Морфинх замолчал так внезапно, что бизнесмен еще несколько минут внимательно вслушивался в мурчание – но не пассажира, а не заглушенного мотора.
– Какое предложение? – рефлексы взяли свое, и предприниматель, услышав знакомое слово, не преминул прояснить ситуацию.
– Ничего особенного, чистая логистика, – зонтик указал куда-то вперед. – Надо довести одну девушку, тут недалеко.
– Куда довезти? – не расслышал Остапенко. – В принципе, не вопрос. Пусть садится, довезем.
– Не довезти, а довести. Вот она, впереди, в свете фар.
Бизнесмен усилием воли перестал отслеживать круговые движения зонтика, внутри которого его испуганный разум уже поместил пару пулеметов Томпсона, ПЗРК и шприц с “Новичком”. В нескольких шагах от капота топталась, пританцовывая и изредка подпрыгивая на одной ноге, прилично одетая девица. Она то приближалась к краю освещенной фарами области, то отскакивала в самый ее центр, с трудом удерживая равновесие. А еще она издавала звуки, под которыми подразумевался хохот, но которые больше напоминали лай рассерженной лисицы.
– А что с ней? – Остапенко поднял стекло, чтобы не вслушиваться в этот искаженный смех. – Фигли ей так весело? Она под грибами? Может, просто вызвать скорую?
– Не знаю, – честно ответил фон Морфинх. – Полчаса назад у нее слезы шли тремя ручьями. Вы же сами знаете, насколько загадочны могут быть женщины. Сейчас главное ехать медленно вперед, не выключая фары.
– И…?
– И не задавая лишних вопросов.
Тише едешь, дальше будешь. Дальше от попыток рационально объяснить происходящее. Чувствовать каждую секунду, остро переживая за каждые десять градусов поворота колес – о таком тайм-менеджменте можно было только мечтать. В иной ситуации, разумеется. Хотя чем дальше ползла машина бизнесмена, тем яснее он осознавал – вот как раз и она, иная ситуация. Иные смыслы, иные законы.
Пустое шоссе, темнота, дым с горящих торфяников, странный субъект на соседнем сидении. И девушка, упруго отскакивающая от границы светового конуса. Ее клокочущий истеричный смех рвал стальные бизнес-нервы в клочья, не оставляя нервным клеткам и шанса на счастливую реинкарнацию.
Остапенко, пытаясь заглушить мерзкие звуки, включил радио. «Wohl auf, Kameraden! Aufs Pferd, aufs Pferd! Ins Feld, in die Freiheit gezogen» – грянул бравурный марш из динамиков. Из огня да в полымя. Где тут шансон? «Mädel, gib acht! Schließ dein Fenster heute Nacht!» – откликнулись на другой волне опереттой Кальмана. Третья, контрольная попытка. Гитарные рифы – и несколько хриплых венгров нестройным хором запели что-то про пастушьи костры. Понял, не дурак. Будем слушать венгров. А то такими темпами недолго настроиться на трансляцию выступления Дольфуса.
– Вы фанат «Карпатьи»? Хороший вкус, – с издевкой заметил Морфинх. – Так-так-так. Ну все, приехали. Здравствуйте, девочки. Можете тормозить.
– Куда мы приехали? – не понял бизнесмен, озираясь.
– Я в том смысле, что эксперимент вступает в решающую фазу.
– Это что? Электрошокер?!
– Успокойтесь. Это не для вас, а для безопасности экспериментатора. Ваша безопасность, увы, методикой эксперимента не предусмотрена. Выключайте фары. И не надо шуметь, а то спугнете нашу бешеную лисицу.
Внезапно Остапенко обнаружил, что может легко конвертировать ощущение нереальности происходящего в опционы спокойствия и умеренного бесстрашия. По самому выгодному курсу. Шокер был выбит из рук пассажира резким и точным ударом. Девушка впереди, словно почуяв опасность, застыла в напряженной до судорог позе, оставаясь спиной к машине.
– Не советую, – ледяным тоном предупредил пассажир.
– Да плевал я на твои советы, – бизнесмен уверенно зафиксировал прибыль от опционов бесстрашия, вложившись в облигации решительных действий.
Жаль, что пространство иномарки не позволило как следует размахнуться. Но и этого бокового удара кулаком под кадык хватило, чтобы Морфинх захрипел и стал медленно сползать по сидению. Бизнесмен уже прикинул направление второго удара, когда у его виска просвистела тяжелая рукоятка зонтика. Облигации пошли вверх, он угадал тренд. Можно и дальше играть на повышение.
Остапенко самонадеянно хмыкнул и замахнулся, чтобы навсегда лишить Кремль этой австрийской снайперской противотанковой винтовки ближнего боя. Сейчас он обрушит рынок, сконсолидировав и с малой задержкой сбросив несколько пакетов.
И только когда слева разбилось стекло, когда самого бизнесмена кто-то поволок наружу, когда до зрительных нервов дошла новость о резкой смене освещенности… Только тогда Остапенко понял, что его пассажир целился зонтиком вовсе не в висок. Линия тренда ударилась об уровень сопротивления и отскочила.
Фон Морфинх не промахнулся. Цель была поражена. Цель – рычажок выключения фар.
Как это часто бывает на бирже, Остапенко вдруг оказался полным банкротом. В сконсолидированных пакетах вместо акций обнаружились части расчлененного тела.
Два часа назад
– На мне лежит родовое проклятье! Уверяю вас. Я это чувствую. Я это знаю. И не пытайтесь меня разубедить, фон Морфинх!
– Для вас, фрауляйн, просто Бэзил.
У камина примостилась хрупкая барышня, заламывая руки и мелкими частыми укусами укладывая бледные губы черепицей из засохшей кожи. На фоне чугунной решетки, мраморного гербового панно и вороньих лап канделябров урожденная княжна Волкова беспощадно терялась и блекла. Да, княжна. Подумаешь, что в фамильных древах русского нобилитета нет никаких Волковых. Власть же взяла курс на возрождение духовности и исторического наследия. Почему бы не стать маленькой духовной скрепочкой, пусть и чисто декоративной, пусть еще и за свои собственные деньги?
– Раз вы все знаете, то зачем меня пригласили? – в фамильном кресле вальяжно развалился демонолог. Да, в фамильном. Подумаешь, что изначально мебель принадлежала совершенно другой фамилии.
– Снимите же его с меня! – всплеснула руками барышня.
– А больше с вас ничего не надо снять? – этот господин, только что расправившийся с авансом в виде парочки запеченных тушек черной трески, мог позволить себе подобный тон. Он был единственным в Европе демонологом-консультантом. Монополия развращает.
– Что, например? – растерялась дворянка.
– Например, все, – зрачки чернильными пятнами полезли за пределы радужки, но вовремя опомнились. – Потому что иных способов решить вашу проблему я не вижу.
– Да что вы себе позволяете?!
– Что? Например, все, – снова маневр зрачками. – Вы же мне позволяете позволять. Лучше повторите ваши основные жалобы.
– Приступы страха, чувство одиночество, тоска на закате…
– Позвольте! Проклятьем тут и не пахнет. Это тот досадный вид женского недомогания, когда никто не домогается. Достаточно понаблюдать за вами краем глаза: судорожное напряжение икроножных мышц, вертикальные движения бровями. Озабоченная голова рукам покоя не дает.
