– Я поставлю, – в один голос ответили Святослав и Ярослав, – но ты это брось, рано тебе еще умирать. Жизнь вон какая интересная.
Парень закашлялся. В это время Даниил пришел в себя.
– Как он? – спросил боярыч.
Парни переглянулись, не зная, что ответить, знахарями они не были.
– Давайте скорее, прижгите мне рану. А то, кажется, мне все хуже, – вымученно улыбнувшись, взмолился Непряда.
Святослав быстро разжег костер из подвернувшегося под руку хвороста. Накалил широкий наконечник копья.
– Дайте выпить, – попросил гридень, – и меч мой вложите в руку.
Святослав исполнил, что просил Непряда.
– Ну что, давай, – Ярослав посмотрел на Святослава, – я буду держать, а ты прижги.
Святослав еще раз посмотрел на бледного как ночь парня и молча кивнул.
Непряда последний раз улыбнулся и сжал зубы, вытянув обрубок руки. Ярослав скинул тряпку, и брызги крови ударили ему в лицо. Он отшатнулся, провел рукой по лицу, размазав кровь. А Святослав направил раскаленное лезвие к растерзанной руке Непряды. Мясо зашипело, обдав вонью, кровь запузырилась, а парня начало трясти. Гридень оказался молодцом, Святослав не знал, смог бы он терпеть такую боль, не проронив ни звука. Отодвинув железку, Романов склонился над Непрядой… Тот улыбался в небо, его губы были совсем синими. Ярослав взял его за руку, сжимавшую меч.
– Ну как ты, друг? – с надеждой спросил князь.
– Перу-ун, я иду, матерь Божья, – прошептал Непряда с улыбкой на лице и затих. Его рука так и сжимала рукоять меча.
Сердце больше не билось в его груди, а ведь ему было всего семнадцать зим, чуть старше Ярослава.
Князь откинулся от тела гридня и тихо заплакал, прикрыв лицо руками.
– Это я виноват, нужно было уходить. Тогда он остался бы жив, – произнес в небо Ярослав.
Святослав сел рядом, его мутило. Весь в крови, рядом с телом еще недавно такого счастливого и веселого парня. Это не охота, это бойня.
– Не кори себя, княже. Это Годым нас сюда завел, это он виноват, что Непряда погиб.
– Годым всего лишь оружие в руках других людей, а я повелся, как баран, на его удочку. Когда мы нашли две кучи, я должен был отступить. Я князь и отвечаю за каждого, кто идет за мной. В следующий раз я буду умнее. Такая победа не стоит своей цены.
Святослав на это ничего не ответил, только качнул головой. А что тут сказать? В чем-то он прав, тогда действительно можно было отступить, пока не забрались в медвежье логово. Годым сыграл на тщеславии княжича, странно только, на что он сам рассчитывал, идя вместе с ними. Теперь это останется его тайной.
– Святослав, ты дважды спас мне жизнь. Сначала от медведя, а потом от руки десятника. Я хочу, чтобы ты стал моим побратимом. Давай соединим нашу кровь и произнесем клятву всегда и во всем помогать друг другу и защищать как родного брата.
– Это честь для меня, Ярослав. Я с радостью соединю свою кровь и принесу такую клятву.
– И ты, Даниил, – обратился князь к боярычу, – ты тоже сегодня спас меня, сегодня я хочу, чтобы мы все стали братьями.
Клятву приносили уже в темноте, разожгли костры и наполнив чашу кровью друг друга, пустили ее по кругу, после чего поклялись в верности, не забыв упомянуть, что Ярослав старший брат и они – как младшие – во всем должны его слушаться.
Первым к их лагерю пришел отряд Путяты ближе к полудню следующего дня, потом дяди Скулди. Ярослав со Святославом уже освежевали медведей, накормив Даниила сырой печенью. Парень потерял немало крови. Туши зверей впечатлили даже дана Сигурда. Этот северный змей никогда не видал таких зверюг. А Ярослав при всех произнес, что он как князь по западному обычаю дарует Святославу рыцарское достоинство и герб, с медведем в серебряном щите.
Так закончилась эта дикая охота.
Глава одиннадцатая. Воином не становятся, воином рождаются и умирают
Назад в деревню охотники вернулись только через три дня. Путь домой занял больше времени, так как с собой пришлось везти раненых и тела убитых. Прибыв домой, в детинце устроили настоящую тризну по погибшему. Нет, сначала отпели, конечно, по христианскому обряду. Предали земле тела павших. А уж потом, ночью, на холме по пояс голые собрались все свободные мужчины и дружинники. В центре разожгли большой костер, и Ярослав как князь-отец погибшего Непряды вышел на поединок против пленного половца. У степняка не было ни одного шанса. Ярослав поиграл с половцем, после чего с легкостью зарубил его, эффектно отрубив ему голову, забрызгивая костер струей крови. После победы Ярослав провозгласил, взывая к небу и воздев над головой меч: тебе, Перун, пусть служит он в загробной жизни моему товарищу Непряде! Воины гудели, звеня мечами. Древний обычай впечатлял своей первобытной мощью. Эти люди, что называли себя христианами, через двести с лишним лет после крещения Руси продолжали верить как в единого бога, так и в своего покровителя, бога воинов – Перуна и воинский рай, Ирий. Неуютно им было, таким вольным, храбрым и необузданным в христианском рае, скучно. Не пришли еще эти люди к смирению. Правду говорили историки, что Русь по-настоящему стала христианской только после опустошения ее монгольским нашествием. Только после того как старый мир полностью был втоптан копытами степных коней в замерзшую землю, окончательно были разрушены узы, соединявшие варяжское братство. Плохо это или хорошо, но Святославу они нравились именно такими.
А потом последовали еще поединки, один за другим. Путята побил пленного половца, потом Скулди и Сигурд. А когда враги кончились, воины устроили танец смерти. Дружинники кружились вокруг костра, мечи в их руках сверкали в темноте полосками стали, и было странно, как никто никого не убил. Святослав в этом не участвовал, он совсем не был уверен, что останется в живых после такого танца. Впрочем, в нем многие не участвовали, это было только для избранных. И только, когда все было кончено, Святослав понял, что это не его танец и не его бог. Перун бог предков, уходящей эпохи, которой рано или поздно придется кануть в Лету. Но почему-то от этого стало грустно.
Ярослав отбыл в Переяславль через пару дней, простившись со Святославом как с братом. Детинец разом опустел, с ним ушли еще две сотни воинов. А потом жизнь вновь пошла своим чередом.
Еще в первый день Святослава встретила заплаканная Аленка. Она кинулась ему на шею и расцеловала в щеки. Святославу даже стало как-то не по себе. Чувствовалось ведь, что она к нему не просто как к другу, а как к мужчине. Влюбилась мелкая, а он что? А он ничего, ну как он может влюбиться в десятилетнюю малышку? Да никак. Просто родная душа, друг, может даже как дочка, но не девушка точно. К тому же после всего того, что произошло, что-то перещёлкнуло в душе Романова. Тяжело ему с ней стало. Нет, он старался быть с ней добр и ласков, приглядывал за ней, чтобы ее никто не обижал в деревне, но сам там появлялся редко. И к кузнецу почти не заглядывал. Слово он свое сдержал, выпросил денег у дяди и выкупил всю семью кузнеца, после чего даровал им вольную. И Ждан, и Никифор поклялись ему за это в вечной службе, там, где он их попросит. И это была их собственная инициатива.
