– Доктор, ведь Юленьке лучше? Глазки ясные, такое облегчение.
Она села к кровати, жестом истиной императрицы удалив с этого места врача. Нагнулась ближе, заглянула мне в глаза, сказала: «Доченька»… И я пропала.
Больше не спешу спасаться отсюда. Не хочу ждать помощи и принимать её. За всю мою жизнь в памяти не накопилось ни одного такого взгляда. Я бы позавидовала Юлии, если бы умела завидовать толком и жадно… Но – зачем? Я здесь. Эта женщина видит во мне доченьку. Гладит мой лоб, чуть не плачет. Так тепло. Словно в мире нет теней, словно я – в сиянии полудня и мне посильно ослепительно радоваться, не сгорая дотла. Я улыбнулась и солгала женщине в зеленом, сказав: «Мама. Мамочка».
Не знаю, кто эта Юлия и за что ей такое счастье – каждый день быть рядом с замечательной, может быть лучшей в мире, мамой? Тем более не могу понять, как это она отказалась от своего счастья? Но, раз я теперь здесь, я стану ловкой воровкой. Буду держать за руку эту маму. Немножко капризничать, просить побыть со мной подольше. Ждать, когда она вернется и выпрашивать подарки. Я стану лечиться, раз её Юлия не справилась. И обязательно выздоровею, чтобы она не плакала.
– Мама, – еще раз сказала я.
Она в ответ улыбнулась и все же заплакала. Стала жалко и суетливо искать в сумочке платок, многословно благодарить доктора…
Настоящий шоколад – горький. Мое нынешнее семейное счастье ложное, но – желанное и неподдельное. Оттого горькое вдвойне. Юлия, уже понятно, непочтительная и неласковая дочь. А я просто замена. От огромной плитки лечения дни будут отламываться неровными крошками, горькими до слез. И все же… все же я, не любя сладкое, очень хочу снова и сновать вкушать такой «шоколад».
Не знаю, спасут ли меня. Сейчас я устала и буду спать, копить силы. А мама… моя мама – она останется рядом, чтобы гладить по щеке и поправлять волосы. Всю жизнь я хотела ощутить это прикосновение. Всю свою неприкаянную жизнь с прямой спиной и ложью о самостоятельности…
Конец династии Му. Инаньская дворцовая хроника
(Шелковый свиток с первичным текстом хранился в архивах закрытого города, но был утрачен. По некоторым сведениям, его передал чужестранцам отступник. Он желал отдать и тайну шелка, но не успел… Дальнейший путь свитка неизвестен. Однако уцелела копия, в настоящее время она хранится в Трежале, в сейфе при библиотеке инаньского посла – старшего мужчины клана Тан, господина Тан Ши. Текст является реликвией, он никогда не переводился с исконного языка и не передавался людям вне клана.)
После долгой смуты настало безвластие. Дети восставали против родителей, брат шел на брата, отцы отрекались от потомства. И многим стало казаться: любые средства хороши, лишь бы кровь не лилась, лишь бы устои окрепли. Вот почему деяния клана Му не вызвали порицания в народе, не стали темой обсуждения ученых, не обеспокоили чиновников. Прежде люди Му не приближались к власти, будучи носителями дара лечить тела и души. Особенной их способностью во времена давние было исцеление от малодушия, чрезмерной робости, порочных пристрастий через плетение двойственных узоров, связующих двух людей с противоположными и по-разному ущербными душами – расточительных со скупыми, трусливых с отчаянными.
В годы смуты клан возглавлял целитель, который, возможно, и сам нуждался в лечении, ибо чрезмерна была его алчность. Пользуясь безвластием, он и иные Му творили запретное без порицания. Угрозами и подкупом шли к власти: укорачивали неугодным жизни, ослепляли рассудительных жадностью, лишали мудрых рассудка и хуже – собственного взгляда на жизнь…
Сочетая узоры силы с узорами словес – лживых и хитрых – воссел на парчовом троне Лао Лан Му. Назвался императором и золотой кистью начертал на багряном шелке имя свое, обведя его сильным узором власти и успеха. И всякий поверил: пусть хотя бы так окрепнет страна, залечит раны свои.
На третий год правления Му в мир пришел его сын Дао Ин. Он был назван наследником десять лет спустя, когда всем сделался очевиден его мощный дар к узорам, сочетаемый с изящнейшей каллиграфией.
Смерть первого императора Му была внезапной и, вероятно, насильственной. Так указывают в тайных свитках многие, кто жил в то время и был причастен к дворцовым делам. Второй император династии унаследовал от отца и дар его, и изъян алчности! В первый день правления новый император начертал указ на желтом шелке и велел даровитым мастерицам вышить полновесный указ нитями пятидесяти оттенков. Восемь лет длился труд. Восемь раз по восемь мастериц сочетали шелка. Так был создан нерушимый указ о тенях и свете.
Оспорить указ, пока он шился, пытались многие ученые, говоря, что свет и тень есть две стороны единого: нельзя разделять начала, нельзя противопоставлять их и тем более – отрицать одно ради другого. Увы, голоса сродни огонькам свечей. Задуй жизнь – и они угаснут с последним ее вздохом… Так сказал Дао Ин Му, и слова его были исполнены верными, и настала тишина.
Когда указ «О тенях и свете жизни» был торжественно вывешен в палате закона, никто из выживших мудрецов не посмел возвысить голос для спора. В избранный гадателями день начали поиск теней. Звезды указали рождение годных, их небесные знаки и стихии. Теней стали собирать во дворец, выделив для них запретный предел. Тени императора – если удавалось найти более одного человека для этой участи – жили, пряча лица, не имея права помнить имя. Они не говорили вслух, ведь тени – безгласны.
Когда третий раз от начала правления Дао Ин Му пришел опасный для него год огненного петуха, состоялось покушение. Сиятельный выжил, но ему едва хватило сил для исполнения ритуала. Именно в год петуха сущность Дао Ина была впервые перелита в новый сосуд – в тело тени. Так указ о тенях исполнился, и далее ритуалы повторялись снова и снова: причиной для их проведения становились покушения и болезни или старость Дао Ина. Приходил срок, и дворцовые шу-нань переносили сущность императора в новый телесный сосуд (Примечание на полях: обозначающий мастеров плетения дома Му двусоставный знак «шу-нань» близок к современному «лекарь», но уже никак нельзя дать для него исчерпывающего толкования. Нет понимания по типу дара и его развитию. Сочеталось ли переливание с лекарским мастерством? Нет ответа).
После переливания тень, на миг очнувшись в изношенном теле сиятельного, исчезала: ее отдавали огню, соорудив для завершающей части ритуала чугунную беседку-печь. Дао Ин Му всегда наблюдал, как сгорает тень.
При династии Му слова «да правит сиятельный сто лет, и еще сто, и еще» обрели подлинное значение. Дао Ин Му сделался бессмертен и бессменен. Он правил два века и пережил шестьдесят девять покушений. Успехом увенчалось семидесятое, подготовленное союзом кланов, а точнее силами братьев Тан из клана полководцев и нареченной невесты младшего из них, единственной дочери клана мудрых – Ши.
Младший сын клана Тан стал тенью императора, хотя мог избежать сей участи. Он отрекся от будущего, от самой жизни. Девица Ши вошла во дворец наложницей. Старший сын рода Тан отказался от управления армиями юга – император полагал власть Танов слишком весомой – и возглавил столичный гарнизон, отданный ему, полководцу, словно бы в насмешку…
