– Думаешь, зазря жгут мучеников? Они ж все как один – дурные, говорят в полный голос, и ведь сплошную ересь, – Кабан прищурил мелкие глазки, изучая Паоло. – Ага. Вроде годный. Батюшка постарел и стал ценить таких вот, умнючих. Мои-то сыновья для него шумноваты. Все четверо, ага… А этот сгодится.
– Значит, дело улажено.
Йен тяжело вздохнул, снова уделив невольное внимание картинам. Паоло сразу метнулся к горке пледов и растряхнул один, второй. Попытался дотянуться до верха рамы и занавесить самую крупную картину. Барон помог. Хмыкнул, рассматривая прочие деревенские шедевры.
– Да уж… знаю пачкуна. Хмель выращивает – любо-дорого. Вот и занимался бы хмелем! – Борода встопорщилась воинственно, и сразу от дверей зарычал чёрный вепрь. Вскочил, бросился к хозяину.
– Он пиво пьет? – понадеялся Паоло и зажмурился… но усидел в кресле, не сбежал, когда вепрь протиснулся мимо, почти сбив с ног.
– Если напьется, даже я не удержу, – прикинул барон. Потерся носом о розовый пятачок, похрюкал тихонько. – Малыш. Да, хороший мой. Послушный. Пива не пьет. Зато как гоняет пьянь! А как на браконьеров охотится, ну? Вдвоем-то мы извели эту шваль, всю и окончательно!
Барон отвернулся от «малыша» и склонился над бочонком, любовно оглаживая дубовый бок.
– Удалось в этом году, очень даже удалось. – Кабан кулаком выбил крышку бочонка и принюхался. Глянул на Паоло. – Сиди, кружки сам принесу. Малыш смирный, но к новым людям ему надобно попривыкнуть. Дай ему руку понюхать. Почеши тут, ага. Дери сильнее, не робей.
Продолжая наставлять Паоло, барон принес кружки мутного стекла, расставил… Наполнил.
– Йен, ты продался в рабство, насовсем? – Негромко и серьезно спросил Кабан. Сел, двинул ближе кружку, не дожидаясь ответа. – Я так и знал! Батюшка давно сказал: люди сами себя на цепь сажают. Я не понял, а после глянул, как живу. Сироты при пивоварне, поверенные, работяги на полях, трактиры по дорогам и в городах… тысяч десять душ. И все от меня зависят. Цепь? А как же. Толстенная. Но в сравнении с твоей – паутинка.
– Паутина не вредна паукам, – поморщился Йен. – Иногда я гадаю: Локки меня и такого бы не счел дичью? Или я давно не стою его внимания?
– Я б сказал, ты дурной и себя не ценишь. Но знаешь… будь дурным! Устал я от умников, которые себя ценят. Большой войны не ждать? – Кабан выпил кружку в три глотка и наполнил опять, разливая прямо из бочонка. – Ты уж расстарайся.
– Среди знати приключится резня, и не одна. Непростое время впереди, – Йен погладил свою кружку. – Оборотное?
– Конечно. Праздник-то как расцвел! К нам аж от моря едут гулять, из столицы толпы валят. Малыша вот в образец возьмем и новый сорт сделаем. Крепкое варить будем, имя ему – Черный вепрь. Как думаешь, годное? Эй, мне «да» не требуется, мне бы записать подробности.
– Сделаю. И людей подберу, и прочее обдумаю, – пообещал Йен, радуясь такой простой и занятной работе.
– Хорошо, – барон выхлебал вторую кружку, вытер бороду огромным вышитым платком, похожим на полотенце. – Вот уж не думал, что с пива Локки я сделаюсь бессовестно богат, – барон на миг притих и остро глянул на Йена. – Ты вызнал, Локки совсем ушел? Ведь нет? Он неугомонный… был.
– Уверен, он вернется, – пообещал Йен. – Одна старая женщина… наша встреча – неслучайная случайность, я был простужен, искал постой. Заметил восхитительный сад, розы по ограде. Хозяйка поведала легенду. После мне приснился сон, будто я – опять ребенок, и опять встречаю Локки. Он приводит меня в семью. Каменный дом в три яруса, но мне не душно и не страшно. Там высокие окна и много света. У меня замечательный отец и много братьев, и никому не важно, приемный я или родной. И все мы свободны в выборе. Правда, что-то темное ворочается на горизонте, но – далеко. Хороший сон. Лучший! Жаль, утром я уехал, меня выгнало в дорогу спешное дело. После вернулся. Помню место, ты ведь знаешь, я не умею путаться в дорожных указаниях. Но я не нашел ни женщины, ни ее сада.
– Ну и славно, – кивнул Кабан. – Верится надежнее. Вот если б нашел сад, если б у той женщины было имя, если б к ней в любой день в гости… тогда ни стрезву, ни спьяну я б не стал надеяться на лучшее.
– Слушай. Это история о ночном проводнике, – Йен отхлебнул пиво и начал рассказ…
Глава 8. Сила и слабость золота
«Трежаль в лицах», светский альманах
«С гордостью сообщаем, юный князь Николо Ин Тарри, который хранил молчание с тех пор, как выяснилась непростая правда о его происхождении, согласился побеседовать с нашим журналистом. Беседа уже состоялась, и это был подробный, откровенный разговор, который, смеем уверить, украсит наш ближайший выпуск. Пока же спешим сообщить первые занятные факты.
«Золото – самый молодой бог этого мира, ему чужда снисходительность стариков, он азартен и по-детски категоричен», – сказал князь Николо, презентуя нашему журналисту свое эссе, изданное ограниченным тиражом и предназначенное, как сам он выразился, для развлечения умов, искушенных в финансовом учете. Эссе являет миру субъективный и ироничный взгляд юного князя на социальную и финансовую систему в развитии. Оценка ряда исторических событий – эссе исследует поздние средние века – дается через скорость обращения капитала, характерную для определенной страны в особенный, переломный для нее момент. Особо рассматривается становление банковского дела и роль первого из Найзеров – Паоло Алекса. «Предложенная в эссе формула расчета скорости обращения капитала весьма изящна и не лишена блеска, при всей ее неоднозначности, – сказал профессор Юровский, коему эссе было подарено лично автором».
—
Секретарь виновато вздохнул, однократно стукнул в дверь костяшками пальцев и, крадучись, миновал порог. Шепнул: «Доброе утро. Без пяти четыре». Зашуршал конвертами, выравнивая стопки на подносе.
– Луи, вы до сих пор сообщаете точное время. Но хотя бы не добавляете титулование, – Микаэле улыбнулся, потянулся… и резко сел. – Что за игру вы ведете и кто ее затеял? Вы давно не мой секретарь, да и сам я… О, лучше на этом остановиться.
Спальня выглядела смутно знакомой. Очень давно, в детстве, ею доводилось пользоваться. После был сделан ремонт, и узнать комнату удалось лишь по особенной форме стрельчатых окон и главной люстре.
Микаэле поискал взглядом халат. Отобрал у расторопного секретаря: Луи угадал намерение, мигом подал искомое. Одевшись, князь прошел к окну и убедился – да, он в особняке «Астра глори». Цветники даже осенью в превосходном состоянии, парк тоже. Очень интересно было бы узнать, кто придумал развесить вдоль дорожек вереницы инаньских фонариков, таких тонких, что свет пронизывает их насквозь. Дивная по красоте идея оформления ночного парка, особенно осенью. Цветная листва и тончайшие черные ветви сплели узорные гнезда, словно насиживают фарфоровые фонарики с золотыми цыплятами огоньков. Получается… волшебно. Прежде новомодный электрический свет делал парк банальным и плоским.
