Рука с револьвером вскинулась, в зале грохнуло раз, и еще раз! С потолка посыпалась штукатурка… Степан налег плечом на стену и дёрнулся, словно пули прошили его тело навылет! А в зале – икали, молились, звали охрану… Перекрывая весь этот панический гвалт, хохотал советник. Петру он казался чудовищем! Черный, ладный, весь – вороненая сталь.
Сквозь шум прорезался высокий голос посла. На родном языке, намеренно разборчиво и медленно, он что-то выговаривал. После каждой фразы демонстративно смеялся. И опять говорил. И снова смеялся.
– Безумие, – шепотом ужаснулся Петр. Сел, плотнее сжал руку Степана. – Давайте держаться вместе. Очень уж страшно, да?
Степан не ответил, но руку сжал. И кивнул. Благодарно? Обреченно? Понять бы…
В зале не утихала буря людской паники. Лишь посол оставался спокоен, лишь его переводчик говорил связно и внятно.
– Господин посол впечатлен возможностью наблюдать национальную забаву. Ему впервые удалось так полно проникнуться духом страны. Господин посол обрел новый опыт, это драгоценно. Он загадал желание, как вы советовали. Он все обдумал и готов мирно решить недоразумение. Он примет веер в дар и сочтет, что ущерб чести заглажен, если обидчик на коленях принесет извинения. Таков его долг.
– Князь много кому должен, но до сего дня всем прощал свои долги! Хотя… он почернел, как серебро под йодом. Реагирует! Значит, готов оплатить долг. – Советник прицелился в княжеский лоб, взвел курок. – На колени. Переводчик скажет формулу официальных извинений. Повтори, не заикаясь. Трижды поклонись, касаясь лбом пола. Приступай.
Переводчик зачирикал быстро, неразборчиво. Посол засмеялся, закивал, с интересом глядя на советника и улыбаясь ему, как родному. Петр едва дышал, моргая и не веря… Князь – на коленях! Сам Кряжев, пусть и младший. Он шепчет извинения, и отчего-то кажется, он перед отцом стоит и просит прощения за все, что случилось с «Омутом». Сознание сквозь тошноту отвращения жадно впитывает мельчайшие детали…
– Я вспомнил, – шепнул Степан в самое ухо. – О, надо же… вспомнил.
Извинения князя и сам он, бьющий поклоны – все утратило значение. Петр обернулся, засуетился, бережно придержал Степана под локоть, помогая встать. Тот огляделся, бледно улыбнулся секретарю.
– Петр, в день нашей первой встречи я назвал вам слова, странные и особенные для меня: куртка, кукиш, па-ники. Так вот, в них были созвучия с именами. Одно я выудил из дохлой памяти, наконец-то. Куки. – У Степана задрожали губы, он смахнул слезы, откинулся на стену, и снова задышал часто, хрипло. Справился с волнением, заговорил: – Куки! Миа Куки, мой драгоценный идиот. Он всегда палил жизнь, как костер. Дикарь. Я помню. Я – помню! Не себя, но хотя бы его, уже огромное облегчение.
– Надо остановить кошмар, – испугался Петр. – Стрелять в голову, снова и снова… это плохо кончится.
– Бесполезно, – Степан поморщился, как от горького. – Он делает от сердца, я – от ума. Он делает сразу, я – просчитав итог. Мне не справиться с ним. Никогда не взять его под контроль. Но дурного не случится. Миа Куки ловок в играх. Я вспоминал и теперь знаю: он бы не стал умирать у меня на глазах. Но-но, он бережет мое сердце. Он устроил все это, чтобы пробить насквозь стену забвения. Было больно, зато сработало.
Пока Степан шептал, то морщась, то улыбаясь, в зале нарастал шум. Посол хохотал торжественно, нарочито. Переводчик говорил с Яркутом, благодарил от имени посла за прекрасный вечер и, кажется, зазывал в гости, а еще делал намеки о каких-то детях, достойных особого внимания. Князь, завершив извинения, никак не мог подняться с колен. Прочие игроки притворялись каменными истуканами, перешептываясь кривыми ртами и не смея повернуть голов…
– Послу передали веер, он в восторге. Как-никак, дочь неба ему прямой предок, пусть и легендарный, – шепнул Степан. – Петр, вам стоит отодвинуться.
Петр отпрянул – едва успел, прежде чем дверь распахнулась. Посол, сияя полубезумной улыбкой, прошествовал мимо. Он нес ларец с веером, держа на раскрытых ладонях, и – плакал… Степан пристроился рядом с послом и заговорил быстро, настойчиво. Осторожным жестом, не касаясь веера, указал на кромку, на полустертую метку возле оськи, скрепляющей резные пластины, на саму оську. Кивнул и улыбнулся. Посол глубоко поклонился и удалился. Следом убежал переводчик…
Степан сразу вернулся, и его секретарь едва успел восстановить удобную ширину наблюдательной щели. Петр спешил: опасался, что наниматель распахнет дверь и заговорит с советником, а тот держит револьвер наготове, и мало ли…
Петр покосился на своего нанимателя, вздохнул и расширил щель. Хотя – на что глядеть? В зале не люди – статуи. Князь сгорбился на полу. Он словно выцвел и вылинял, он – не светлость с титулом и амбициями, а жалкий пацан… и даже не прячет страх. Задирает голову, созерцает советника и улыбается дрожащими губами: чёрный монстр наконец-то наигрался! Убирает револьвер. Князь следит за руками, и не понять по лицу: боится он советника, презирает или уважает аж до обожания? Возможно, все это сразу?
– Наконец-то он ушел, – Яркут присел на край стола. Подмигнул князю. – Да уж, наигрались мы. Пора объясниться. Все, что я планировал изначально, пришлось отменить, когда ты сказал про безродного пса. Ты вообще не соображаешь? Ты учил историю? Ты ведь, бесы тебя грызи, князь!
– А что? – с третьей попытки князю удалось встать, он доковылял до кресла и неловко свалился, стукнув локтями по столешнице.
– Посол принадлежит к семье Тан Ши, это первая семья в клане Ши, или, как они говорят, стволовая, – устало пояснил советник. – Клан Ши наследует крови династии Тан, именуемой третьей, хотя к власти она приходила дважды в истории страны… что для нас не так и важно. Тан – это тоже клан, но им запрещено называться этой фамилией как основной после падения династии. Однако же запрет не меняет истины: посол такой же князь, как и ты. Но, в отличие от тебя, он старший в семье и клане. Мужчины Тан редко доживают до седины и совсем редко умирают естественной смертью, они бойцы и политики, они расчетливо и фанатично берегут семейные ценности и целостность страны, для них это одно и то же… долгая история. Сам разберись, ладно?
– Зачем?
– Впрок. Ты, конечно, встал на колени, одобряю умение извиняться, – советник серьёзно кивнул. – Но хватит ли этого? На родине Тана почитание предков – не привычка или долг, а религия и основа миропорядка. Он – глава рода, осколок свергнутой династии. Сила тайного влияния Ши огромна. Сотни, тысячи убийц по одному движению брови старшего Тана ринутся точить клинки и смешивать яды. Убийцы рода Ши не наемники, они… живое оружие. Искусны и усердны. Не дают легкую смерть.
– Но я дома, я тут хозяин положения, – слабо возразил князь.
– Ты – тут. Ши – везде. Женятся на местных. Иногда воруют детей, так что есть и рыжие убийцы Ши, и голубоглазые, и какие угодно. Их не опознать. Что еще важно? Этого, как ты сказал, пса, отправили к нам под конвоем. Он в ссылке, пожизненно. Так император надеется укоротить ему руки. Зря, кстати уж. Клан Ши и вся семья Тан готовы начать грызню. Если преуспеют, в империи сменится власть. Посол и его дети уже выстроили базис новых ценностей. Будет много крови, посол умрет безвестным, даже если избежит казни. Но его сын станет президентом… или как они назовут первого при новой власти? Я готов жизнь в заклад поставить, точно не проиграю. Ведь я неплохо знаю младшего Тана, – Яркут стёр с лица излишнюю серьёзность и улыбнулся. – Вот такой он. Глава кланов Тан и Ши с личным именем Цао. Бешеный вожак при сильной стае.
