Дамер: О да, очень. Я даже не знал, что об этом думать. В конце концов, у каждого человека есть свои личные мысли. Так что это было своего рода шоком.
Стоун Филипс: Ты чувствуешь признательность за то, что твой отец написал эту книгу? Или же тебе не нравится это? Не могу понять, что именно ты думаешь по этому поводу.
Дамер: Я чувствую огромную гордость за своего отца, за то, что он написал книгу. Он не был обязан это делать, однако он решил поддержать меня, помочь мне. И за это я всегда буду благодарен ему.
Стоун Филипс: Ты когда-нибудь пытался поговорить со своими родителями о своем гомосексуализме?
Дамер: Нет. Раньше я и не знал о себе такое. Я лишь понимал, что было нечто, что нужно было держать в тайне от всех, не озвучивать это, даже об этом не думать. Так что я просто держал все в себе и никогда не рассказывал о своих сексуальных предпочтениях.
Стоун Филипс: А ты вообще был способен говорить об этом более открыто? Со своим отцом, например? Может быть, это помогло бы тебе избавиться от секретности в твоей жизни, предотвратило бы то, что произошло?
Дамер: Я не знаю, что вообще смогло бы предотвратить это. Разговоры о моих мыслях уж точно не смогли бы. А учитывая их характер, я бы и не стал ими ни с кем делиться.
Стоун Филипс: Твой отец говорил, что он и не осознавал, как тяжело тебе приходилось. Он думал, что ты просто застенчивый, такой же, каким он был в свое время. Как ты думаешь, признаки твоей ненормальности можно было увидеть?
Дамер: Нет, я так не думаю. Потому что у меня были мысли, фантазии, но никаких внешних проявлений за этим не стояло.
Стоун Филипс: Ты неплохо научился держать все в себе?
Дамер: Да, я держал все в себе и никогда не рассказывал о своих эмоциях и мыслях кому-либо.
Лайонел: Как бы я мог узнать об этом?
Дамер: Ты никогда не замечал проявлений, насколько я знаю.
Лайонел: Я ни от кого даже не слышал о них. И это то, что действительно причиняет мне боль сейчас. Если бы я знал… И что бы я сделал для предотвращения всего этого. Думаю, что я бы сделал многое.
Дамер: Я думаю, что для преступников очень низко пытаться обвинять в своих прегрешениях других людей, к примеру, родственников, или же условия, в которых они росли и жили. Мне кажется, что это просто способ уйти от ответственности. Мои родители и родные понятия не имели о том, чем я занимался, они не несут абсолютно никакой ответственности за все это. Во всем виновен лишь я один.
Стоун Филипс: Но ты же знал, что в конце концов твой отец начнет спрашивать себя о том, что он мог сделать, каким образом он мог не допустить этого, предотвратить те ужасные действия, которые совершил его сын.
Дамер: Я это понимаю. Просто меня злят люди, которые думают, что у них есть какое-либо право винить в произошедшем моих родителей. Никто не имеет права на это, потому что данные утверждения ошибочны. Мои родители не имели понятия о том, чем я занимался, о чем думал. Все эти напрасные обвинения очень раздражают меня.
Лайонел: Но это же вполне естественно. Каждый заботливый родитель, попав в такое положение, обязательно почувствует вину. «Что я мог сделать? Как можно было это предотвратить?» – обычная реакция родителя.
Стоун Филипс: Твой отец проявлял интерес ко многим факторам, которые могли бы положить начало твоему безумию. Начиная от медикаментов, которыми пользовалась твоя мама во время беременности, от ссор в семье и заканчивая наследственной предрасположенностью к насилию и девиантному поведению. А ты как думаешь?
Дамер: Я могу понять, почему его так это интересует, но все это лишь отговорки. Я не чувствовал, что должен отчитываться перед кем-либо в своих действиях, что когда-нибудь мне придется ответить за свои поступки. Не думаю, что будет правильным создавать себе эти отговорки, винить других людей. Мне надо за все ответить самому. И я знаю, что виновен в произошедшем лишь я один.
Лайонел: Могу я спросить, а когда ты почувствовал, что каждый несет ответственность за свои поступки?
Дамер: Спасибо тебе за то, что прислал мне тот материал для чтения. Раньше я всегда думал, что теория Дарвина правдоподобна, я верил в нее. Я считал, что после смерти ничего нет. Эта теория делает жизнь менее ценной. А после того, как я начал читать научные книги, то понял, что наука не может объяснить возникновение жизни, что теория эволюции при этом теряет всякий смысл. И тогда я пришел к христианству, решил для себя, что Иисус Христос – истинный создатель рая и ада. Я принял его как своего хозяина и спасителя. Теперь я считаю, что ответственен перед ним за все свои поступки, как и другие люди – за свои.
Стоун Филипс: А в течение жизни ты не чувствовал, что ты ответственен за свои поступки перед своей матерью и отцом? Как перед некими авторитетами?
Дамер: Да, чувствовал. Они не пускали меня на самотек, они воспитали меня, дали мне образование. Я чувствовал себя ответственным за свои поступки перед ними, но потом я ведь покинул свой дом. И именно тогда я и захотел создать для себя свой собственный мир, в котором я был бы единственным, кто все контролирует и не признает других авторитетов. Как видите, я зашел с этим слишком далеко.
Стоун Филипс: Лайонел?
Лайонел: В это время я тоже начал отходить от веры в теорию эволюции. И именно поэтому я всегда понимал, что мы все ответственны за свои действия. Он – наш хозяин. Это понимание очень важно для всех нас.
Стоун Филипс: Вы чувствуете, что вера в Бога удержала вас от некоторых нехороших поступков в вашей жизни?
Лайонел: Да, я так думаю.
Стоун Филипс: А ты, Джефф?
Дамер: Да, думаю, что мое тогдашнее мнение оказало существенное влияние на мое поведение. Ведь если человек не верит в то, что после смерти ему придется отвечать перед Богом за то, что он совершил, тогда какой смысл вообще держать себя в рамках и не делать все то, что хочется? По крайней мере, я так считал. Сейчас же я думаю, что Иисус Христос – настоящий Бог, точнее, Отец, Сын и Святой Дух. Настоящий и единственный.
Стоун Филипс: Одна из будоражащих историй, которую мне рассказал твой отец, связана с коробкой, которую он однажды нашел у тебя в комнате. Можешь теперь и ты ее мне рассказать?
Дамер: В чулане моей спальни хранилась коробка, в которой были мумифицированные голова и гениталии молодого человека, которого я встретил в одном из баров Милуоки. Это была металлическая коробка с замком. И когда мой отец пришел навестить меня, он заметил ее и спросил, что в ней. Никто не знал, что там хранится. Я сказал, что не открою ее, и мы с отцом начали ругаться. Он отнес закрытую коробку в подвал и уже был готов взломать ее.
Стоун Филипс: Какие мысли крутились в твоей голове, когда твой отец понес коробку в подвал, чтобы открыть ее там?
