– А тебе откуда б знать… вот все? – переборов страх, спросил князь.
– Инаньские сироты нахрапом лезут в учебный корпус нашей тайной полиции. А кое-кто на самом верху велел не отказывать им, что и сообщил мне посол перед уходом. Инань на грани войны, а мы, похоже, не намерены игнорировать возможности, – советник прислушался. – Все, «Треф» рухнул. Надо устроить, чтобы твое сиятельство сопроводили и охраняли. Советую утром поспешить к морю, чтобы сразу – в плаванье. На полгода, а то и подольше. И никаких инаньцев на корабле! Береженого бог сбережет, если, конечно, смилостивится…
Советник обернулся к дверям. Петр осознал: впервые за время игры с револьвером он видит лицо Яркута, хотя его спина была… красноречива. Настолько, что выражение спокойной сосредоточенности не стало неожиданным. Яркут таков и должен быть. Он действует от сердца, старательно и вдохновенно, но без азарта. И сейчас он надеется, что добился цели. Смотрит на дверь, глаза блестят остро, влажно.
– Петр! Входи, можно. Как там… он?
– Куки.
Степан налег на дверь, ввалился в зал и замер, напряженный и одновременно растерянный. Секретарь осознал: никогда он не видел своего нанимателя таким… Степан ведь знает любые ответы! Он, казалось еще недавно, не способен говорить срывающимся, слабым шепотом.
– Куки. Миа Куки.
– Вспомнил, – советник смахнул слезинку, которая мешала внятно видеть и понимать. Метнулся, обнял Степана. – Премудрый идиот! А если б я не взялся палить в потолок? Ты что, вообще берегов не знаешь? Сколько можно учинять справедливость, находя кому-то друзей и врагов по его совести или бессовестности? Ты вообще умеешь беречь себя, бестолочь? Без меня, без охраны, без себя самого!
– Куки, – жалобно повторил Степан. Он, как кукла, болтался в жёстких объятиях советника, рослый и нескладный. Бормотал снова и снова: – Куки, Куки. Куки…
Советник резко отстранился.
– Себя помнишь?
– Нет.
– Хотя бы имя.
– У меня их прямо теперь три, – жалобно сообщил Степан. – Все чужие, и когда их три, мне легче. Я ведь ни к одному не прирос. Куки, а кто следит за мной? Он лезет во сны, делает их кошмарами. Куки, это нормально – вцепиться тебе в руку? Я не могу отпустить. Ощущаю покой, когда держу тебя за руку. Нет взгляда. Нет пустоты… и золото сгинуло. Благодать.
Петр хмурился, жался у стены, пытаясь понять происходящее. Советник – важный человек, его имя знает сын банкира, его представили шепотом Кряжеву – даже ему, князю! – и самый знатный в стране недоросль сник. Получается, брат советника тоже величина, и настоящее имя Степана – громкое. Это не удивительно, он ведь так много знает и умеет.
– Где все бесы мира носят Юсуфа? – буркнул советник, на миг отвлекшись от брата.
– Я смиренно пребываю в тени, ожидая указаний, – прошелестел голос из коридора.
– Ники?
– Дома. Агата и прочие, кого вы готовы упомянуть, там же. Окрестности проверены. Можем двигаться.
В коридоре стало шумно, и скоро в зал вошел сухой рослый человек во фраке вместо мундира… но по выправке и особенному, острому взгляду, Петр решил: он из военных или полиции, и звание – очень высокое.
– Посол был так любезен, что изложил свой взгляд на происшествие. Советник, я благодарен. Мир не разрушен и все такое… еще бы без выстрелов.
– Я старался, но мне не верили. Пришлось бахнуть, – нагло, даже не изображая раскаяние, выпалил Яркут. – Медвежонок назвал господина Тан Ши безродной псиной. Дословно.
– Это… совсем дословно? Нет, невозможно. Вы преувеличиваете катастрофу.
– Преуменьшаю. Псиной и еще кляксой. Кряжевы такие корявые, поди их обстругай. А надо бы! Вы знаете о привычке медвежонка играть в покер на разорение и даже смерть совершенно посторонних людей? По лицу вижу, вам уже шепнули и это. Так я добавлю громко: если кто-то из пострадавших в покерном беспределе обратится к послу с жалобой, быть беде. Господин Тан Ши охотно поможет осуществить запоздалое, но исчерпывающе полное возмездие… и будет счастлив.
– Как посла угораздило очутиться тут? И веер. Вы же слышали? Только угрозы сожжения реликвии нам и не хватало, чтобы кризис стал всеобъемлющим. Хотя, даст бог, это не тот веер.
– Тот, не сомневайтесь. А бог старался, как мог, но ниспослать медвежонку полный паралич не успел, увы.
Человек во фраке скривился и ткнул в князя пальцем, затем обвел широким жестом прочих игроков. Из коридора стали проникать тихие ловкие люди в серой униформе. Они выводили игроков, крепко держа под локти. Последним удалили князя. Он не отбивался, вроде бы даже радовался охране.
– Советник, эти двое с вами? Верно?
– Да.
– Забирайте, убирайтесь. И… охрана «Трефа». Вы застали их?
– Двое лежат у дверей, живые, – охотно сообщил советник. – Я застал их кастетом в висок и по темечку. Говорить с ними было бесполезно, пятилетние дети умнее.
– Значит, допросить решительно некого, – усмехнулся важный человек. – Однажды я доберусь до вас, господин Гимский. С наслаждением отправлю куда подальше, вот хоть послом… лишь бы пожизненно.
– Как я вас понимаю, – скорбно и неискренне вздохнул советник.
– Шут гороховый, – внятно пробормотал важный человек, развернулся и зашагал к дверям, в коридор и далее – без оглядки, не прощаясь.
Петр осторожно вздохнул и подвинулся ближе к нанимателю. Возле Степана он ощущал себя относительно уверенно. Это стало важно, когда из коридора беззвучной тенью явился южанин. Настоящий пустынный волк из страшных легенд – с глазами ночи и змеиной улыбкой, которая сопровождает и приглашение к столу, и удар в спину.
– Старший хозяин в здравии, это счастье, – прошептал южанин и поклонился Степану. – Я Юсуф, я оберегаю вашего сына. Прошу дать ответ. Какое имя вы используете теперь?
– Пока останусь Степаном, пожалуй.
– Слуга услышал.
Темноликий поклонился и пропал. Петр вздохнул свободнее. Подвинулся еще ближе к нанимателю, отчаянно гадая: кто же он на самом деле?
– Братишка, у тебя талант видеть людей. И особенно – секретарей. Как ты говоришь? По десяти карат каждый, и важно контролировать огранку, – рассмеялся Яркут.
– Я говорил так прежде? Вот знал же!
– Да. Ми… то есть Степан. Двинем домой, а? Пока ты без присмотра, я нервничаю. Ты как дэв из сказки, чем дальше от народа, тем безопаснее.
– О? – коротко удивился Степан.
– Для народа безопаснее! Посторонние часто думают, что ты размазня, поскольку не кричишь и не угрожаешь. Ну, я-то знаю, чего стоит твоя мягкость, дополненная любезностью. Ох, как же я хочу вломить тебе, – посетовал советник. – Ты и прежде вытворял разное. Но Кряжевых не трогал, они часть истории страны… твои слова! Если что, ты связывался с их старшим и прочищал его плесневые мозги. Твои слова! А теперь? Ты вообще в уме? Как ты мог натравить инаньского дракона на нашего ярмарочного медвежонка! И ведь справился, не имея всего прежнего – имени, связей и денег.
