Однако Киган внезапно покинул «Ньюкасл» уже через десять дней после разгрома «Тоттенхэма» – то ли не до конца смирившись с упущенным чемпионством годом ранее, то ли не найдя общий язык с руководством. Команду возглавил Кенни Далглиш, но настоящим ее лидером был Алан Ширер, постепенно вживающийся в образ «Большого сурового Эла», как его начали звать в газетах. Когда команда поехала на выходной в Дублин, произошла вторая громкая драка одноклубников, причем на этот раз ее участником стал Ширер. Вингер «Ньюкасла» Кит Гиллеспи, который обладал уникальным даром проматывать деньги на выпивку и казино, но при этом неплохо играть в футбол, сначала кидался в игроков крышками от пивных бутылок, а потом уронил на пол вилку и отказался ее поднять после замечания Ширера. Через минуту они уже оказались на улице, где пьяный Гиллеспи имел неосторожность ударить первым и промахнуться. Ответный удар отправил его в нокаут; падая, Гиллеспи задел затылком цветочный горшок и очнулся в госпитале с перевязанной головой. Все повеселились, только вот сыгранности команде это не добавило: ее заточенность на снабжение мячами исправно забивающего Ширера хорошо сказывалась на личной статистике Алана, но несколько ограничивала прогресс других игроков. В двух следующих сезонах «Ньюкасл» дважды финишировал 13-м.
Третий определяющий гол стал для Ширера двухсотым в футболке «Ньюкасла». Он забил его в Кубке Англии в ворота «Мансфилд Таун» – казалось бы, ничего особенного, но до отметки в 200 голов за «Ньюкасл» раньше добирался только один человек, тот самый Джеки Милберн, форвард из шахтерского поселка. Алан Ширер первым успел к мячу, который испанец Альберт Луке изящно остановил пяткой в шести метрах от ворот, и вогнал его в дальний угол, а потом поднял правую руку в своем традиционном праздновании и побежал к трибуне, названной именем Милберна. «Все детство я слушал истории о том, как велик был Джеки Милберн и как он был близок к народу. Никогда бы не подумал, что добьюсь того же», – волновался Ширер после игры. В самом конце своей карьеры (шел 2006-й) он и сам стал ближе к народу, уже не превосходя на голову других игроков, но теперь работая в первую очередь на команду. Ширер два раза откладывал уход из футбола ради «Ньюкасла» и в конце концов покинул его в статусе последнего великого игрока клуба.
За год до завершения карьеры он стал свидетелем третьей драки – теперь на «Сент-Джеймс Парк». По ходу матча с «Астон Виллой» два игрока «Ньюкасла», вспыльчивый Кирон Дайер и псих с историей Ли Бойер, начали мутузить друг друга из-за того, что первый не пасовал второму мяч. Дайер прямо на поле сообщил Бойеру, что не считает его хорошим футболистом, после чего порвал ему футболку и получил от судьи красную карточку. Игроков растащили, и пока капитан Ширер что-то объяснял Бойеру, судья удалил и второго игрока «Ньюкасла». Положение дел в команде на тот момент неплохо иллюстрирует тот факт, что вся команда ждала продолжения боя в раздевалке, и не состоялось оно лишь потому, что тренер Глен Сунесс лично предложил обоим футболистам подраться. Разумеется, Ширер вспоминал этот инцидент с улыбкой – ведь дух «Ньюкасла», его родного клуба, жил не только в победах и голах, но и в драках и пабах; легендами тут становились не только люди, которые били рекорды, но и те, кто попадал в самые невероятные истории. Возможно, в этом смысле Ширер был слишком правильным – но, по крайней мере, он сделал все для того, чтобы его блистательная карьера прошла на нужном фоне.
Глава 2
«Сандерленд» и сто лет невезения
Стадиону «Рокер Парк» часто не везло. В конце 1920-х самый известный футбольный архитектор Британии Арчибальд Литч начал строить здесь главную трибуну, но в последний момент решил отдать самый удачный вариант проекта своему любимому клубу «Глазго Рейнджерс». Арена «Сандерленда» вышла неплохой, но все же не такой монументально красивой, как «Айброкс». Во время Второй мировой войны на поле упала немецкая бомба, убив патрульного полицейского. Еще несколько лет спустя «Рокер Парк» узнал, что такое большое футбольное разочарование: в последнем матче сезона-1949/50 «Сандерленд» проиграл дома «Манчестер Сити», упустив самый реальный шанс выиграть чемпионство в своей послевоенной истории. Всего-то два очка – и «Сандерленд» стал бы первым; «Ман Сити» же все равно вылетел во второй дивизион.
На чемпионате мира 1966 года на «Рокер Парк» играли команды 4-й группы (СССР, КНДР, Италия, Чили), и последний, уже ничего не решавший матч между советской и чилийской сборными, где в воротах СССР стоял даже не Лев Яшин, а Анзор Кавазашвили, собрал всего 16 тысяч человек – самую скромную аудиторию того турнира. Стоячие трибуны стадиона в принципе вмещали до 75 тысяч, но неизбежная модернизация после «Доклада Тейлора» обещала свести количество сидячих мест к 15–20 тысячам, чего клуб допустить никак не мог. Приняв решение покинуть «Рокер Парк» в сезоне-1996/97, на сотом году проживания (но все же за пару месяцев до полноценного юбилея), в последней официальной игре на родном стадионе «Сандерленд» красиво разгромил «Эвертон» со счетом 3:0. Правда, эта победа не спасла клуб от вылета из премьер-лиги.
На северо-востоке Англии давно привыкли к тому, что жизнь бывает сурова. Город Сандерленд (town, населенный пункт без городского собора) довольно долго ждал разрешения называться настоящим городом (city) и получил его только в 1992 году, проведя в очереди 15 лет. Статус не особенно помог: последняя судостроительная верфь некогда крупнейшего порта закрылась за четыре года до того, хотя в первой половине XIX века из доков Сандерленда выходило больше кораблей, чем из всех остальных английских портов, вместе взятых. Судостроительную промышленность частично заменило автомобилестроение, но построенный японцами завод «Ниссан», хоть и был позже признан самым эффективным в Европе, никак не мог вместить всех людей, оставшихся без дела после крушения главной городской отрасли. В начале 2012 года Сандерленд был на третьем месте по числу безработных в стране.
«У нас в городе две достопримечательности, и обе бывшие, – объяснял мне знакомый по имени Скотт, чудом не прогоревший здесь со своей студией графического дизайна. – Ты обязательно должен увидеть бывшую верфь и снесенный „Рокер Парк“, пусть там сейчас мало что напоминает о былом величии». Вид заброшенных кирпичных пакгаузов вдоль доков на реке Уир помог мне еще лучше прочувствовать депрессивную атмосферу Сандерленда; зато там, где река впадает в море, можно увидеть, как жители города спасаются от этой депрессии. Даже не самое чистое и красивое побережье Северного моря, где ходят нефтяные танкеры, ледяной ветер сверлит дыру в легких, а вода никогда не бывает теплее 17 градусов, все равно обладает совершенно гипнотическими свойствами: сюда приезжают на машинах, паркуются у кромки последней волны и часами смотрят на море сквозь лобовое стекло. Удивительное развлечение, сравнимое разве что с американскими драйв-ин кинотеатрами – только без кино. Правда, раньше сюда иногда долетал шум с фанатской трибуны стадиона, который уважительно называли Roker Roar, «Рокот „Рокера“».
Жилой комплекс на месте «Рокер Парк» был построен с почтительным отношением к прошлому. Здесь есть улица Ворот, проезд Полузащиты и переулок Турникетов; правда, в названии тупик Промоушена (то есть выхода в высший дивизион) чувствуется фирменная сандерлендская безысходность. В небольшом сквере стоят скульптуры, указывающие расположение бывших ворот, 11-метровой отметки, а также места, откуда в 1966 году северный кореец Пак Ду Ик забил победный гол в ворота сборной Италии, сотворив главную сенсацию чемпионата мира. Французский политолог Пьер Ригуло, написавший про КНДР книгу «Последний ГУЛАГ», утверждал, что всех футболистов сборной посадили в тюрьму по возвращении домой: после матча с Италией команда якобы отправилась на вечеринку, где опорочила высокоморальный облик граждан Северной Кореи. Заключения избежал только Пак Ду Ик, пропустивший вечеринку из-за недомогания. Его всего лишь выслали в провинцию работать лесорубом, а потом вернули в Пхеньян и сделали председателем легкоатлетического комитета страны.
