– Тогда твёрдо стой на своём, – попросил Илья.
Вернулся пехотный взводный с санитарами, Трутову разрезали рукав гимнастёрки, подсвечивая фонариком, перевязали рану на руке. Рана сквозная, и кровь уже остановилась, заметил Илья. Санитары понесли Трутова. Несколько метров Илья рядом шёл, на поворотах траншеи помогал носилки поддержать, потом руку разведчику пожал:
– Выздоровеешь, возвращайся, будем ждать.
– Обязательно.
Больше с Трутовым Илья не виделся. Или комиссовали из-за ран, или попал в другую часть. Кто спрашивает у бойца его желание? У немцев с этим порядок был. После ранения или отпуска солдат всегда в своё подразделение возвращался. И командиры его способности знают, и он сослуживцев. Такое товарищество сближает. В боевых условиях что может быть надёжнее проверенного камрада? В Красной Армии бойца после госпиталя или маршевой роты, запасного полка могли определить на другой фронт, другое подразделение и другой род войск. Вместо пехоты мог попасть в миномётчики, больших навыков подносить мины не требуется. По приказу Сталина только танкистов, артиллеристов противотанковой артиллерии и лётчиков направляли в свой род войск.
О потере группы, о том, что выбрался только один боец, Илья сообщил ротному, тот начальнику штаба. Ротный приказал Илье написать родным похоронки, в штабе бойцов вычеркнули из списка части. О гибели группы узнал «контрик». Не поленился, сходил в медсанбат, поговорил с Трутовым. Мало того, вызвал к себе для допроса Илью. Усадив напротив себя, расспрашивал о каждом бойце. Илья отвечал так, как положено, а не то, что знал на самом деле. «Контрик» и так подойдёт, и с другого бока, а фактов нет.
Илья боялся одного – о Перегуде немцы в листовках сообщат. Или Перегуду отправят в разведшколу, потом забросят к нам и он попадёт в СМЕРШ. То, что его осудят и расстреляют, так заслужил. Но тогда вскроется обман, и Илью, как и Трутова, зачислят в пособники. И никто не посмотрит на боевые заслуги. Враг народа! И по военному времени – к стенке, в лучшем случае штрафбат.
Были в НКВД настоящие стахановцы, такие, как Пётр Магго. Карьеру начал в 1919 году в ВЧК в личной охране Феликса Дзержинского, а также в его личной расстрельной команде. Быстро поднялся до начальника внутренней тюрьмы ВЧК, что на углу Большой Лубянки и Варсонофьевского переулка. В 1936 году Магго лично расстрелял Зиновьева и Каменева, видных деятелей компартии. За 11 лет службы Магго расстрелял немногим менее десяти тысяч человек, прямо «стахановец» с наганом. За «трудную» службу был награждён знаком «Почётный чекист», двумя орденами Красного Знамени и орденом Ленина. Высоко ценила партия большевиков заплечных дел мастера! В 1940 году, пережив на своём посту Ягоду и Ежова, Магго был уволен из органов по приказу Берии. А поскольку в органах после каждой экзекуции пили водку неумеренно, заработал алкогольный цирроз печени, от которого скончался в 1941 году.
О широко известном в узких кругах палаче своего народа Илье рассказал один из офицеров СМЕРШа зимой 1944–1945 годов. Знавший о репрессиях из истории, Илья не очень удивлён был, скорее поражён количеством расстрелянных одним человеком. Вероятно, Магго имел психические отклонения, маньяк с садистскими наклонностями. А ведь у Магго ещё подручные были, тоже приводившие приговоры в исполнение.
День за днём, методично, упорно Красная Армия продвигалась по территории Польши, всё ближе к границам Германии. Когда вермахт в сентябре 1939 года занял Польшу, разрушений было мало. Зато сейчас немцы успели настроить ДОТы и прочие фортификационные сооружения, зачастую на окраинах сёл и городов, и теперь Красной Армии приходилось уничтожать их артиллерийским огнём, бомбардировками с воздуха. Доставалось и жилым домам. Правда, гражданских там не было, проживали солдаты. К концу 1944 года вермахт изменился качественно. Появилось много совсем молодых, из «Юнгштурма», а также солдат в возрасте, причём с дефектами здоровья – в очках, с отсутствием одного или нескольких пальцев на руках. Илья понял, что Германия исчерпала людские ресурсы, бросает в бой всех, кто может стрелять. Конечно, костяк полков и дивизий составляли вполне боеспособные солдаты, но раньше состав подразделений был более однороден. И выучка стала хуже. Илья помнил, как ещё год назад на передовой немецкие снайперы и пулемётчики головы поднять не давали, потери личного состава были большие. Но наши снайперы выбили опытных противников, да ещё массированные артобстрелы сделали своё дело. Это в 1941–1942 годах, когда стрелять было нечем, был жёсткий лимит на снаряды, один-два на орудие в сутки, отвечать не могли. Ныне ситуация иная. Засекут позицию снайпера или пулемётное гнездо, так сразу накрывают миномётным и артиллерийским огнём, чтобы наверняка. Ведь пара пулемётных расчётов вполне может сорвать наступление роты, нанести серьёзные потери.
У немцев на участке их дивизии появился снайпер, вернее, пара. Немцы, как и наши, охотятся снайперскими парами. Лёжки их рядом, один стреляет, другой фиксирует попадание, без свидетеля убитый противник не засчитывается. Против снайпера работали наши снайперские пары, но безрезультатно. Они на одном участке его ждут, позицию обустроят, а он на другом участке появится. Один-два метких выстрела, и уходит. Причём по рядовым солдатам не стреляет. В офицеров, в пулемётчиков, расчёты орудий. Неделю наши снайперы не могли снайпера подловить. Илью вызвал командир роты.
– Командование сильно обеспокоено появлением на участке нашей дивизии снайпера. Судя по его действиям, очень опытен. Собирай группу и на ту сторону. Надо выследить и убить, а уж если в плен возьмёте, то орден получишь. Комдив злой, у него водителя вчера убили. А целили наверняка в него. Прикинь, от передовой восемьсот метров, плюс нейтральная полоса минимум двести. На километр выстрел по движущейся цели и точное попадание.
– Против снайпера должен снайпер работать. У них свои приёмы.
– Снайперы наши работают, толку пока не много. Приказ начдива есть, изволь выполнять. Делай что хочешь, руки у тебя развязаны.
– Есть!
Ничего себе задание! Из разряда – пойди туда, не знаю куда, и принеси то… Как в сказке.
Пока было светло, Илья выбрался на передовую. Устроился под подбитым немецким танком. Солнце уже на западе и без прикрытия, своего рода козырька, нельзя. От линз бинокля будет «зайчик», и считай – труп. Или снайпер, или пулемётчик по засветке обязательно выстрелит. Отсвет от оптики – это или офицер с биноклем, или снайпер с оптическим прицелом. По любому цель привлекательная. На участке фронта с километр определил три возможные огневые точки снайпера. Полуразрушенный костёл за немецкой траншеей. За кирпичной стеной стрелка не видно, а с высоты отлично проглядываются наши позиции. Вторая возможная позиция – сгоревший танк на нейтралке, в полусотне метров от немецкой траншеи. И третья – холм с кустарником уже за немецкой траншеей, метрах в ста.
Снайперу возвышенная точка нужна, с неё сектор обстрела и обзора лучше. Не всегда, но часто. Долго думал, сколько человек в группу взять и кого? Решил – двоих. Так перейти на ту сторону проще и спрятаться. Причём наблюдение начинать ещё с сумерек. Снайпер выйдет на позицию на рассвете, только-только солнце вставать начнёт. Вот тогда выглядывать его надо. Во-первых, пара будет, во-вторых, отличительная черта – оптический прицел на винтовке. Его не снимают, надевают чехол, чтобы не повредить. Ибо после снятия и установки винтовку по новой пристреливать надо. Снайперское дело очень кропотливое, важна каждая мелочь. Пристреляет снайпер винтовку и на позицию берёт патроны из этой же партии, из одного цинка. Вроде мелочь, а при стрельбе на дальние дистанции, если не учесть, получишь промах. Только снайпер имеет много позиций и волен выбирать любую. А у Ильи засада должна быть единственно верная. После раздумий выбрал двоих. Сержант Гавришов до разведки сапёром был, умеет со взрывчаткой обращаться. Илья сам видел, как он на нейтралке мины снимал. Грамотно, не все, потому как мины-лягушки немцы всегда на неизвлекаемость ставили. Лучше их было стороной проползти. А второй разведчик натуральный следопыт, Иванов. Фамилия русская, а сам из северных малых народностей, то ли ненец, то ли эвенк. Глазки как щёлочки, скуластый, кривоногий, но любые следы читал, как открытую книгу. В тундре без этого никуда, иначе без добычи останешься. А еще стрелял метко.
