.
– Очень даже. – Тут внимание Робин привлек один из необдуманно взятых конвертов. – Простите, тороплюсь.
Повернувшись спиной к офису Иззи, она заспешила мимо почтовой тележки и через пять минут оказалась в кафе «Терраса» на берегу Темзы. От реки его отделял низкий каменный парапет с вырастающими из него чугунными фонарями. Слева и справа через Темзу были переброшены два моста – Вестминстер-бридж и Ламбет-бридж соответственно: первый – выкрашенный в темно-зеленый цвет, в тон скамьям палаты общин, второй – в красный, в тон скамьям палаты лордов. На другом берегу возвышался белый фасад здания Окружного совета, а между Вестминстерским дворцом и советом текла полноводная Темза, с маслянистой светло-серой поверхностью над мутными глубинами.
Заняв место поодаль от немногочисленных любителей утреннего кофе, Робин сосредоточилась на одном из необдуманно перехваченных писем на имя Герайнта Уинна. Имя и адрес отправителя были тщательно выведены дрожащей рукой на оборотной стороне конверта: «Сэр Кевин Роджерс, Элмз, дом 16, Флитвуд, Кент»; проведя солидную подготовительную работу в отношении благотворительной деятельности супругов Уинн, она уже знала, что престарелый сэр Кевин, серебряный призер Олимпийских игр 1956 года по барьерному бегу, входит в попечительский совет фонда «Равные правила игры». О чем, спросила себя Робин, люди нынче пишут от руки, если любой вопрос быстрее и проще решается по телефону или по электронной почте?
Воспользовавшись своим мобильным, она нашла по адресу номер телефона сэра Кевина и леди Роджерс. Только абоненты преклонного возраста, подумала она, до сих пор не отказываются от домашнего телефона. Сделав глоток бодрящего кофе, Робин послала ответное сообщение Страйку:
Разрабатываю одну версию, жди звонка.
Затем она отключила идентификатор своего номера, приготовила ручку, зафиксировала номер сэра Кевина в блокноте и вбила цифры.
После трех гудков ей ответил старческий женский голос. Робин изобразила валлийский акцент, хотя и опасалась, что он окажется неубедительным.
– Будьте добры, можно попросить к телефону сэра Кевина?
– Это Делия?
– Сэр Кевин дома? – спросила Робин чуть громче. Она все еще надеялась, что ей не придется открытым текстом выдавать себя за министра.
– Кевин! – прокричала старушка. – Кевин! Это Делия!
До слуха Робин донеслось шарканье, от которого у нее перед глазами возникла пара шлепанцев из шотландки.
– Алло?
– Кевин, Герайнт только что получил ваше письмо, – сказала Робин, содрогаясь от своего фальшивого акцента, застрявшего где-то между Кардиффом и Пакистаном.
– Что-что, простите, Делия? – слабо задребезжал старик.
Похоже, он был туг на ухо, что для Робин оказалось и подмогой, и препятствием. Она заговорила еще громче, с преувеличенно четкой артикуляцией. С третьей попытки сэр Кевин разобрал сказанное.
– Я предупредил Герайнта, что вынужден буду уйти в отставку, если он не примет срочные меры, – чуть не плача, выговорил старичок. – С вами, Делия, меня связывает давняя дружба. Ваш фонд – это было… и есть… достойное начинание, но мне приходится думать о своем положении. Я ведь его предупреждал.
– Но из-за чего, Кевин? – Робин вооружилась ручкой.
– Разве он не дал вам прочесть мое письмо?
