– Тебя никто не спрашивает, – мама хлопнула бумагами по столу. – Тебя ставят в известность. Будь добра не осложнять нашу жизнь, у нас и без того много переживаний и дел. Ты должна быть счастлива, что мы создаем для тебя самые лучшие условия. Никто в этом городе не получает больше, чем ты!
– Я не поеду. Я останусь здесь с няней Жанин.
– Мы уже договорились с хорошей школой, тебя ждет блестящее будущее в столице, престижный институт. Несмотря на то что ты не проявляешь пока никаких очевидных талантов и способностей, столица дает тебе шанс получить отличное образование, а впоследствии при нашей протекции ты сможешь…
– Я не поеду, – она не могла произнести ничего другого, кроме этих трех слов, но именно их она повторяла с непоколебимой уверенностью, прямо глядя в отцовские светло-серые глаза.
– Ты что думаешь, мы оставим тебя здесь с Этой? Да мы уволили ее уже вчера вечером. Она получила расчет и больше не появится в этом доме! – мама даже зарделась от гнева. Белая не подозревала, насколько, оказывается, мама ненавидела Жанин.
– Я тебе всегда говорила, что эта вражеская профурсетка научит нашу дочь только плохому. И вот, полюбуйся! Она «не поедет»! То есть она думает, что может что-то решать, подумать только! Ты это слышишь?! – мама обращалась к отцу, но смотрела на дочь почти с отвращением, которое та чувствовала и раньше, но чаще всего оно было почти неуловимо. А теперь чувства вырвались наружу, и Белую обжигало материнским гневом и ненавистью.
– Послушай, дочь, – он так редко называл ее «дочерью». Белая страшно растерялась, ее уверенность сразу стала улетучиваться, а тело слабеть. Хотелось свернуться клубочком возле отцовских коленей и с полным доверием, глядя на него снизу вверх, совершенно по-детски сказать: «Что, пап?» и послушаться, сделать все, что бы он ни попросил. – Дело в том, что уже все решено. Поверь мне, мы хотим тебе только добра. Няня Женя, кстати, тоже. Она пожелала тебе всего хорошего, извинялась, что не могла проститься. Она полностью одобрила наше решение.
– Одобрила?!! Да кто она такая, чтобы одобрять! Она прислуга! Ты понял? Прислуга! Она никто!
– Подожди, не кричи. Конечно, прислуга. Мы, кстати, заплатили ей большие отступные, и она тоже уедет из города и, возможно, из страны, как всегда хотела, – скорее всего, уже уехала. Так что тебя здесь больше ничего не держит. Здесь же… провинция, даже университета нет. Где бы ты продолжала образование? В техникум связи пошла бы? Или в медицинское училище?
– Именно! Папа, я пойду в медицинское училище. Там с моими «талантами», как ты выразился, мне самое место. Тебе ли не знать про мои «академические знания»? Я же вас там только позорить буду – «дочь без особых способностей». А здесь я и без вас проживу, я уже взрослая (втайне она надеялась найти Жанин, не верила, что та так легко могла оставить ее, уйти не попрощавшись, не оставив адреса).
– Не говори чепухи! Взрослая она! Быстро иди в свою комнату, собирайся. Чемоданы на антресолях. И бери с собой только самое нужное, остальное все равно будем покупать на месте. Белая Ворона – вот точное прозвище дали тебе в школе. Ворона и есть! И еще выступает! Ишь, развыступалась! А все эта ваша няня. Была бы моя воля, и дня бы эта фифа здесь не проработала. Живо в комнату, я сказала!
Малыш завозился в кровати, вот-вот проснется. Похоже, пора давать ему лекарство, лучше не ждать, пока боли снова вернутся. Она развела порошок, подошла к кровати, подняла его голову, немного потную со сна.
– Малыш, выпей, и можешь поспать еще, если хочешь.
Мальчишка сглотнул лекарство, заморгал, заулыбался.
– Ты такая красивая, Белая, ты знаешь?
– Ты мое солнце. Похоже, ты единственный в этом городе, кто так думает. Давай будем вставать, раз проснулся.
– Война закончилась? Сегодня тоже тихо.
– Похоже на то. Тихо. – Она поставила на плиту кастрюльку с молоком, Малыш любил рисовую кашу с изюмом.
Пока она умывала его и помогала чистить зубы, он скалился в зеркало, строил рожи. Волосы торчком, заспанные синие глаза. Потешный, любимый ежик. Просто ребенок, совсем малыш.
– Ты ночью сказала мне, что ты видела детей. А мы сегодня пойдем к ним?
– Не знаю, я не видела, куда именно они пошли. Уже темнело, и они скрылись в боковой улице. Но я думаю, если они не ушли из города, то мы непременно с ними встретимся, обязательно.
– Белая, скажи, – Малыш уже сидел за столом, болтал ногами, ждал кашу, – а зачем война?
– Что значит – зачем? Почему – ты, может быть, хотел сказать? – Она привычно отмеряла порцию риса, изюма, немного соли.
– Да почему понятно: потому что одним хочется навязать свою волю, а другие не согласны. Так ведь? А вот зачем, для чего? Ведь что из-за войны получается? Разрушенный город, погибшие люди. Те, кто проиграл, – все потеряли, те, кто победил, – все бросили. Все, что здесь есть, им оказалось не нужно. Они куда-то увели всех людей.
– Не куда-то, а в Центры по Усовершенствованию Внешних и Внутренних Качеств, как постановила эта их чертова Комиссия.
– А мы почему не пошли усовершенствоваться?
– А ты как думаешь?
– Потому что мы совершенные?
– Нет, Малыш, совершенные сидят в Правительстве и в других «местах благополучия», а мы с тобой здесь, в оставленном всеми городе. И мы здесь потому, что не считаем, что нас нужно менять, мы и такими проживем, верно?
– Верно. Мы и такими проживем. Вот только не знаю, сможем ли мы одни прожить. И что нам делать дальше.
– Да уж, и не спрашивай. Хотела бы и я знать, что дальше. Но ведь если мы не знаем этого сейчас, это не значит, что не узнаем потом, верно?
* * *
Очкарику снились чудовища. Огненные пасти пожирали все вокруг, весь мир уже горел, он оставался совсем один на маленьком острове голубого озера, но чудовища подходили все ближе. Их огненные языки поджигали траву, огонь быстро заполнял весь остров. Становилось нестерпимо жарко. Он даже попытался забраться на вершину какого-то большого дерева… и тут услышал голоса. Это были взрослые, и они спорили.
Парнишка откинул одеяла, и сразу стало легче, не так жарко. Ребят вокруг не было, значит, все уже давно встали. Он с трудом нашел свои очки, так как все было завалено одеялами и одеждой. Нестерпимо хотелось в туалет, но он сначала решил понять, откуда эти голоса.
– Да не надо никого искать и ни с кем объединяться, ты что, не видела, что стало с этой ЗПЧ? Армия Защиты Прав Человека, етить ее. Сама себя защитить не смогла, сдались после недели боев. Нас никто не защитит, мы никому не нужны. Мы отлично запаслись, без всех проживем.
– Ну вы-то проживете, а со мной дети. Их надо лечить, учить, развивать…
– Это еще что за чучело такое, етить его? – Очкарик, зайдя в гостиную, откуда доносились голоса, напоролся на какого-то неприятного типа. Каланча стояла у окна; на диване развалившись сидел взрослый красивый дядька в чем-то оранжевом.
