Бронзовую кочку со следами шипов бутс северных корейцев поставили тут по делу, но эта история все же не совсем про Сандерленд. «Куда правильнее было бы отметить здесь место, где в 1962 году Брайан Клаф столкнулся с вратарем и порвал крестообразные связки колена, – ворчал Скотт. – Вот это была бы настоящая местная достопримечательность». У Клафа и «Сандерленда» действительно не все сложилось. До того как стать знаменитым тренером, Клаф был неудержимым бомбардиром, забив за «Мидлсбро» 197 голов в 213 матчах, а за «Сандерленд» – 63 в 74. В 1961 году «Черные коты» заплатили за него 50 тысяч фунтов, но уже через полтора сезона трибуны «Рокер Парк» увидели, как оборвалась карьера потенциального суперфорварда, причем по заведенной здесь печальной традиции это произошло не в рядовом матче, а в Boxing Day, на следующий день после Рождества. Клаф восстановился только через два года, сыграл еще три матча и закончил карьеру в 29 лет, а тренерских успехов достиг уже не в Сандерленде – получается, этому городу и клубу досталась от его гения самая малая часть.
Конечно, у «Сандерленда» были и свои герои. В 1948 году клуб выманил из «Ньюкасла» нападающего Лена Шеклтона – соперничество между северо-восточными соседями тогда было не таким ярым, хотя Шеклтон позже не раз поддевал бывшую команду («Я спокойно отношусь к „Ньюкаслу“: мне все равно, кому именно они проиграют»). Но дело тут было в том, что Шеклтон в принципе не упускал возможности что-то сказать или сделать таким образом, чтобы половина свидетелей им восхищалась, а вторая – возмущалась. Журналисты называли игрока внебрачным сыном Стэнли Мэтьюза и Чарли Чаплина, а его самое прилипчивое прозвище звучало так: Футбольный клоун-принц. Шеклтон был быстрым и техничным крайним форвардом, забивал примерно в каждом третьем матче, но еще больше любил играть на публику: он мог сесть на мяч по ходу игры, сыграть в стенку с угловым флажком или спросить тренера на установке, в какой именно угол ворот надо сегодня забивать голы. Самая известная выходка Шеклтона состоялась в матче с «Арсеналом», еще одним его бывшим клубом, который он недолюбливал: нападающий обвел нескольких защитников и голкипера, остановил мяч на линии ворот, поправил прическу правой рукой и посмотрел на воображаемые часы на левой – и только потом забил.
Болельщики обожали Шеклтона, а вот с коллегами у него отношения складывались не всегда удачно. Соперники считали, что он унижает их издевательскими финтами, и лупили по ногам еще сильнее, чем это было принято в те дни. Один из тренеров сборной Англии отказался вызывать Шеклтона в команду, заявив: «Мы играем на „Уэмбли“, а не в лондонском цирке». Шеклтон злил даже одноклубников, потому что порой специально отдавал им передачи с подкруткой, которые сложно было обработать. Кроме того, он постоянно конфликтовал с клубными директорами из-за денег: в 50-е «Сандерленд» делал огромную выручку на билетах, но не мог поднимать игрокам оклад из-за действующего потолка зарплат. Шеклтон знал о доходах клуба («Сандерленд» в те годы называли «Центральным банком Англии») и шантажом вынуждал платить ему и другим игрокам в обход кассы. Несложно догадаться, чем это закончилось: в 1957 году клуб был оштрафован, руководство уволили, команда впервые в истории вылетела из высшего дивизиона, а Шеклтон завершил карьеру, так ничего и не выиграв.
Нападающий обвел нескольких защитников и голкипера, остановил мяч на линии ворот, поправил прическу правой рукой и посмотрел на воображаемые часы на левой – и только потом забил.
Через полчаса блужданий по кварталу, где когда-то был «Рокер Парк», я понял, что историю здесь можно ворошить бесконечно, но каждый выуженный оттуда рассказ будет заканчиваться печально. Выход один – уйти вдоль моря, по берегу реки, мимо университета и через железнодорожный мост к «Стэдиум оф Лайт», новому дому «Сандерленда», рядом с которым отлит в бронзе уморительно подпрыгивающий человек с растопыренными пальцами, в фетровой шляпе трилби. Памятник точно ловит момент, когда счастливый человек совершенно не думает о том, как выглядит со стороны; это Боб Стоко, тренер «Сандерленда», отмечающий победу в Кубке Англии – последний и единственный в послевоенной истории большой успех клуба, связанный, впрочем, не с родным городом, а с лондонским «Уэмбли».
В начале сезона-1972/73 «Сандерленд» сполз на дно второго дивизиона и с трудом продвигался по турнирной сетке Кубка Англии, преодолев три первых раунда только с помощью переигровок. Впрочем, в последней из них команде под руководством тренера Боба Стоко удалось победить «Манчестер Сити», а в полуфинале она неожиданно расправилась с «Арсеналом», игравшим в двух предыдущих финалах. В финале «Сандерленд» ждал «Лидс» Дона Риви – флагман английского футбола в начале 70-х, за последние четыре сезона ни разу не опускавшийся ниже второго места, выигравший чемпионство, Кубок Англии и Кубок ярмарок. Команды играли необычным, золотым мячом в честь столетнего юбилея «Уэмбли» как стадиона, принимающего кубковые финалы, и, вопреки прогнозам, здравому смыслу и собственной истории, «Сандерленд» победил со счетом 1:0. После финального свистка Боб Стоко, одетый в трилби, бежевый макинтош и красные спортивные штаны, рванул со скамейки к вратарю Джиму Монтгомери, чей героический двойной сэйв спас команду от ответного гола. Эта победа, эта шляпа и этот забег – самое светлое событие в истории «Сандерленда», омрачить которое не смогли даже быстрая продажа двух ключевых игроков и сокращение финансирования молодежной команды, распущенной всего через два года.
Но Сандерленд – это Сандерленд. Уже через десять лет после победы в Кубке Англии здесь все было по-старому, только еще хуже. В своем программном произведении «Королевство у моря» Пол Теру, объехавший Великобританию по всему побережью в год Фолклендской войны, не пожалел жестких слов: «Я сошел с поезда в Сандерленде, чтобы убедиться в его запустении. Уродство этих мест было многообразным: вороны и чайки рылись в мусорных баках, на лицах подростков читалось открытое презрение к миру, на городе словно стояла печать обреченности». В разгар безработицы тэтчеризма и на фоне гибели судостроения не радовал и футбольный клуб. В 1985 году «Сандерленд» проиграл в финале Кубка английской лиги и вдобавок обзавелся персональным проклятием. На первой минуте второго тайма защитник Дэвид Корнер должен был вынести мяч куда подальше, но уступил его сопернику из «Норвича», который организовал единственный гол в матче. Корнер был рыжим – и с тех пор ни один из пары десятков рыжих игроков, прошедших через клуб, не прижился в «Сандерленде». Последний из них, Джек Колбэк, и вовсе перешел в «Ньюкасл».
Значимость дерби с «Ньюкаслом» начала стремительно расти после 1966 года, когда болельщики «сорок» прокрались на многострадальный «Рокер Парк» и выкрасили штанги в черно-белый цвет. Пик фанатской ненависти пришелся на хулиганские 80-е, потом команды какое-то время жили в разных дивизионах, а в последние годы «Сандерленд» нашел в этих матчах особое удовольствие. Четыре главных тренера подряд – Паоло Ди Канио, Гус Пойет, Дик Адвокат и Сэм Эллардайс – принимали команду за матч до тайн-уирского дерби и неизменно его выигрывали. Журналист Джонатан Уилсон, выросший в Сандерленде и запустивший там прекрасный футбольный журнал Blizzard, утверждал, что принципиальное отношение именно к дерби (на фоне регулярно проваливаемого сезона) в первую очередь указывает на провинциальный менталитет клуба, который как будто уже смирился с тем, что никогда не достигнет серьезных успехов. С другой стороны, пока безработица продолжает выкашивать целые кварталы, а на море по-прежнему можно смотреть лишь сквозь стекло, «Стэдиум оф Лайт» во время дерби остается едва ли не единственным местом в городе, где можно по-настоящему порадоваться жизни. Болельщики «Сандерленда», правда, до сих пор не могут сжиться с названием «Стадион света» – они считают его слишком пафосным и предпочли бы что-то вроде «Нью Рокер Парк». Но «Рокер Парк» никогда особенно не везло.
