Святослав молчал, обдумывая сказанное. Он просто хотел стать хорошим воином, уметь постоять за себя и никак не планировал стать местным сумасшедшим или, еще хуже, одержимым бесом, которого будут бояться и свои, и чужие.
– Сколько я здесь пролежал? – грустно спросил Святослав.
– Седмица прошла с того дня, – ответил Скулди.
Святослав встрепенулся и попытался вскочить с постели.
– Свадьба уже прошла? Лют еще здесь?
Путята удержал его в постели и снова погладил по голове.
– Уехал Лют, и Всеволод тоже уехал. Не переживай, так даже лучше будет. Ярослав многого не понимает, если бы ты убил Люта, была бы война. А она сейчас никому не нужна. В степи готовится большой поход, ханы собираются идти на Русь.
Святослав тяжело вздохнул и снова облокотился на перину.
– Ярослав меня не простит, я не сдержал слово.
Путята рассмеялся и встал с постели.
– Ярослав к тебе уже заходил, кстати, попросил прощения у Скулди за тот прием. Это все Агафья науськала его, мол, боярин твой тебя совсем не уважает, за ребенка глупого считает, вот даже на пир не пришел и подарок тебе не принес. Что же ты за князь, раз с тобой так можно обращаться? Вот он и вспылил маленько. А тебе он благодарен, умыл ты всех этих Стародубских. Надолго этот пир запомнят. Так что набирайся сил, они тебе еще пригодятся, – произнеся эти слова, Путята переглянулся со Скулди, и они оба вышли за дверь, а Святослав остался лежать в постели. Силы к нему приходили медленно, и у него было время обдумать все, что произошло. Нет, во всем этом были и положительные стороны. Он жив, он настоящий воин, и есть те, кому он не безразличен. Вон как Скулди с Путятой за него переживали. Так что, где наша не пропадала? Прорвемся!
Ярослав заглянул к нему в этот же день. Поклялся, что всегда будет рад ему в своем доме и даст все, что тот только пожелает. А потом попросил прощения за свою заносчивость и несносный характер и пожалел, что не сможет проводить его домой, так как вынужден отъехать во Владимир, каяться отцу в своих прегрешениях. Ну еще нужно жену молодую показать. Распрощались они очень тепло, как настоящие друзья.
Глава двенадцатая. Азартные игры
Святослав провалялся в постели еще пару дней, после чего вышел на свет божий. Все это время он пролежал в детинце, притом в самой почетной его части, вблизи покоев самого князя. Свадебные гуляния уже прошли, и уставший от празднеств люд отлеживался на лавках, попивая квас. На улицах было почти безлюдно, так как в первые три дня Ярослав выставил угощение и выпивку для всего честного переяславского люда. Давно народ так не веселился, редкий князь так расщедривался и проставлялся простому народу. Но Святослав на этот праздник жизни не попал и потому был полон сил и энергии. За то время, что он провел в постели, его силы полностью восстановились и он чувствовал себя как нельзя лучше.
Перед отъездом Ярослав пришел к своему побратиму вместе с женой и преподнёс ему на бархатной подушке золотые шпоры. Князь размеренным шагом прошел по горнице, распахнул ставни и, остановившись напротив побратима, приказал ему встать на колено и повторять за ним:
– Я, Святослав сын Игоря из рода Исака, клянусь верно служить богу нашему Иисусу Христу и наместнику его на земле, князю переяславскому Ярославу сыну Всеволода, сражаться храбро с врагами его, защищать слабых и обездоленных, блюсти правду Ярославичей и закон Божий, да поможет мне в этом Господь.
– А теперь встаньте, сэр рыцарь-звероборец! – воскликнул Ярослав и с силой дал ему пощечину. – А это, чтобы лучше помнил и никогда не забывал клятву, данную тобой.
Святослав встал с колен, поглаживая щеку, и принял врученную ему Ярославом подушку с золотыми шпорами. Помимо формальных атрибутов рыцаря Святославу также был выдан пергамент из бычьей кожи, на котором черным по белому была отражена вся родословная Романова. Под грамотой стояли подписи Ярослава, Всеволода Большое Гнездо и князя Романа Галицкого. На самом деле именно подпись князя Галицкого давала отныне Святославу право именоваться рыцарем, поскольку данный титул имел место быть исключительно в католической системе феодализма. Ни один дружинник, и даже боярин владимирского князя, такого титула не имел, поскольку их сюзерен не был католическим монархом, а вот галичский князь сидел сейчас на двух стульях. С одной стороны, он и его народ был вполне православным и отлично уживался с Византией, а с другой – он признавал главенство папы римского и даже уплачивал ему иногда десятину. Папа в свою очередь признавал князя Галицкого королем Руси и давал ему право производить своих воинов в рыцари. В таком положении были еще кое-какие бонусы, вроде наследования от отца к сыну и защита от нехристей всей мощью католической церкви. Вот Ярослав и выпросил для Святослава у своего родственника поставить свою закорючку и печать на этом документе. Кстати, для Святослава это были не просто две закорючки. Святослав вроде как бы и присягнул только Ярославу, но отныне он не мог идти войной против отца Ярослава Всеволода и князя Галицкого Романа и обязан был им оказывать всяческую помощь и поддержку. Получается, его немного развели, хотя, с другой стороны, всякий раз при усобице можно от нее уклониться, сославшись на то, что не против того, не против другого я, мол, воевать не могу. В этой грамоте был также изображен его герб, в треугольном щите на серебряном фоне изящно выведен золотой медведь, вцепившийся зубами в поверженного воина. По мнению Святослава, очень странный выбор для герба, так как именно они побили медведя, а не он их. Представьте, если бы медведь сделал себе на лапе наколку того вкусного парня, которого он съел два дня назад. А вот они, считай, сделали, ведь герб – это знамя благородного человека на всю оставшуюся жизнь. Можно сказать, набили наколку убитого медведя прямо Романову на лоб.
Впрочем, и Путята и Скулди были рады, что дружинник одного и родственник другого стал рыцарем. Также при посвящении присутствовал самый настоящий рыцарь из чехов, Сигизмунд Гант. Странное имя и фамилия для чеха, но еще более странным было его появление на границе русских земель. Как позже выяснилось, служил этот рыцарь князю Роману Галицкому, а поскольку при посвящении обязательно должен был присутствовать хотя бы один рыцарь, то вместе с грамоткой Ярослав выторговал у Романа рыцаря Ганта. Сам Роман, конечно, на свадьбу не поехал, опасаясь за свою жизнь. Все же Ярослав был не совсем из дружеского рода. Рыцарь Гант Святославу сразу не понравился. На новообращенного рыцаря он смотрел как на дворовую шавку. Рыцарь своей спесью затмил всех именитых родичей переяславского князя. Для него все русичи были такими же животными, как и его местные смерды. И не важно, что животное носило на поясе меч, ведь от этого оно не перестает быть животным. Как оказалось, причиной такого отношения пана рыцаря к местной знати были религиозные соображения. Для него все мы всего лишь грязные схизматики. Святослав не стал говорить благородному рыцарю, что по роду своему он иудей. Правда, не сказал он об этом не потому, что боялся рыцаря, а потому, что считал себя пусть и плохим, но все же христианином. А самым хреновым было то, что Ярослав переманил Ганта к себе и взял его на службу. Ну сразу же видно, что предатель. Да такой прямо во время боя сюзерена поменяет, притом кардинально, воткнет прежнему под лопатку кинжал и принесет голову проигравшего князя победителю. Но Ярослав был счастлив и слушать ничего не хотел.
