Йен задохнулся и покачнулся… Ворон успел поймать его под локоть, придержал, но был отодвинут! Йен тяжело, со всхлипами дышал. Он копил боль десять лет и теперь впервые изливал вслух.
– Но есть то, что затрагивает вашу честь. Это худшая правда нынешнего дня, рыцарь Бертран. Ничего не закончилось, ничего не решено! Вы пока что – бумажный князь. Король пока не в проигрыше, он показал силу и сковырнул зарвавшегося вассала, чтобы прочие устрашились и попритихли. Вы заняли очень шаткое кресло! У вас нет армии, нет казны, нет поддержки. Но, – Йен нащупал руку Ворона, облокотился, наконец исчерпав мгновенную вспышку гнева, – у вас снова есть сын. Я помогу ему вырасти и стать сильным, а после он сам научится беречь эту землю.
Йен слепо обвел зал взглядом, сильно и резко растер ладонями лоб… и задохнулся, стиснутый в объятиях огромного человека! Тот подошел беззвучно со спины и заревел громовым басом:
– Да ты ничуть не вырос! Немочь, я велел пить подогретое пиво с медом, ты что, забыл? А Ворон куда глядел?
– Кабан, – Йен обернулся и уткнулся в широченное плечо. Задышал часто, мелко… – Ты уцелел. Я подлец, я выжил, а он… я боялся, что и ты тоже. Было очень плохо? Очень-очень? То есть я получал твои письма, но это лишь бумага, а бумага – лжет…
– Что за глупости, – смущенно буркнул Кабан. – Я проводил тебя до лаза в стене, сразу всех своих сгреб в охапку – и в обитель! Месяц мы постились и умерщвляли плоть. Так преуспели, что чуть к святым не причислились. Княжья шваль даже не решилась сжечь пивоварню. Ну, а четыре года спустя батюшка похлопотал, нашел мне невесту, еще малость поднажал, и стал я барон. Ведь нельзя быть никем – и поставлять пиво в столицу, к столу короля. Все благодаря тебе. Знаешь, – Кабан встряхнул Йена, отстранил и нагнулся, чтобы заглянуть ему в лицо, – это ведь твоя заслуга. Что я выжил, что стал крепок и богат. Как ты вызнал нужное имя? Как понял, какие слова я должен сказать перед отцом Тильманом в первую встречу, какой обет взять…
– Просто купил слухи за золото, ничего необычного, – смутился Йен.
– Дурной ты умник! Такого не купить! Он и правда мне вроде отца, и я ему… не чужой. Дошло до того, что я истинно уверовал и полностью укоренился тут. Имя урожденное забыл. Тайгу во сне перестал видеть. Вот только на охоте скучаю, остаюсь в лагере, – Кабан расхохотался. – Великий лес, три плевка в длину, два в ширину! Знатные олухи умудряются заплутать, найти полудохлую бродячую собаку и принять за волка. А я после ищу пьяных, якобы с божьей помощью… хотя и так все по следам внятно видать, без помощи. Ну, пошли, что ли. Домишко мой посетишь? Тут недалече. Ни единого камня, сплошное дерево. Широченные окна. Строил и про тебя думал. – Кабан хлопнул Бертрана по спине. – Эй, князь! Ты с нами, твоих уже привезли. Смешно… пока что кроме меня иных верных подданных у тебя нету. Тут такая гниль поразвелась!
Кабан вещал в полный голос, прижав Йена к боку и толкая Бертрана в спину. Двигал обоих к выходу из ратуши, на опустевшую площадь. Город уже узнал о переменах, но пока продолжал дрожать от страха. В ожидании ночи все разошлись по домам, прятать золото, если таковое имеется, – сообщил Кабан, в один взгляд изучив площадь. Вслушался в перебор копыт, прищурился, рассматривая всадника.
– Плут! Рыжий, ты цел? Дай я тебя потискаю… Ух ты, взрослый лис!
Лисенок увернулся, скользнул мимо бока обожаемого старшего, о котором грустил всякий день… и понуро встал перед Йеном. Судорожно вздохнул.
– Знаю, – тихо молвил Йен. – Давно знаю.. Конечно, ты останешься здесь, с Нильсом. Вот почему я выкупил рыжего коня, который тебе нравится. И назвал Вором. Дарю. И пусть из вас троих рыжих только конь и будет вор. Договорились? Слово? За себя и за Нильса?
Лисенок кивнул. Судорожно вздохнул и оглянулся на Кабана.
– Как его бросать? Йен совсем не умеет радоваться. А как их бросать, – Лисенок указал на Бертрана. – Потравят всю семью. Опять… буду дважды виновен, перед Волком и Йеном. Не могу. Рвусь пополам. Больно.
– Уверуй, – серьезно посоветовал Кабан. – Батюшка абы кого не исповедует. Но я попрошу за тебя. Ему можно сказать все. Он, правда, иной раз крепко руку прикладывает… и ладно бы по ребрам, там не видать синяки. Но зато на душе легчает, – Кабан расплылся в улыбке, плотнее прижал Йена, так что дыхание прервалось. – Эй, ты справишься? Я вижу, тебе хуже всех. Но есть для тебя подарочек. Оставайся до осени. Я тут праздник учудил, пятый год отмечаем всем городом, а теперь и округа подтянулась. Ночь оборотня Локки, вот как называется. Легенду все выучили. Детям рассказывают, рядятся волками. Ну и пиво к такому дню особенное выкатываю, как без пива?
Кабан грустно улыбнулся, нагнулся и громко зашептал в ухо: в этот день Волк обычно отмечал день рождения. Теперь его нет, но день помнят всем княжеством, и будут помнить долго, может, даже веками? Хорошее пиво и удачная легенда – большое подспорье…
Глава 7. Мох у порога
«Деловое время», крупнейший подписной альманах Тенгоя
«Семья продолжает розыск Густава Оттера. Приметы приводим далее, как и потрет. Конечно, прошло много времени, но мы надеемся на чудо. Вознаграждение за любую информацию по данному делу – 1000 крон безусловно к выплате. Любые полезные сведения, дающие надежду в поиске, будут возмещены сверх указанной суммы, причем с полной щедростью».
—
Сейчас, в сумерках, минувший день кажется клубком нелепых случайностей и колючих глупостей. Так бывает. Причин вроде бы нет, зато последствий – вдоволь! Я поругалась с Лёлей, пошумела с Васей, поиграла в молчанку с Яковом, отказалась откровенничать с Дашей обо всех перечисленных огорчениях и вдобавок клятвенно пообещала самому князю Николо, что напьюсь до потери памяти!
Началась череда недоразумений с утренней ссоры. Обыкновенно Леля в поведении похожа на Юсуфа, вернее на его парадную маску, надеваемую для чужаков, а это – немногословная рассудительность и непрошибаемое спокойствие. Лёля скупо улыбается, язвит и хлестко шутит, не меняя тона. На моей памяти она плакала лишь однажды, в день, когда Федю-хомячка пригласили в семью Ин Тарри. Смеялась, вроде бы, дважды. Оба раза – разговаривая с Климом. Леля кажется мне озером без дна: вода прозрачней хрусталя… а под поверхностью тьма. Любая сказка населяет бездонные озера чудищами. Для их вызова требуются заклинание или жертва. То и другое совместило в себе зеленое платье, перешивку которого я завершила в ночь.
Леля обожает платье, хочет заполучить… но еще вечером пообещала порубить «елку», испортив последнюю примерку, во время которой разбила зеркало и замоталась в штору. Не понимаю причин, но уверена: ладная и миловидная Леля совсем не может принять себя. И ум ей только во вред, Леля отчетливо прослеживает метания своей души, полагает слабостью, хочет побороть… хотя бы скрыть. А душа не поддается.
