– Я умею управлять золотом во всех его видах. Артель хочет управлять мною, но это непросто. Локки… ради его спасения я бы пошел на любую сделку. – Йен сморгнул слезы и разозлился на себя, прикусил губу. – Я до такого умею додуматься, что делаюсь себе противен. Вот самое жуткое, что я заподозрил: князь не убивал Локки. Из столицы не было такого приказа. Его пытали, да. Хотели узнать, где вы и тем более я. Локки предвидел это. Он сдался… и выиграл для нас время. Много, мы успели найти предателей в гнезде, переправить малышню в безопасное место, предупредить тех, кто помогал нам. Локки с самого начала так и хотел… Он не ждал, что мы спасем его.
– Ты…
– Если ударишь, мне станет легче, – тихо попросил Йен. Сморщился, как от горького и хрипло выдохнул: – Но я не замолчу и скажу прямо, что думаю. Он терпел, пока время было нам в пользу. А сегодня понял, что больше нельзя терпеть. Это… вредно для нас. Локки принял решение. Умер.
Ворон все же ударил – резко, и не ладонью, а кулаком. Йен ослеп, стало очень больно и страшно, запахло кровью… но душа не ощутила и малого облечения. И слезы не пришли. Как будто глаза совсем сухие, и едва ворочаются в опухших глазницах.
– Я не знаю, как еще остановить тебя, – упрямо выговорил Йен, стирая кровь с подбородка. – Я бы хотел молчать о том, что понял. Но не могу. Локки решил за тебя и за меня, за всех. Он совсем не подумал о себе. Он, если по честному, не подумал и о нас, ведь у нас есть право на выбор! А теперь мы должны выжить, чтобы он… хотя бы не зря. Мы должны вернуться сюда сильными и задавить всю мерзость, полностью: князя, артель и тех, кто уже готовит сундуки для золота войны. Это займет много времени и будет куда труднее, чем убить князя. Если тебе не годится такой путь, я пойду один. Но подумай еще раз! Живой Снегирь и мертвые людоеды. Если начнется резня, а за ней война… будет наоборот.
– И ты предлагаешь тихо уйти? – Лисенок вдруг зашипел, в его глазах замерцало звериное бешенство. Он рассмеялся, задыхаясь. – Ты… тебя надо было прикончить! Давно. Сразу.
– Надо было, – согласился Йен. – Только поздно.
– Как плохо. Без Кабана никто мне не врежет, – безжизненным голосом сообщил Ворон. Опять обнял Лисенка, надолго притих и затем сказал иным тоном, спокойно и грустно. – Я подумал о Кабане и его гнезде. Они живут здесь, вросли. Этого не изменить. Значит, Йен прав. Ужасно.
– Мы можем убить палача, – подумав, предложил Йен. – Из-за мелкой дряни война не начнется. Но князь устрашится и будет ждать покушения каждый день.
– Первые умные слова за день, – криво усмехнулся Ворон.
– Я думаю, Локки… тело в пустых подвалах над винным погребом. Туда никого не пускают, и теперь стало особенно строго, – Лисенок встрепенулся, сморщил нос и сощурился, глядя на Йена. – Сжечь погреба можно, да? Правда, с ними заодно ползамка погорит.
– Никто не насадит его голову на кол и не выставит на площади, – Йен улыбнулся.
Лисенок вывернулся из-под руки Ворона, вскочил и засуетился, осматриваясь.
– До утра подожгу, успею, – бормотал он. – Уходите, пора. Я догоню.
Он вдруг замер, глядя на Йена.
– Обойдется, – пообещал тот, пробуя угадать новый страх рыжего. – Самый влиятельный человек храма в княжестве – светлейший отец Тильман. Он происходит из сильного княжеского рода, знатностью равен владетелю земель. У него под рукой войско храма, он умело толкует божью волю. Когда он был юношей, похоронил младшего брата и ушел в храм. Этот брат ему был… как мне – Локки. У Кабана теперь имя, как у того покойного брата. Я сам подбирал ему одежду для первой встречи с отцом Тильманом, сам выучил его каждому слову, и даже выговор поправил. Нет, Кабана не тронут.
Пока Йен отрицательно качал головой, Лисёнок сгинул… его умение пропадать и появляться казалось волшебным. Йен смущенно пожал плечами, глянул на Ворона.
– Уходим, – окончательно решил тот. Добыл из кошеля медную денежку, долго рассматривал. – Придется мне научиться городской охоте, где эти вот штуки и приманка, и капкан, и добыча. Я совсем их не понимаю и потому отрицаю. Но я буду стараться. Чтобы убить князя по-твоему, надо освоить. И мне, – Ворон остро глянул на детей гнезда, – и вам. Потому что мы вернемся и полностью решим дело. Даю слово.
Ворон не спеша добыл из ножен кинжал, разрезал ладонь и протянул вперед. Йен не знал, что полагается делать в ответ, дернулся было к кинжалу, но Ворон поймал его руку и просто сжал своей, окровавленной.
– Мы вернемся.
– Мы вернемся, – эхом отозвался Йен.
Глава 5. «Черная лилия»
«Бизнес реверс», биржевой ежедневник, выходящий на восьми языках во всех странах, где расположены крупнейшие торговые площадки
«Некоторое время слухи о расколе в семье золотых князей казались намеренными, ведь Ин Тарри умеют провоцировать и использовать итог провокации, как никто иной. Князь Микаэле, чего уж там, скажем прямо, на биржах имеет давнее, еще в детстве полученное им кодовое прозвище «зайчик» за умение путать следы, и по необходимости выглядеть жертвой – невероятно достоверно.
Однако же сводки последних недель исключают сомнения: два представителя семьи сейчас играют против друг друга по целому ряду тем. Это не было бы сенсацией, если бы при таком раскладе игра старшего князя сохранила весь блеск, всю изощренность расчета и непостижимую спонтанность маневра. Но, господа, сейчас каждый аналитик, сколько-то понимающий в торгах, задается вопросом: а жив ли князь Микаэле? Ныне за него играет жадный и примитивный недоучка. Мы выражаемся жестко, но такие слова – лишь цитата иных игроков первого ряда. Полагаем, активы семьи под большой угрозой. Пока относительную стабильность создают лишь действия младшего князя. А он, как мы видим, в основном играет оборонительно. С его стороны грубой агрессии в адрес неродного по крови отца не было отмечено ни разу».
—
Говорят, романтики и художники обязаны любить осень. Апчхи на такие обязанности! Что хорошего в лихорадочно-пестром ознобе увядания? Не знаю. Может, такое заметно Яркуту, живущему посреди полуденного пекла? Может, Юла тихо обожает осень из-за плеча своего мужчины… А способ Паоло найти счастье вообще хорош в любой сезон: надо лишь крепко держать Васю за руку и улыбаться Дымке…
Сейчас для всех, кого упомянула, осень прекрасна и добра. Для моей садовой головы, наверное, тоже. Я сделала прическу и примерила наряд, добытый Яковом. Явилась в класс – и меня встретили хоровым гудением. В былые времена я бы провалилась на месте от смущения, а сейчас… не убежала и даже не покраснела. Так – моргнула разок и чуть-чуть отвлеклась от урока. Пусть гудят. Я сама не прочь погудеть: Яков сделал мне личный подарок. Платье – необыкновенное! Новомодное, просторное и без корсета. Все, как мне нравится, и туфельки в довесок, и такой милый цвет… вот только наводит на мысли. Меня запихнули в вечнозеленый бесформенный мешок? По мнению Якова, я достойна лишь маскировки в хвойных зарослях?
