– Говоришь, будто старше меня на целую жизнь, – удивился Волк… то есть Локко. Он вдруг понял, что согласен принять имя. – Как ты увидел меня через занавеску?
– Все дергаются в золотой паутине, как мухи. А ты… ты свободен. Совсем просто увидеть. Гораздо сложнее отпустить тебя из кареты на волю, живого и невредимого. Пока он не узнал.
– Кто «он»?
– Нынешний хозяин замка. У него титулов целый лист. Не хочу выговаривать их вслух, зачем?
– Погоди. А ты ему… кто?
– Меня взял в замок его брат. Родной или сводный – не скажу. Не успел узнать, его отравили. Теперь я вещь, а отравитель – полновластной князь. – Мальчик слепо уставился в занавеску. – Его брат был как я, только старше и добрее. Он много хорошего сделал. Слишком много. Надо было таиться. Он очень выделялся. И кое-кто помог людоеду захватить замок. Кто-то очень властный. Король?
– Зачем?
– Чтобы не нарушал принятого порядка вещей.
Локко долго молчал, пытаясь переварить новое знание. Сжимал челюсти, словно перетирал их… и ощущал себя беззубым: не хватало цепкости ума для осознания всего, что мальчик мог иметь в виду, не произнеся вслух. А ведь есть еще и ложь артели! Там не могли не знать о ребенке. Нет, не так: там – знали! Волк усмехнулся недобро. Не зря он с Вороном шептался ночами, пытаясь понять: зачем гнездо тащили сюда из тайги, из неведомой, невообразимой дали? Разве тут, поблизости, нет иных охотничков?
– Артель, – вслух выговорил Локко. – Знаешь о таком деле?
– Немного. Это неинтересно. Им всем – королю, храму и еще невесть кому – нужно золото. Всем нужно золото, нет разницы, как они себя называют и какие причины придумали, чтобы отнять его. А что? Только не говори, что ты… тебе тоже нужно золото? Я ошибся?
Лицо мальчика стало бесконечно усталым и даже старым. Он осторожно отодвинулся, забился в угол и прикрыл глаза. Локко потянулся дотронуться до тонких пальцев… и не решился. Вместо этого тихо, шепотом, рассказал легенду таежных людей – о дочери змея-полоза и пропавшем золоте. И добавил быль: о том, как в тайге несколько раз собирали артель. Настоящую, для общего дела.
– А можно все золото… утопить? – чувствуя себя глупым, все же спросил Локко.
Мальчик долго молчал. Затем вдруг закашлялся, стер со щеки слезинку и опять закашлялся… то есть рассмеялся.
– Разве в золоте дело, лесной дикарь! Ты такой большой, и такой… как первый день живешь. Пусть будет не золото, а железо, – мальчик взвесил на ладони свой кинжал. – По твоей логике выходит, если утопить все железо, люди перестанут убивать, да? Почти все убийства совершаются железом – стрелами, ножами, мечами, топорами. Железо виновато? Нет уж, какое там! Железо – исполнитель, золото – поверенный в делах, а хозяин-то человек! Всегда так. Может быть, незапамятно давно мы могли сделать иной выбор… но теперь уж поздно. Мы протоптали себе дорогу, мы идем… и остановиться, сделать выбор снова, не способны.
– Ты прав, я понимаю. Но так было бы здорово…
– Точно, было бы здорово, – улыбнулся мальчик. Помолчал, прислушиваясь к звукам вне кареты. – Меня зовут Йен. Я рад, что встретил тебя, Локко. И мне горько, нам пора прощаться. Я сказал, что хочу узнать у тебя о цене найма на сезонные работы. Что высажу тебя возле колокольни святого Теодора. Надеюсь, тебя отпустят.
Карета встала. Локко быстро соскользнул на пол. Припомнил, как было велено стоять, и сгорбив спину, нагнул голову.
Дверца открылась. Сзади до плеча дотянулась большая рука в железной перчатке, сжала когти пальцев, чтобы выдрать из кареты, вышвырнуть навсегда и безвозвратно.
– Хозяин!
Локко вцепился в железные башмаки Йена, и хватка руки-капкана на плече ослабла: ведь рывок теперь выдрал бы из кареты и нищего попрошайку, и драгоценного золотого ребёнка – обоих! Локко выдохнул, довольный тем, что смог выиграть время. Выпрямился, нагло щурясь. Теперь были распахнуты обе дверцы, и охрана пялилась на невероятное зрелище всем немалым числом глаз, и слушала тем же числом ушей… Локко усмехнулся. Чем больше свидетелей, тем лучше!
– Хозяин. Я очень умен, хозяин. Я понял вашу тайну. Не надо платить за меня золотом, его отберут. Не надо отсылать меня, там голодно и грязно. Дайте мне одну каплю от щедрот, и я – ваш с потрохами. – Локко неуловимо быстрым движением вынул кинжальчик из ножен, чиркнул кончиком лезвия по пальцу мальчика, поймал на ладонь каплю крови и слизнул. Кивнул, с важным видом умнейшего из мошенников… – Только ваш. Я угадал, ваш дар в крови?
– Ах ты падаль, – взревел главный человек в охране, рванул плечо когтями стальной перчатки!
Волка вынесло из кареты, шмякнуло всей спиной о камни – так, что на миг и дух вон, и в глазах черно. Но лишь на миг: тело помимо сознания сделало необходимое – спружинило, смягчило удар и свернулось в клубок, готовясь принять новые удары… которых не последовало.
– Он мой, – резко и внятно сказал Йен. – Что, претендуешь на мою вещь? И что, даже способен расплатиться? Да неужели? Пшёл вон. Сей миг, пока я не занялся тобой всерьез, пшёл вон!
Голос мальчика сделался звонким, в нем проявились неожиданные для Волка нотки – право приказывать, брезгливость, гнев… Волк-Локко сел, шало встряхнулся, едва веря себе. Закованный в доспех конник спешился, рухнул на колени с грохотом и лязгом. Ба-бах! Латный нагрудник протаранил булыжник.
– Умоляю. Это оплошность. Я опасался, он достал нож. Я не посмел бы. Умоляю.
– Допустим, сегодня мне не приснится, как горит одна никчемная голубятня, как полыхает одна вшивая усадебка и как ростовщик находит пачку чьих-то долговых расписок, – едва слышно выдохнул Йен. – Допустим. Но если хоть один из твоих людей не так глух и нем, как ему следует…
– Они еще и слепы, это несомненно.
Волк поднялся в рост, отряхнул штаны, шагнул ближе к карете и заново взглянул на золотого мальчика. Маленького, тощего до прозрачности, едва живого – и способного внушать страх. Поклонился, касаясь лбом пола кареты.
– Я дам тебе имя, – Йен оставался таким же холодным и чужим, хотя глядел в глаза, прямо и уверенно. – Волк. Мой личный волк. Надоели псы, готовые вилять хвостами за малую подачку, перед каждым.
– Приму с благодарностью, – едва слышно выдохнул Волк.
– Дам тебе день. Отрежь прошлое. Здесь, на этом месте, завтра тебя будет ждать вот он. – Йен отвернулся, пошарил в углу дивана… и метнул на пол кареты тяжелый мешочек. Звук не оставлял сомнений, внутри деньги. Наверняка золото. – Купи одежду. Добротную, но без причуд. Вымойся. Волосы отрежь короче. И еще. Не смей явиться, не исполнив поручение. Цену найма на хлебных полях ты указал, а вот условия мямлил, как площадной дурак. Не исправишься, велю выпороть. Это все. Мы отбываем.
